Хождения во Флоренцию

Хождения во Флоренцию. Флоренция и флорентийцы в русской культуре. Из века XIX в век XXI / Под редакцией Екатерины Гениевой и Петра Баренбойма. М.: «Рудомино», 2003. 655 с

Эта прекрасная, превосходно изданная книга озаглавлена очень правильно. Правда, может быть, на первый, поверхностный взгляд не совсем точно. «Хождение» – один из жанров древнерусской литературы.

На Руси ходили в дальние страны, влекомые туда рассказами о сказочных богатствах и баснословных чудесах. Так, за три моря, в Индию, ходил тверской купец Афанасий Никитин, обгоняя, сам того не подозревая, славного португальца Васко да Гаму.

Однако гораздо чаще русские люди ходили к святым местам.

Многочисленны «хождения» в Константинополь и Иерусалим.

В середине XV века было написано «Хождение на Флорентийский Собор».

Митрополита Исидора и его сотоварищей Флоренция поразила. На странице 646-й рецензируемой книги процитировано – в переводе на современный русский язык – сделанное русским участником Собора описание знаменитого города. Оно характерно и знаменательно.

Продолжу цитату, приведенную президентом московского Флорентийского Общества Петром Баренбоймом.

Во вступающей в светлую пору Возрождения Флоренции Исидор и его спутники увидели самое главное – ее сердце. Они писали:

«И есть в том граде храм великий, построенный из белого и черного мрамора; а около того храма воздвигнута колокольня также из белого мрамора, и искусности, с которой она построена, наш ум не способен постигнуть – а хитрости ея недоумеет ум наш» ¹.

Чувства, охватившие первых русских, попавших во Флоренцию, кажется, до сих пор витают в ее воздухе. Когда стоишь перед фасадом собора Санта Мария дель Фьоре, увенчанного куполом Брунеллески, справа от которого стремительно вздымается ввысь колокольня, сооруженная по проекту Джотто, а слева – крепко врастает в землю приземистая, поражающая своими пропорциями древняя крещальня, неизменно чувствуешь: нет в Западной Европе места более прекрасного и вместе с тем для истинного европейца более святого. Об этом в книге «Хождения во Флоренцию», именуемой ее составителями антологией, говорится часто.

Счастливо включенный в антологию Александр Александрович Трубников пишет:

«Флоренция – празднество искусства; благовествует миру красоту, новый завет эстетических радостей» (с. 222).

Нет, это никакая не ересь и уж, конечно, не святотатство. Трубникову вторит отец Феодор Бокач:

«Русская душа издавна тянулась к Италии, к ее красотам, к чудесам ее культуры и особенно к городу Флоренция. И не приходится удивляться тому, ибо Флоренция поистине – сердце итальянской культуры и итальянского очарования во всех смыслах и притягивала внимание русских людей. Для всех русских людей Италия в известном смысле была «Обетованной землей»» (с. 507).

Текст отца Феодора Бокача Владимиру Васильевичу Вейдле был недоступен, тем не менее он не мог не повторить его образа:

«<…> Я увидел Италию. Обетованная земля! Ничего более решающего, для всего дальнейшего в жизни моей, не было, и никогда, за всю жизнь, не был я так безмятежно, длительно и невинно счастлив, как, на ее заре, в эти итальянские сто дней. Нет и воспоминаний у меня более радостных, прочных и подробных» (с. 454).

«Страна святых чудес», – скажет о Западной Европе, но больше всего об Италии в середине XIX века славянофил Алексей Степанович Хомяков. А в начале XX столетия эти его слова повторит очень русский писатель Василий Васильевич Розанов.

К такого рода речам стоит прислушаться. Почему именно Италия стала в XX веке для русских людей не просто счастливой, а святой, обетованной землей, хорошо объяснил Николай Бердяев в, к сожалению, не попавшей в антологию статье «Чувство Италии». Он писал:

«…Италия для нас не географическое, не национально-государственное понятие. Италия – вечный элемент духа, вечное царство человеческого творчества <…> Нигде русский человек не чувствует себя так хорошо, как в Италии. Только в Италии не чувствует он давление и гнета враждебной мещанской цивилизации Западной Европы, не чувствует на себе самодовольного презрения людей, лучше устроившихся и навязывающих свои нормы жизни, – презрения, столь отравляющего нам жизнь в других странах Европы. В Италии русскому вольно дышится <…> Она – родина человеческого творчества Европы. И все отошедшее и мертвое в ней есть источник жизни и возрождения души» ².

Во Флоренции родился Данте. Там умерла Беатриче, воскресшая во вдохновленной ею «Божественной комедии». Франческо Петрарка, пробывший во Флоренции не дольше двух дней, да и то проездом, всю жизнь гордо именовал себя флорентийцем.

1. Хождение на Флорентийский Собор. М., 1981. С. 483.[↩]
2. Бердяев Н. Философия, творчество, культура и искусство. В 2 тт. Т. 1. М., 1994. С. 367, 368, 370. Замечательный русский художник М. Нестеров, сын уфимского купца, писал в своих «Воспоминаниях»: «Я в Италии, один, с мечтой, что и не снилось моим дедам и прадедам. Тут все сразу мне показалось близким, дорогим и любезным сердцу <…> Вот тогда, в первую мою поездку по Италии, я постиг всю силу чар великих художников. И что удивительного в том, что они живут по четыреста-шестьсот лет; ведь в них, как в матери-природе, источник жизни, в них – истина, а истина бессмертна…» (с. 22 – 23).[↩]