Исследование творчества Чехова продолжается…
«Чеховские чтения в Ялте», «Книга». М. 1973. 181 стр.
Автор: Мария РЕВ
В 1971 году в Ялте, в связи с 50-летием Дома-музея А. П. Чехова, состоялась научная конференция. В самом конце 1973 года вышел сборник, в основу которого положены доклады и сообщения, прочитанные в Ялте. И конференция, и выпуск этого издания были организованы Государственной библиотекой СССР имени В. И. Ленина.
Ряд статей сборника посвящен оценке творчества Чехова в связи с судьбами реализма конца XIX века. К их числу относится работа Н. Крутиковой «Реализм Чехова», которая имеет широкий историко-литературный аспект. Автор использует разнообразный материал, характеризуя специфику реализма Чехова, своеобразие его повествовательной манеры, обозревает работы о его творчестве разных ученых и литераторов. Н. Крутикова опирается на высказывания А. Белецкого, считавшего, что творчество Чехова следует определять «как звено в общей цепи литературного процесса XIX – XX века, в окружении предшественников, современников и последователей» (стр. 11). Н. Крутикова убедительно оспаривает подход американских исследователей Р. Мэтьюсона и Х. Мак-Лейна к творчеству Чехова, трактующих его «в отрыве от русской действительности, вне связи с процессами освободительного движения, в нарочито асоциальном, отвлеченно-моралистическом или религиозно-мистическом плане» (стр. 6). Однако здесь стоило бы отметить и достижения зарубежных исследователей Чехова, например монографические работы Т. Виннера в США, Н. Нильсона в Швеции, Р. Сливовского в Польше. В них содержатся тонкие и свежие наблюдения, которые расширяют наши представления о творчестве писателя.
Одна из самых сложных проблем – изучение своеобразия реализма русской литературы конца XIX – начала XX века в связи с другими литературными течениями. Этот вопрос – в центре внимания В. Кулешова, автора статьи «Реализм Чехова в соотношении с натурализмом и символизмом в русской литературе конца XIX и начала XX века». Еще памятны времена, когда водораздел проводился с излишне категорической прямолинейностью и получалось, что реализм стоит особняком и совершенно независим от художественного опыта других методов и направлений. В. Кулешов избежал такого однозначного, предубежденного подхода. В его статье поиски Чеховым новой формы рассматриваются в связи с общими тенденциями литературного процесса. О плодотворности этого подхода говорит и не раз приводившееся высказывание Горького: «Говорят, напр., что «Дядя Ваня» и «Чайка» – новый род драматического искусства, в котором реализм возвышается до одухотворенного и глубоко продуманного символа. Я нахожу, что это очень верно говорят. Слушая Вашу пьесу, думал я о жизни, принесенной в жертву идолу, о вторжении красоты в нищенскую жизнь людей и о многом другом, коренном и важном. Другие драмы не отвлекают человека от реальностей до философских обобщений – Ваши делают это». В последних работах и образ Треплева из «Чайки» анализируется более многогранно, не только как разоблачение модернистских течений (в духе реплик Аркадиной о пьесе своего сына). В. Кулешов выступает против однолинейного восприятия творчества Чехова. Он считает, что «назрела задача сопоставления реализма Чехова с современным ему натурализмом и символизмом в русской литературе» (стр. 22). Без такого подхода нельзя осмыслить современное звучание чеховского творчества, его воздействие на литературу XX века.
Значительную часть сборника составляют работы, раскрывающие творческую лабораторию Чехова, отражающие процесс создания произведений различных жанров: повестей, рассказов, пьес, очерков. Известно, что сам писатель редко сохранял рукописи, тем более черновики напечатанных произведений. Но и то, что дошло до нас, особенно записные книжки Чехова, открывает богатые возможности для понимания своеобразия его литературной работы. В 20-е, 30-е годы в чеховедении возникло своего рода «разделение труда». С одной стороны, появились работы обобщающие. С другой стороны, оживленно велась комментаторская работа и установление точных данных о жизни и творчестве писателя. В этой области большие заслуги принадлежат Е. Коншиной, С. Балухатому, А. Дерману, Н. Гитович. И тем не менее многое из рукописного наследия Чехова еще ждет своего исследователя. В предисловии к сборнику отмечено, что крайне мало у нас трудов «по творческой истории отдельных произведений, которые были бы построены на изучении черновиков, на сличении и анализе разных редакций» (стр. 4).
Исследование творческого процесса, пожалуй, один из наиболее обширных разделов современной чеховианы. Мы сегодня ясно осознали слабости работ, занимавшихся изучением социальных сторон русской жизни, которые отразились в произведениях Чехова, и штудий, которые замыкались в текст произведений, пренебрегая их содержанием и творческой историей. К счастью, комплексное изучение творчества писателя сейчас прочно входит в литературоведение вообще и в работы о Чехове в частности.
Эта черта свойственна статье З. Паперного «Рождение сюжета», исследующей творческий процесс Чехова – от первоначального замысла до его воплощения. Автор приходит к убедительному выводу, что «отличительная черта Чехова, очевидно, состоит в том, что он отправляется от драматического факта, поступка, решительного действия героя как от исходного момента, который затем все более преодолевается. Это чеховское преодоление ясно очерченного, напряженного действия осуществляется разными путями. Писатель исходит из общего представления о трагически-будничном характере жизни, засасывающей тине мелочей. Показывая сопротивление героя среде, он вначале намечает какое-то действие, попытки изменить течение жизни, а затем приходит к сюжету как круговороту, где в конце герой как бы снова отброшен к началу… Обращение к бессобытийному сюжету не снижает, а, наоборот, повышает внутренний драматизм» (стр. 51). Такое преодоление сюжета, по мнению З. Паперного, характеризует больше всего драмы Чехова.
