№9, 1972/На темы современности

«И в одну мы слились семью…»

1

Год полувекового юбилея государственного объединения советских республик стал годом не только большого праздника, но и большой работы. Работы для всех – в том числе и для тех, кто занимается изучением проблем художественной культуры народов СССР, ее интернационального единства, ее самобытности и многообразия. Эта работа не явилась простой данью знаменательному числу в календаре; она должна становиться все более интенсивной. Размышляя над ее перспективами, многое стараешься осмыслить основательнее, чем вчера.

И в частности, задумываешься: отчего национальный вопрос, в том числе и применительно к искусству, в последние годы обретает новые аспекты и привлекает к себе такое внимание?

Разумеется, основные принципы подхода к нему были и остаются у нас непоколебимыми. Нашей эстетической теорией, литературоведением, искусствознанием, критикой сделан немалый вклад в дело пропаганды, защиты и дальнейшего творческого применения этих коренных методологических принципов. Широко известны работы как отдельных ученых, так и целых коллективов, посвященные истории многонациональной советской культуры, проблемам интернационализма искусства социалистического общества. Исследования, связанные с этой проблематикой, ведутся во всех союзных республиках, и опираются они на прочный фундамент марксистско-ленинской науки.

Но при всей незыблемости этого теоретического фундамента, при всей неизменности исходных позиций жизнь вносит немало нового в решение ряда конкретных вопросов. Это становится особенно заметным, когда сравниваешь нынешнее состояние нашего искусства с некоторыми страницами истории советской художественной мысли.

Мне вспоминается стихотворение Маяковского «Киев». Многое и самое главное в нем словно бы написано в наши дни. Нам и теперь близко в этих стихах чувство революционной гордости за родину ленинизма, как злободневен поныне в самой основе своей и пафос непримиримости к апологетам отжившего и обреченного в национальной истории. Поэт обращается к ним с гневными, даже жестокими словами:

Наша сила –

правда,

ваша –

лаврьи звоны.

Ваша –

дым кадильный,

наша – фабрик дым.

Ваша мощь –

червонец,

наша –

стяг червонный.

– Мы возьмем,

займем

и победим.

Здравствуй

и прощай, седая бабушка!

Уходи с пути!

скорее!

ну-ка!

Умирай, старуха,

спекулянтка,

набожка.

Мы идем –

ватага юных внуков!

Да, юным внукам должно претить елейное умиление перед «лаврьими звонами», о чем и теперь всем нам надо крепко помнить.

Но вот что бросается в глаза: ведь эта ударная поэтическая концовка как бы полемизирует с первыми строфами того же стихотворения, удивительно лиричными и проникновенными:

Лапы елок,

лапки,

лапушки…

Все в снегу,

а теплые какие!

Будто в гости

к старой,

старой бабушке

я

вчера

приехал в Киев.

Вот стою

на горке

на Владимирской.

Ширь во-всю –

не вымчать и перу!

Строчки взволнованные, глубоко патриотичные, однако согласитесь: последующими словами о «старухе, спекулянтке, набожке» задушевность зачина в какой-то мере снимается, зачеркивается, дезавуируется. Поэт вдруг начинает чуть ли не извиняться за охвативший его прилив национальной гордости, на миг показавшейся ему немного похожей на великорусское чванство!

Даже чуть

зарусофильствовал

от этой шири!

И лишь после секундной заминки смущенная интонация сменится иной:

Русофильство,

да другого сорта.

Вот

моя

рабочая страна,

одна

в огромном мире.

– Эй!

Пуанкаре!

возьми нас?..

Черта!

Эти стихи о «матери городов русских». А вот – о столице Союза Республик (из другого стихотворения); в строчках поэта угадывается вольная или невольная полемика с хрестоматийными словами: «…люблю тебя как сын, как русский…».

Москва

не как русскому мне дорога,

а как огневое знамя! –

так написалось в стихотворении «Нашему юношеству». Пожалуй, сегодня для нас было бы уже совершенно естественным звучание этих строк в иной редакции: и как русскому, и как огневое знамя. Я веду речь не об индивидуальном мироощущении художника, а о тех сдвигах в общественном сознании, которые находят свое выражение в искусстве. Ведь опасение, что, быть может, в эпоху мировых революционных катаклизмов – не до еловых «лапок, лапушек», не до отечественных пейзажей и не до древних преданий седой Руси, было характерно не для одного Маяковского. Вот художник другого поколения и другого лирического голоса, поэт, только-только запевавший свою песню, – Павел Коган, чей патриотизм подтвержден не одними стихами, но и жизнью, отданной на войне, недаром названной Отечественной, – на войне, в преддверии которой он писал:

