Georgette Heyer, history, and historical fiction / Еd. by Samantha J. Rayner and Kim Wilkins. London: University College London Press, 2021. 320 p.

Общепризнанная истина гласит, что авторы, пользующиеся любовью читателей, редко пользуются любовью ученых и критиков. Таков случай Джорджетт Хейер (1902–1974), положившей начало жанру исторического любовного романа, действие которого разворачивается в эпоху Регентства. Английское Регентство (период, когда будущий король Георг IV был принцем-регентом при своем недееспособном отце) длилось всего с 1811 по 1820 год, но запомнилось сочетанием изрядных социальных потрясений, блестящих светских мероприятий и невероятного взлета искусства [Kloester 2010]. Сама Хейер относилась к своим книгам несколько презрительно: «Лично я думаю, что меня следовало бы расстрелять за то, что я пишу такой вздор, но это и правда хорошая эскапистская литература и, наверно, я бы и сама получила от этих книг удовольствие, если бы читала их в бомбоубежище или выздоравливая после простуды» (здесь и далее перевод с английского мой. — М. М.; с. 244).

Но это не меняет того факта, что ее романы представляют собой стилистически безупречные тексты, созданные в определенный исторический момент и в определенном литературном контексте. Наш оммаж Джейн Остен не случаен: свой тип любовного романа эпохи Регентства Джорджетт Хейер создавала именно по образцу романов Остен, — но само понимание этих текстов было, как утверждают составители рассматриваемого сборника Саманта Рейнер и Ким Уилкинс, в большой степени определено эпохой после Первой мировой войны, когда Хейер начала писать.

Прежде чем двинуться дальше, однако, требуется сделать оговорку. В русскоязычном пространстве знакомство с творчеством Хейер особенно затруднено, причем сразу в издательском и языковом аспектах. Специфическая литературная репутация Хейер обуславливает (английские издательства здесь не исключение) повсеместную публикацию ее романов в сериях любовной литературы — надо думать, к вящему разочарованию как любителей указанного жанра, так и поклонников творчества писательницы. Романы Хейер можно назвать любовными лишь в том смысле, что в основе их сюжета лежит история ухаживания, завершающаяся счастливой свадьбой; но нарочитая усложненность сюжета, обилие исторических и бытовых деталей и, самое главное, языковая специфика — результат тщательного исследования светского сленга эпохи Регентства — значительно отличают ее тексты от привычных представителей жанра.

Отсюда вытекает вторая проблема: стилизацию, тем паче стилизацию языка Джейн Остен и ее эпохи, сложно переводить, а среднестатистический любовный роман не предполагает особенных переводческих усилий. Как следствие, романы Хейер издаются под неузнаваемыми названиями, в свойственных жанру обложках, и, хотя почти все они переведены на русский язык, переводы эти не слишком тщательны. Тем важнее получить представление о научных перспективах изучения оригинальных текстов (что могло бы привести к созданию адекватных, возможно, даже комментированных переводов).

Итак, введение, написанное редакторами сборника, посвящено беспрецедентной живучести творчества Джорджетт Хейер: сравнительно малоизвестные, не экранизировавшиеся, находящиеся в поле женской литературы, ее исторические романы, тем не менее, продолжают регулярно переиздаваться и пользоваться популярностью у читателей — в том числе таких искушенных, как Антония Байетт и Стивен Фрай. При этом творчество Хейер почти не осмыслено с научной точки зрения: существуют лишь отдельные статьи и несколько биографий. В то же время романы Хейер сложнее, чем о них принято думать, и несомненно требуют серьезного научного изучения — этой задаче посвящены четыре раздела книги: «Пол», «Жанр», «Источники» и «Распространение и рецепция».

Открывающая первый раздел статья Кэтрин Сазерленд задает контекст и тон всему дальнейшему разговору. В ней концептуализируется момент выхода Хейер на литературную сцену. После Первой мировой войны на смену мужскому историческому роману, зачинателем которого считается Вальтер Скотт, приходит новый женский тип романа, появление которого было катализировано спецификой времени: столетие Наполеоновских войн, связанный с этим интерес к эпохе Регентства, женская эмансипация и, как следствие всего этого, взлет исследований творчества Джейн Остен. Вальтер Скотт и Джейн Остен отстояли от писательниц 20-х годов XX века — в том числе Хейер — так же, как последние отстоят от нас. Сазерленд отмечает, что это было время «переоткрытия» Остен: новые издания, нахождение рукописей, рекомендации читать романы Остен в окопах и во время реабилитации после ранений (см. рассказ Киплинга «Джейнисты»), интерес к бытовой культуре ее эпохи, — все это повлияло на то, каким образом ее тексты стали восприниматься авторами того времени.

