Грандиозный скандал: леди Чаттерли и ее любовник пойманы с поличным, но… в 1947 году. Перевод с английского Елены Луценко

Письмо Гаролду Мэйсону, написанное Д. Г. Лоуренсом 18 декабря 1927 года, показывает, насколько он был заинтересован в публикации «Любовника леди Чаттерли»:

Я подумываю, не напечатать ли мой роман здесь неофициально <…> Но настоящая причина — в том, что роман настолько скандален (слух могут зацепить некоторые слишком откровенные выражения), что никакой публикатор не осмелится даже хранить рукопись в издательстве. С моей точки зрения, роман являет воистину правдивую, здоровую реакцию против сегодняшнего застоя и порочной угодливости, которой полна современная литература. Я считаю мой роман целомудренным и благожелательным. Но пуристы все равно не преминут обрушиться на меня с нападками¹.

С самого начала Лоуренс знал, что многие сочтут роман шокирующим, полным непристойностей и откровенных сексуальных сцен. 10 января 1928 года, в гневе и отчаянии, он писал своей подруге Катерине Карсуэл, что одна из его знакомых во Флоренции, Нелли Моррисон, набрав на печатной машинке первые несколько глав романа, отказалась продолжить работу:

Хочу просить тебя о небольшой услуге. Прошлой зимой я написал роман, который переписываю уже в третий раз, так как он кажется непристойным в языковом плане — во всех значениях этого слова! В действительности, в нем заложена настоящая нравственность. Женщина из Флоренции, обещавшая перепечатать его, набрав пять глав, отказалась продолжать работу. Говорит, что не может продолжать дальше — слишком много непристойностей. Вот паскуда! Но сможешь ли ты мне подыскать приличного человека, который возьмется набрать роман за умеренную плату? (VI, 260)

Это только два из писем, касающихся «Любовника леди Чаттерли», написанных в эти месяцы. Все они неизменно указывают на решимость Лоуренса добиться поставленной цели, несмотря на разного рода трудности. Кроме того, в Джунтине, небольшом флорентийском издательстве, где должен был быть опубликован роман, никто не говорил по-английски. Но, как пишет Лоуренс в еще одном письме к Катерине Карсуэл, датированном 22 марта 1928 года, издательство выполнило свои обязательства, не жалуясь на содержание книги: «Я занимаюсь публикацией моего романа в небольшом издательстве во Флоренции. Здесь никто не понимает по-английски, а потому ни у кого нет претензий» (VI, 337). Под «небольшим издательством» Лоуренс подразумевал предприятие Лоренцо Франческини, назвав его самым смелым «соучастником», который принял вызов, невзирая на предупреждение о «непристойном» языке романа:

Маленькому человеку с седой бородой, только что женившему во второй раз, было сказано: «Tеперь в английском тексте есть такие-то и такие-то слова, которыми описаны определенные сцены. Если это повлечет за собой неприятности, — не печатайте!» Человек спросил: «О чем этот текст?» И узнав содержание, ответил с некоторым безразличием флорентийца: «О, мамма миа, но мы публикуем такое каждый день!» И это означало для него, что вопрос полностью решен. Поскольку текст не содержал ни слова о политике или о чем-то особенно важном, не о чем было и думать. Обыкновенная повседневность!²

Очевидно, Франческини знал, о чем говорит; когда вышло в свет флорентийское издание, итальянская цензура никак не отреагировала. В действительности, Лоуренс очень дорожил этим изданием и планировал опубликовать сокращенную версию для более широкой публики. Он писал Уиттеру Биннеру 13 марта 1928 года:

…Но я публикую здесь, во Флоренции, полное издание этого нежного и полного секса романа, который слишком хорош для широкого читателя. Сокращенный вариант выйдет осенью. Но этот, настоящий весенний цветок с оплодотворенными пестиками и тычинками, надеюсь, будет готов к 15 мая — 1000 экземпляров, из которых 500 — для Америки, по десять долларов за экземпляр <…> И почему же пестик алого цветка должен быть прихвачен заморозком, не успев расцвести? (VI, 332)