«В других случаях, – пишет автор, – единичный факт, резко подчеркнутый, символически-многозначительный, начинает расширяться, обретает черты всеобщности» (стр. 51). Но во всех случаях главное то, что центр тяжести переносится с внешне ярко выраженного действия на скрытое его течение.
В своей статье В. Лакшин прослеживает творческую историю «Вишневого сада» от возникновения замысла до окончательного текста. Сопоставляя режиссерский, цензурованный и суфлерский экземпляры пьесы, относящиеся к первой постановке, он устанавливает, что имеются некоторые разночтения как с окончательным текстом, так и с беловым автографом.
Третья большая тема книги – сопоставление жизненных фактов и прототипов с чеховскими образами и сюжетными ситуациями. В этом плане выделяется статья Е. Сахаровой. На широком фоне литературных явлений эпохи по-новому воссоздана творческая история «Рассказа неизвестного человека». Анализируя авторскую работу над текстом, Е. Сахарова использует материалы, которые побудили Чехова написать эту повесть и позволяющие судить о ее прототипах, в том числе о прототипе центрального героя повести, бывшего народовольца И. Ювачева. Но «внутренний мир художника, – пишет автор, – явление настолько сложное и глубокое, настолько подчас скрыто от нас то, что совершается внутри сознания творца, что категоричность утверждений и выводов в данном случае особенно недопустима».
Е. Сахарова на основе своих исследований делает вывод: «Даже опираясь на материалы истории создания одного произведения, можно с уверенностью сказать, что, начиная со второй половины 80-х годов, Чехов проявлял серьезный, стойкий интерес к революционному движению в России, хорошо знал многих деятелей общественной борьбы, встречался с ними, был знаком, в частности, и с представителями революционного народничества» (стр. 62).
Статья М. Семановой «Чехов-очеркист» показывает, как жизненный факт и документ творчески преображались под пером писателя. Раньше принято было считать, что путешествие Чехова на «остров невыносимых страданий» оставило мало следов в его творчестве и запечатлелось разве что в рассказе «В ссылке». Благодаря новым материалам, найденным в Центральном государственном архиве РСФСР Дальнего Востока в Томске, автору удалось документирование показать, как ожили эти впечатления Чехова от поездки в повестях «Палата N 6» и «Рассказ неизвестного человека».
«Чехов. Лика. Левитан и «Чайка» – тема статьи Ю. Авдеева. Он дополняет уже известные моменты рождения замысла «Чайки» новыми. Ю. Авдеев прошел по левитановскому маршруту в Удомельском районе, побывал на озере Островное, пейзаж которого, по его мнению, отражается в «Чайке».
Две статьи показывают литературные связи Чехова: «Тургеневское начало» в драматургии А. П. Чехова» П. Пустовойта и «Чеховские традиции в современном советском рассказе» Т. Замория.
Вторая часть «Чеховских чтений в Ялте» посвящена Дому-музею А. П. Чехова. Здесь много новых материалов, освещающих историю музея и жизненный подвиг М. П. Чеховой – его созидательницы и хранительницы. Это материалы, извлеченные из архивных фондов Государственной библиотеки СССР имени В. И. Ленина (Ю. Благоволина), Государственного музея Л. Н. Толстого в Москве (А. Мелкова), Дома-музея А. П. Чехова в Ялте (А. Ханило). Здесь же воспоминания родственников писателя – Е. М. Чеховой и С. М. Чехова; приведенные ими письма и документы из семейных архивов характеризуют деятельность их отца, М. П. Чехова, его роль в жизни ялтинского музея в 20-е и 30-е годы, его помощь, оказанную Марии Павловне.
Заключается сборник сообщением А. Ханило о новых чеховских автографах, поступивших в ялтинский музей. Интересна история одного ценного подарка музею. «В 1971 г., – пишет А. Ханило, – в музей приехал сын доктора И. Н. Альтшуллера, лечившего Чехова в Ялте, Григорий Исаакович, ныне проживающий в Америке. Он привез в дар музею чернильницу, которая принадлежала Чехову. Старинная бронзовая с эмалью чернильница XVIII века с песочницей была когда-то подарена Антону Павловичу А. С. Сувориным. Доктор Альтшуллер, часто бывавший у Чехова, не раз ею любовался и однажды сказал писателю, что она ему нравится. Антон Павлович ответил, что после его смерти он может взять себе эту чернильницу. И действительно, сестра писателя Мария Павловна после смерти брата отдала чернильницу Альтшуллеру. Как дорогую память ее бережно хранили в доме доктора. И теперь, спустя многие десятилетия, решили передать туда, где она находилась при жизни писателя» (стр. 178). А ручку Чехова Г. Альтшуллер передал московскому музею писателя.
Мы надеемся, что доброе начинание Государственной библиотеки СССР имени В. И. Ленина, выпустившей чеховский сборник, будет продолжено.
г. Будапешт