Я – патриот. Я воздух русский,

Я землю русскую люблю,

Я верю, что нигде на свете

Второй такой не отыскать,

Чтоб так пахнуло на рассвете,

Чтоб дымный ветер на песках…

Но и ему казалось, что это чувство нуждается в оговорках, он начинал оправдываться, ибо потомкам, «людям Родины единой», такая любовь к России, как ему думалось, могла представиться «рутиной», чем-то ограниченным, даже, может быть, оскорбительным:

И пусть я покажусь им узким

И их всесветность оскорблю…

По мере развития социалистических наций в их искусстве все меньше оставалось места для подобных опасений, все меньше была нужда в оговорках и оправданиях для национальных, патриотических мотивов. И если, например, у Леонида Леонова раньше, в «Соти», акцент еще не падал на мотив предельно бережного отношения к бесценным национальным богатствам, к родным русскому сердцу «лапам елок, лапкам, лапушкам…», если там главенствовало утверждение действенного, шумного, решительного вторжения строителей бумажно-целлюлозного комбината в тишину старых российских лесов, то в более позднем его романе, так и названном – «Русский лес», – эта мысль об активном преобразовании мира, продолжая звучать во всем строе произведения, уже существенно дополнялась художнически выраженной идеей сохранения и приумножения ценностей, принадлежащих сегодняшнему трудовому и героическому народу. Не забудем, что лес у Л. Леонова – это не просто ландшафт и не просто запасы древесины: это олицетворение красоты и живой силы Родины.

Сходные тенденции можно обнаружить и в творчестве ряда других художников народов Советского Союза. В искусстве последних лет выражение верности Отечеству явственно обогащается и такими мелодиями, которые на прежних этапах развития наших республик многие готовы были сгоряча, второпях отвергнуть как устаревшие. Но реабилитация ряда представлений, связанных со сферой национального, по сути своей не есть, как правило, возвращение к уже давно преодоленным концепциям. Нет! Путь от «Соти» к «Русскому лесу» не был путем возврата к мировосприятию, характерному для раннего Леонова с его преклонением перед первозданной природой; подобно этому и пути художественного осмысления нашим искусством особенностей развития наций тоже не возвращают нас к зачарованному преклонению перед своеволием стихии национальной.

Другое дело, что идея уважения законов объективно исторического процесса развития народов осознается художниками все более отчетливо. И это очень существенно.

Можно оспаривать экономические аспекты трактовки Сергеем Герасимовым байкальской проблемы, но не она художественно главенствует в фильме «У озера» (где, между прочим, как и некогда в «Соти», показано вторжение в царство природы строителей целлюлозного предприятия). Главное и в этом произведении – проблема отношения к тем ценностям, богатствам, чей хозяин – народ. К богатствам и материальным и духовным. Выступая против созерцательного преклонения перед нетронутой, «извечной» красотой этих национальных богатств, самым энергичным образом становясь на позиции исторической активности, художник в то же время движим желанием категорически, по-государственному, по-хозяйски выступить против любого браконьерства – в буквальном и переносном смысле этого слова.

Как Леонов оберегает от грацианщины (она – тоже своего рода браконьерство!) русский лес, так оберегает от всяческих браконьеров киргизский лес автор повести «После сказки» Чингиз Айтматов. У этих писателей, разумеется, леса – это не только деревья; речь у них идет о человеческом богатстве, о народной душе, о ценностях исторических. К некоторым образам из этих произведений я еще вернусь, а сейчас хочу обратить внимание читателя на то, что художниками разных республик немало сделано для бережного сохранения патриотических традиций.

На XXIV съезде партии было подчеркнуто: «За последние годы у нас проделана значительная работа по воспитанию у советских людей чувства гордости за свою Родину, за свой народ, за его великие свершения, чувства уважения к достойным страницам прошлого своей страны». Отмечено в этой связи и то, что «патриотическая тема находит достойное отражение во многих произведениях советской литературы и искусства» 1.

Наряду с этими бесспорными заслугами нашей многонациональной художественной культуры, на съезде отмечались и некоторые издержки в ее развитии. В частности, указывалось на то, что кое-где наблюдается этакое умиление перед отжившими обычаями и традициями. Не всегда достаточно полно отражаются в искусстве коренные изменения в жизни народов, строящих новую жизнь, недооцениваются подчас тенденции сближения и взаимообогащения национальных культур, а бывает, что и поэтизируются те самые «лаврьи звоны» и «дым кадильный», по которым так беспощадно бил своим стихом Маяковский.