Конечно, Лоуренс прекрасно знал о пуристских взглядах (так он называл конформистов), поэтому он не удивился, узнав, что «Любовник леди Чаттерли» вызвал большой скандал сразу после того, как первая тысяча экземпляров (каждый из которых Лоуренс лично подписал), была напечатана в июле 1928 года. Уже 30 августа Лоуренсy стало известно, что таможенные чиновники Сан-Франциско изъяли весь тираж. Затем, в октябре, первые нападки появились в британской прессе, когда «Воскресная хроника» и, в особенности, «Джон Булл» обрушились с резкой критикой как на роман, так и на его автора. Получив эти новости, Лоуренс известил своего друга Пино Ориоли, публикатора и книгопродавца (с которым впервые встретился в Корнуэле в 1917 году), что министр внутренних дел Великобритании намерен изъять тираж и запретить «непристойную литературу». Последний подтвердил свое намерение обращением в Скотлэнд Ярд, объявивший о конфискации романа 18 января 1929 года — запрет, согласно которому роман не издавался на территории Великобритании до 1960 года.

Кстати, сэр Алэн Лейн, владелец издательства «Пингвин Букс», настоявший на публикации полной версии романа, попал под суд по Акту о непристойных публикациях 1959 года (Олд Бейли, Лондон). Судебное разбирательство продолжалось с 20 октября по 2 ноября; знаменитые критики и писатели, такие как Раймонд Уильямс и Э. М. Форстер, пытались доказать литературные достоинства романа. Этот процесс имел историческое значение, отразив конфликт поколений и классов, и закончился вынесением однозначного вердикта — «не виновен». Подобный исход шокировал сторону обвинения, но позволил вздохнуть с облегчением любителям английской литературы и сторонникам разумной нравственности. По словам Энтони Берджеса, «Лоуренс, в некотором смысле, способствовал сексуальному раскрепощению общества»³.

Лоуренс действительно причастен этому процессу, но подобное бесстрашие принесло ему много неприятностей, в то время как иные извлекали свою выгоду с самого момента, как скандал разразился. Через непродолжительное время два первых «пиратских» издания вышли в США. Реакция общественности заставила раздосадованного Лоуренса написать Чарльзу Лару — «они у меня поперек горла» (VII, 43). Но несколько несанкционированных изданий были проданы также в Париже и в Лондоне, в то время как нападки на роман возобновились с новой силой в газете «Джон Булл». Пытаясь найти выход из этого затруднительного положения, Лоуренсу предлагали сильно сократить текст романа, что явствует из его письма к Пино Ориоли от второго августа 1929 года:

Дорогой Пино,

Вчера я получил рукопись «Леди Ч.» — большое спасибо за то, что Вы ее переслали. Конечно, я все еще не хочу сокращать роман для публикации и сомневаюсь, что решусь на это. Если у грязной публики не хватило мужества признать существующее издание — так тому и быть. Почему я должен упрощать мой роман, подстраиваясь под вкусы свиней? Как бы там ни было, я ненавижу эту злобную гнусную публику. Ни в каком из случаев я не намерен посылать рукопись в Англию — я намереваюсь вернуть ее Вам (VII, 399).

Этот отрывок ясно показывает, что Лоуренс доверял своему итальянскому другу и не хотел, чтобы роман был изъят и уничтожен, как это предполагалось в лондонском суде на Марлборо-стрит. Естественно, писатель считал это решение неприемлемым и приветствовал выход книги в свет с той же радостью, как если бы он говорил о рождении ребенка (что явствует из письма Томасу Зельцеру от 3 декабря 1928 года).

