Герой и время

Представляется несомненным, что новое качество приходит в искусство с новым героем, а жанровые, стилевые и другие формальные движения суть следствие изменившейся эстетической концепции мира и человека, присущей той или иной художественной эпохе. Иначе говоря, поступательное движение искусства и его форм прежде всего связано с развитием идей гуманизма.

Для советской литературы живым источником этих идей является прежде всего социальная действительность, та шестидесятилетняя творческая практика нашего народа, которая привела к построению в СССР зрелого социалистического общества.

Еще десять – двенадцать лет назад в нашей критике шли бурные споры о положительном и так называемом «идеальном» герое. Если кратко обозначить итоги последнего по времени дискуссионного взрыва на эту тему (1964- 1965 годы), то надо признать, что концепция идеального героя не получила в нашей литературной печати сколько-нибудь заметной поддержки и сочувствия. Большинство критиков и писателей воспротивились попыткам воскресить эту теорию, справедливо усмотрев в ней рецидивы «идеальной схемы», «теории бесконфликтности», умозрительные представления о должном.

По-видимому, всякий раз, когда мы начинаем рассуждать на языке эстетических понятий, стоит с уважением помнить об устойчивых традициях исторического бытования того или иного термина. Мне, например, кажется бесспорным, что «идеальным героем» можно назвать только тот характер, который целостно и всесторонне воплощает авторские представления о должном, о положительно-прекрасном человеке. Чрезвычайно важно подчеркнуть при этом, что авторский эстетический идеал будет тем истинней, чем больше он приближается или совпадает с общественным идеалом личности, что в применении к зрелому социалистическому обществу означает всесторонне и гармонично развитого человека коммунистического будущего.

«Нет ничего удивительного, – пишет известный советский эстетик М. Каган, – что искусство не создало еще моделей такого типа всесторонне и гармонически развитой личности – ее прототипы не сформировались еще в самой жизни» ¹. Речь идет, разумеется, о реалистическом искусстве, а не о научно-фантастических произведениях или романтических попытках художественного воссоздания «идеального человека». «Однако нельзя не заметить, что в тех случаях, когда советские художники ищут «героев нашего времени», они интуитивно нащупывают такую структуру личности» ².

Последние годы развития нашей литературы как раз и характеризуются плодотворными попытками в самой жизни отыскать и художественно утвердить некоторые типологические черты героя коммунистического будущего. Ученый Любищев из «Этой странной жизни…» Д. Гранина меньше всего похож на «идеального героя», но в его ответственности перед каждой творчески прожитой минутой, куда входило и понятие человека и всего народа и истории, уже зримо живет глубоко осознанный, ставший личной заповедью коммунистический принцип: «от каждого – по способностям.. «.

Возвращаясь к понятию «идеальный герой», зададим себе такой вопрос: может ли в искусстве социалистического реализма какой-нибудь один герой претендовать на целостное выражение авторского идеала? Вся практика нашей литературы, нашего искусства отвечает на этот вопрос отрицательно. Положительный герой в реализме – важнейшая, но не всепоглощающая величина в структуре авторского идеала, ибо, в отличие от древних былин, в отличие от идеализации героев, свойственной романтическому методу, прямая связь идеала и персонажа в реализме превращается во взаимоотношения более сложные, опосредованные, включающие в себя всю совокупность обстоятельств и характеров произведения.

Разнобой в теоретических понятиях нуждается в обоюдном урегулировании, иначе спорящие просто плохо слышат и понимают друг друга. Недавно в Польше вышел солидный «Словарь литературных терминов». В этой, в целом весьма содержательной работе о социалистическом реализме есть и такие тезисы: социалистический реализм – творческий метод, советской литературы (обратите внимание – только советской!), сформулированный М. Горьким в 1934 году на Первом съезде советских писателей. Одним из основных его принципов является партийность – то есть иллюстрирование писателем в художественном произведении установок Коммунистической партии. Согласно социалистическому реализму, герои художественных произведений делятся на положительных и отрицательных. Первые выполняют функцию примера для подражания, вторые – функцию устрашения и т. д.

Ну, сколько же можно повторять эти устрашающие литературного обывателя характеристики? В современной польской критике часто встречаются справедливые слова о догматизме, наносящем вред развитию социалистической литературы и литературной теории, Но не является ли эта небольшая статья из «Словаря литературных терминов» как раз примером стойкого догматизма, сторонники которого вот уже сорок лет твердят одно и то же, как только речь заходит о реализме нового типа.

Сама реальность развития социалистического реализма, давно ставшего интернациональным методом и направлением искусства, убедительно опровергает всякого рода измышления о нормативном характере новой литературы и нового героя, исповедующих социалистические принципы мироустройства.

В одном из недавних выступлений Чингиз Айтматов, словно бы вступая в спор о герое социалистического реализма, недвусмысленно высказывает свою точку зрения на этот счет: «…Хотел бы сказать об эволюции героя. То, что было характерно для первых лет революции, что отражало романтический подъем того времени, что потрясало и поражало воображение, с движением нашего общества, с его социально-исторической усложненностью, хотя и не исчезло бесследно, но, мне кажется, отошло на второй план.

От романтизма, с его сильными, неистовыми, идеальными героями, мы перешли к реализму сугубо жизненному, глубокому… От дидактической формы поучения мы переходим к аналитическому характеру повествования. К сложности. Надо идти в глубь человеческой натуры, чтоб еще больше ее раскрывать, не утаивая все ее Слабости и противоречия. Увы, нам могут сказать, что мы неправильно понимаем эволюцию героя, но от всех нападок все равно не убережешься, всем мил не будешь. Остается одно – держаться за перо и делать свое дело» ³.

Сказано решительно и твердо, хотя и не во всем бесспорно. Вполне разделяя пафос писателя, призывающего к «глубокому реализму», я никак не могу согласиться с полемическим обобщением:

1. М. Каган, Литература как человековедение, «Вопросы литературы», 1972, N 3, стр. 169.[↩]
2. Там ж е.[↩]
3. Ч. Айтматов, Точка присоединения, «Вопросы литературы», 1976, N 8, стр. 168 – 169.[↩]