Разобраться в сложности процесса, понять, что является ведущим, главным, плодотворным, а что таит в себе подводные рифы, уяснить всю совокупность причин нынешнего обостренного интереса к проблемам национального и интернационального в искусстве и занять точную позицию в обсуждении этих проблем – значит определить и ряд актуальных аспектов исследования художественной культуры.

Коснусь лишь некоторых из них.

В Отчетном докладе Центрального Комитета КПСС XXIV съезду партии отмечалось: «Вызывает большое удовлетворение тот факт, что плодотворное развитие литературы и искусства происходит во всех наших республиках, на десятках языков народов СССР, в ярком многообразии национальных форм». Эта высокая оценка развития нашей многонациональной художественной культуры не зовет, однако, к самоуспокоенности, – напротив, она говорит о реальной возможности (а стало быть, и о необходимости) добиваться повышения уровня искусства: «…Нельзя сказать, что в области художественного творчества все обстоит благополучно, особенно в смысле качества создаваемых произведений» 2.

Вопрос о качестве, об уровне, о силе таланта, о глубине содержания и выразительности формы не случайно выдвинут партией на первый план. В наши дни особенно сильно ощущается несостоятельность той встречающейся иногда редакционной, репертуарной или выставочной практики, согласно которой высокий художественный уровень произведений рассматривается как качество желательное, но все же, так сказать, факультативное. Сегодня мы уже не только отвергаем в искусстве посредственность (не говоря уж о прямом браке), мы все нетерпеливее ждем искусства большого, потрясающего, ждем классики, ждем нового Пушкина, современного Руставели, сегодняшнего Навои…

Конечно, гении в искусстве не рождаются по заказу, но в ходе жизни возникает общественная потребность в том, чтобы услышать их могучие голоса, и создаются условия, благоприятные для развития талантов.

Уже на первых порах существования Советского государства был дан могучий толчок развитию искусства народов страны. Но в те годы было немало объективных обстоятельств, затруднявших развитие художественной культуры еще недавно темных, бедных, угнетенных масс, только-только пришедших к новой жизни. По мере укрепления социалистических отношений ссылки на эти преодоленные трудности все меньше могут оправдывать нынешние пробелы, упущения и огрехи. Для развитого социалистического общества будут все более характерны возможность и необходимость дальнейших шагов к искусству будущего, по глубине постижения жизни, мастерству и силе воздействия достойному грандиозных целей народа; именно о таком «действительно новом, великом коммунистическом искусстве, которое создаст форму соответственно своему содержанию» 3, мечтал В. И. Ленин.

Закономерно, что в своей устремленности к искусству таких масштабов, стоящему по идейно-эстетическим достоинствам на уровне лучших образцов художественной мысли, мы обращаемся за «советом» к создателям бессмертных шедевров искусства каждого народа, ставших вершинами национальной культуры, – будь то Пушкин или Лев Толстой, Низами Гянджеви или Саят-Нова, Тарас Шевченко или Ян Райнис. Мы вновь и вновь вспоминаем произведения, выражающие национальный художественный гений и вошедшие в драгоценный фонд прогрессивной мировой культуры. Такова одна из причин растущего интереса к «истокам», к традициям классики того или иного народа.

Отсюда вытекает и важная задача: исследовать не только творчество классиков, но и проблему классики, не только произведения талантливых и гениальных художников, но в проблему художественного таланта и гения. Причем исследовать под углом зрения перспектив коммунистического искусства; а это предполагает последовательный историзм, ибо только поняв неповторимую историческую обусловленность развития таланта в определенном направлении, можно предугадать и в какой-то мере облегчить, ускорить художественный процесс будущего.

В числе важнейших вопросов, которые при этом, думается, встанут, хочется выделить вопросы о народности в искусстве и о той «всемирной отзывчивости», что так высоко ценил Достоевский у Пушкина. Полагаю, что она отнюдь не является монополией русской художественной мысли. Что касается искусства социалистического, на каком бы языке, в каких бы национальных формах оно ни развивалось, в нем традиции «всемирной отзывчивости» неизменно должны получать развитие революционно-новаторское, черпая новые стимулы в интернациональной солидарности рабочего люда.

Таково одно из актуальных направлений исследования проблем национального и интернационального в искусстве.