Лоуренс твердо верил в свою идею «нежности» (так он изначально хотел назвать свой роман) и, следовательно, старался всеми силами сохранить веру в «возможность чистых отношений, чистого родства, взаимосвязанности — того единственного, что имеет значение»⁴, — и передать ее читателю. Поэтому неудивительно (мы можем прочитать об этом в его письме к мистеру Киппенбергу от 31 декабря 1928 года), что его обрадовала возможность перевода романа и на другие языки:

Моя жена готовит при содействии одного ее знакомого, немецкого автора, перевод моего романа «Любовник леди Чаттерли» <…>

«Любовник леди Чаттерли» — книга, которую будет трудно перевести, и я должен держать процесс перевода под контролем. Иначе риск будет слишком велик.

Разрешите мне, пожалуйста, рассказать об этом, так как я хотел бы продолжать работу. Я также готовлю роман к публикации в Париже, потому что хочу, чтобы книга получила должное распространение (VII, 113).

Менее чем через год, в мае 1929-го, по соглашению с парижским книгопродавцем Эдвардом Титом, очень состоятельным американцем, три тысячи экземпляров «массового» издания (Popular Edition) романа вышли в печать и были распроданы мгновенно. Огромный успех позволил Лоуренсу вступить в переговоры о французском переводе с таким влиятельным публикатором, как Галлимард. Перевод был выполнен Роджером Корнацем под названием «L’amant de Lady Chatterly». Он увидел свет в Париже в 1932 году.

Несмотря на то, что роман был впервые опубликован в Италии, по иронии судьбы его перевод на итальянский язык был осуществлен Мусти только в сентябре 1944 года в римском издательстве «Де Луиджи». Перевод не прошел незамеченным только по той причине, что Лоуренс помнил о необходимости лично контролировать процесс.

17 мая критик Карло Руссо написал раздраженный отклик «Роман «Любовник Леди Чаттерли» и его итальянская версия» для еженедельного издания «La Folia» («Толпа»). Он подверг перевод Мусти серьезной критике, утверждая: хотя на титульном листе итальянского издания 1945 года сообщается, что текст воспроизводится полностью по английскому оригиналу, Мусти в основном следует ошибочному переводу Корнаца.

Стоит напомнить, что еще в 1932 году, другой критик, Паоло Эмилио Джусти, указал на сомнительность перевода Корнаца. Верно и то, что опора на французский вариант привела к большому количеству ошибок и неверных интерпретаций в переводе Мусти. Например, французский сниженный глагол «baiser», означающий не только «целовать», но и «иметь сексуальные отношения» (груб.-сниж.), переведен на итальянский как «baciare» (целовать), вместо «scopare» (вульг.), точнее передающего значение, которое имел в виду Лоуренс. Руссо сам зафиксировал все погрешности перевода, которые он обнаружил на 160 из 435 страниц. Нижеприведенный пример показывает лишь одну из нелепых ситуаций перевода, которые поразили его самого:

Может ли Л. Мусти объяснить, почему «mouse» («мышь») в английском тексте (общее место, речевое клише) переведено на итальянский как «sorriso» («улыбка»), из чего следует, что Лоуренс написал так: «Lady Chatterly doveva restare calma come un sorriso» («Леди Чаттерли оставалась спокойной, как улыбка»). Хотелось бы знать, не рождена ли ошибка в переводе «мыши» французским «souris», трансформированным в нелепое и бессмысленное «sorriso»## Russo Carlo. Lady Chatterley e la sua versione italiana // La folla.

1. Lawrence D. Н. The letters of D. H. Lawrence / Ed. by James T. Boulton and Margareth H. Boulton. Vol. VI. Cambrigde: Cambridge U. P., 1991. P. 241-242. Далее письма Лоуренса цитируются по этому изданию с указанием тома и страницы в тексте. Иные источники цитат будут указаны в сносках.[↩]
2. Lawrence David Herbert. A Propos of Lady Chatterley’s Lover // Lady Chatterley’s Lover / Ed. by Squires, Michael. Cambridge: Cambridge U. P., 1993. P. 334. [↩]
3. Burgess Anthony. Flame Into Being. London: Heineman, 1985. P. 8. [↩]
4. Lawrence David Herbert. Morality and the Novel // A Selection From Phoenix. Harmondsworth: Penguin Books, 1979. P. 177. [↩]