«Индейские дары»: сюжет о межрасовой розни и образ белого мстителя в литературе американского фронтира

«Месть — индейский дар («an Injin gift»), прощение — дар белого человека», — говорит Натти Бампо Гарри Марчу в «Зверобое» («The Deerslayer», 1841), последнем романе цикла о Кожаном Чулке Джеймса Фенимора Купера.

— Бог создал все три расы равными, Гарри.

— Равными? Ты сравниваешь нигера с белым, а меня с индейцем?

— Ты говоришь, не понимая, и отказываешься меня услышать. Все мы, белые, черные и красные, созданы Богом. Без сомнения, в том, что все мы разных цветов, есть мудрый умысел Божий. И все же. Он сотворил нас всех одинаково чувствующими (much the same in feelin’s), хотя я не буду отрицать того, что у каждой расы есть свои дары (gifts). Дары белого человека — дары христианские, краснокожего — дары, более пригодные для жизни в дикости. Так, белому не годится снимать скальпы, для индейца же это — добродетель. Белый не может, воюя, подстерегать женщин и детей, а краснокожий может. Это жестокая работа, я понимаю; но для них это законная работа, для нас же — тяжкая (grievous)¹.

Купер вкладывает в уста Натти, рассуждающего о расе, одновременно республиканскую формулу (ср.: «Бог создал все расы равными» — «Все люди были созданы равными» / «All men were created equal») и сентиментальную («Бог сотворил нас одинаково чувствующими»). Расовое различие коренится в «дарах» — природных или божественных, которыми наделена та или иная раса. Как говорит Натти, «традиция, предназначение, цвет кожи и законы столь различны в разных расах сообразно количеству даров». Поскольку «дар» Бога непреложен, он не подлежит возврату или обмену. Принять его — значит следовать «расовым» склонностям: «…индейцы и правда хвастливы, но это дар природы и грешно противиться природным дарам» («nat’ral gifts»). Напротив, присваивать себе дар другой расы противно естественному закону.

В настоящей статье мы предлагаем поговорить об «индейском даре», понимаемом двояко, — с одной стороны, как качество или свойство, якобы имманентно присущее всей индейской расе, с другой стороны, как «дар» мести и насилия, который оказывается заразительным и, переходя от индейцев к белым, грозит стиранием расовых границ. С этой целью мы обратимся к произведениям Купера и его современников, Джеймса Холла и Р. Монтгомери Берда. Эти тексты не только участвовали в создании нового культурного героя — героя фронтира, — но и неизбежно отразили в себе противоречивые расовые теории и расистские представления своего времени.

Дж. Ф. Купер между детерминизмом и релятивизмом

Нетрудно заметить, что в основе наивного детерминизма Натти Бампо лежит идея расового превосходства. «Христианские дары» белого человека в моральном смысле превосходят «индейские»: индеец мстит, белый прощает; индеец беспощаден к женщинам и детям, белый великодушен и т. д. Куперовский концепт расового различия, определяемый при помощи «даров», прямо противоречит идее миссионерского обращения; христианские дары — это дары белых, а индейцы должны следовать собственной судьбе² . «Дары» в данном случае отсылают к идее данности, закрепления за расой определенных «природных» качеств, санкционированных божественным замыслом. Заметим, правда, что сам Купер был непоследователен и придерживался разных, порой взаимоисключающих расовых теорий. Например, теория врожденных расовых характеристик и предписанного свыше предназначения конкурирует, в рамках одного и того же романа, с теорией моногенеза, то есть формирования расовых особенностей в зависимости от окружающей среды. Последняя, например, отражена в следующем разговоре Натти с Джудит и Гетти:

— Чем дар отличается от природы? Разве природа сама не Божий дар?

— Разумеется. Твое замечание сметливо и звучит правдоподобно, Джудит, но главная идея неверна. Природа и есть само творение: все желания, идеи и чувства, ибо все в ней рождается <…> Что касается даров, они — результат обстоятельств (sarcumstances). Посели человека в городе, и у него будут городские дары; в колонии — колонистские, в лесу — лесные. У солдата солдатские дары, у миссионера дар молитвы <…> И все же в глубине природа одна и та же; так же, как человек в военной форме — такой же, что и человек, одетый в шкуры (clad in skins) <…> В этом оправдание даров: ты ожидаешь, что человек в шелках и сатине будет вести себя иначе, чем человек в сермяжке; но Бог, который создавал не одежду, а самого человека, смотрит лишь на свое создание.

Сандра Томк замечает, что Купер пересматривает «концепт расовых «даров», понимая его как условное изобретение, указывающее на культурные механизмы и привычки, и не больше» [Tomc 2009: 150], которое, следовательно, не может быть «аутентичным», решающим фактором в праве владения землей. Книга знаменательным образом заканчивается выселением с озера Отсего как красных, так и белых: роман имел непосредственное отношение к имущественным претензиям самого Купера на землю, где разворачивается место действия «Зверобоя». Но как бы ни было заманчиво (вслед за Томк) увидеть в «Зверобое» апологию культурного релятивизма, это всего лишь одна из заявленных в романе позиций, опровергающая более ранние высказывания самого же Бампо о непроницаемости расовых границ. При этом в самом романе «дары» — в значении талантов, способностей, расовых характеристик — действительно передаются не только по вертикали, от Бога к человеку, но и по горизонтали, путем мимикрии с окружающей средой или через обмен. Белые персонажи «Зверобоя» Марч и Гаттер снимают скальпы с индейцев, в том числе с женщин и детей, уподобляясь дикарям, движимым природными склонностями и обычаями. Но и индейцы вслед за белыми начинают продавать скальпы, перенимая чуждые им привычки; тем самым «индейский дар», в свою очередь, коммерциализируется; знак доблести и отваги воина (скальп) становится предметом легкого, хотя и опасного, заработка и наживы.

1. Перевод с английского здесь и далее мой. — А. У. Слово «дар» (gift) утрачено в русском переводе Т. Грица.[↩]
2. Купер, таким образом, разделял популярную идею невозможности культурной ассимиляции индейской расы. [↩]