Другое направление состоит в следующем. На примере художественного процесса наглядно прослеживается одна из характерных закономерностей социалистического общества: чем более развитым оно становится, тем очевиднее выявляются в нем рост коллективного самосознания и – одновременно – рост самосознания индивидуального. В неразрывном диалектическом единстве связаны две тенденции: стремление к раскрытию самобытной, неповторимой индивидуальности – и стремление к общности, сплоченности, единению, братству, солидарности, товариществу. И, анализируя искусство социалистических наций, можно проследить, как национальная культура становится одним из естественных средоточий обеих этих тенденций. В самом деле, национальные особенности как бы предлагают, подсказывают нам предуготованные русла для того, чтобы индивидуальности людей свободно устремлялись разными путями, омывали разные берега, развивались в многообразии тематики, красок, оттенков; и вместе с тем народная общность предполагает духовное единение и сплоченность. Вот еще одна причина усиленного внимания к проблеме национального и – соответственно — одна из увлекательных и благодарных возможностей для теоретических исследований.

Но здесь есть одна скрытая опасность, о которой надо помнить с самого начала, – опасность внесоциального подхода, не учитывающего особенностей наций нового, социалистического типа и их крепкого, органичного союза. Встречаются люди, которые в растерянности перед сложностями социальной жизни фетишизируют национальное начало, пытаясь увидеть в нем некое единственно прочное, незыблемое убежище от всех перемен общественного климата, от любых поворотов, бурь и встрясок. Это решение иллюзорное и, надо сказать, не безвредное.

Когда я говорю, что сфера национального – одно из проявлений индивидуального и коллективного самосознания народов, я всячески акцентирую внимание на словах «одно из». Если же мы станем изображать его главным или единственным, мы нанесем ущерб и индивидуальному самосознанию, и коллективному.

Индивидуальному – потому что абсолютизация национальной общности, чреватая единообразием внутри национальной культуры, хотя и отличала бы ее носителей от представителей других культур, но зато в какой-то мере нивелировала личность каждого из них, обедняя тем самым и национальную культуру в целом.

Коллективному – потому что социалистический коллективизм несравненно шире любого национального единства. В нашей стране, как подчеркнуто в Отчетном докладе ЦК КПСС XXIV съезду партии, «возникла новая историческая общность людей – советский народ»,«родились новые, гармонические отношения между классами и социальными группами, нациями и национальностями – отношения дружбы и сотрудничества» 4.

Эти отношения так жизненно важны, что в известном смысле о них говорится даже как о национальном единстве всего многоязыкого советского народа: на съезде указывалось на «национальные интересы Советского государства», неотрывные от борьбы «за сплоченность социалистических стран и мирового коммунистического движения на марксистско-ленинской основе» 5.

Раскрытие возможностей каждой социалистической нации в ее своеобразии и неуклонный рост связей между трудящимися всех республик – процессы неразрывные, имеющие единую основу. Именно дальнейшее сближение советских народов, коллективное решение ими общих задач приводит и к более активному осознанию самобытности каждого из них. Это понятно; чем больше связей, тем больше сопоставлений. Отсюда постоянное возникновение и разрешение таких психологических и моральных проблем, которые заслуживают серьезного художественного осмысления, что в свою очередь должно сказываться на рассмотрении эстетических, литературоведческих и искусствоведческих вопросов.

Коснусь еще одного направления их исследования. Оно связано с тем повышенным вниманием к национальным особенностям бытового и хозяйственного уклада, деловой и духовной жизни людей, которое вызвано усилением международных контактов. Это контакты разного рода. Развиваются культурные и экономические связи между государствами с разными общественными системами. Крепнет интернациональная солидарность прогрессивных и революционных сил, возглавляемых рабочим классом и миром победившего социализма, происходит социалистическая интеграция в стане народов, строящих новую жизнь. Все эти процессы, неодинаковые по своей природе, разными путями ведут, с одной стороны, к знакомству и взаимопониманию народов, к сближению прогрессивных культур, с другой – к осознанию своей национальной самобытности: все, как известно, познается в сравнении.

  1. »Материалы XXIV съезда КПСС», Политиздат, М. 1971, стр. 84. []
  2. «Материалы XXIV съезда КПСС», стр. 87-88.[]
  3. »В. И. Ленин о литературе и искусстве», «Художественная литература», М. 1969, стр. 666. []
  4. »Материалы XXIV съезда КПСС», стр. 76. []
  5. Там же, стр. 11-12.[]

Цитировать

Дубровин, А. «И в одну мы слились семью…» / А. Дубровин // Вопросы литературы. - 1972 - №9. - C. 14-36
Копировать