Сазерленд делает упор на специфически женском академическом интересе к творчеству Джейн Остен — в частности, подчеркивает роль Кэтрин Меткалф (Сомервиль-колледж, Оксфорд) в создании того, что обычно называется чапменовскими изданиями Остен (по фамилии издателя, который к тому же был мужем Меткалф). В 1912 году Меткалф и Чапмен издали роман «Гордость и предубеждение», включавший, помимо восстановленного текста первого издания, приложение — «Джейн Остен и ее время». Это была полномасштабная реконструкция эпохи, ее языка и нравов — фактически «иммерсивное» издание, «справочник по эпохе Регентства» (с. 29). Как отмечает Сазерленд, это и последующие издания Меткалф и Чапмена определили направление исследований творчества Остен в XX веке, а также переоформили восприятие ее романов. Именно этот материал, найденный, исследованный, каталогизированный и переосмысленный в 1920-х, лег в основу романов Хейер, в основу ее переделки остеновского канона, послужил мостом между двумя писательницами.

Исторический контекст, в котором писала Остен, актуализировался на фоне сражений Первой мировой: как в столетие смерти писательницы в 1917 году писал Реджинальд Фаррер, «ее миры герметично запечатаны, и в этом заключается сила их непроницаемого бессмертия; мы можем черпать некоторое утешение в том, что «Мэнсфилд-парк» вышел за год до Ватерлоо, а «Эмма» — через год после» (с. 28). Тексты Джейн Остен стали восприниматься как «социальная история» (с. 29), но также и как история материальная — именно тщательное воссоздание антуража эпохи Регентства (почти полностью отсутствующего в романах Остен) стало неотъемлемой частью метода Хейер.

Следующие две статьи подхватывают как эту линию вписывания творчества Хейер в специфический исторический момент, так и интерес к гендерной проблематике, но делают это на примере конкретных романов. В статье Джеральдин Перрьям главный герой романа «Котильон» сопоставляется с персонажами баронессы Орци, Дороти Сэйерс и Найо Марш и определяется как новый тип романтического героя — одновременно «влюбленного и болвана» (с. 49). В статье Лоры Джордж рассматривается первый регентский роман Хейер «Неотразимый щеголь» (название в переводе И. Янской; в оригинале — «Regency Buck»), который исследовательница воспринимает как переходный: Хейер оставляет позади описания щеголей конца XVIII века и начинает интересоваться образами денди и спортсменов начала XIX века.

Второй раздел книги сосредоточен вокруг вопроса жанра: исследуются как «жанровые ожидания» (с. 10), с которыми Хейер играет в своих текстах, так и влияние ее романов на современную жанровую литературу. В этом же контексте рассматривается проблема положения Хейер на литературной арене: ее книги относят как к сфере любовных романов, так и к области серьезной литературы, продолжающей традицию Джейн Остен. Эту двусмысленность осознавала и обыгрывала сама писательница, что блестяще показывает в статье о металитературности ее романов Ким Шервуд. Дженнифер Клемент сопоставляет романы Остен и Хейер, а следом за ней Холли Херст рассматривает, каким образом Хейер трансформирует условности готического романа, высмеянного самой Остен еще в «Нортенгерском аббатстве».

Статья Кэтлин Дженнингс, закрывающая раздел, стоит особняком, поскольку она посвящена не отношению Хейер к современным или предшествующим ей авторам, а ее влиянию на последующее развитие фантастической литературы — особенно космических опер, которые с романами Хейер объ­единяет, в первую очередь, сходная читательская аудитория. Надо сказать, что здесь — в первый, но не в последний раз — сбивается тон строгой научности сборника: крайне интересная с точки зрения анализа современных жанровых тенденций фэнтези и научной фантастики статья слишком сильно опирается на фанатский опыт.

В третьей части сборника собраны статьи, в которых изу­чаются источники Хейер — литературные, исторические и лингвистические. Лиза Хопкинс исследует шекспировские мотивы у Хейер, Ванда Уилкокс возвращается к моменту написания ее первых романов и рассматривает, каким образом опыт Первой мировой повлиял на изображение событий времен Наполеоновских войн. Том Зилль анализирует язык романов Хейер и приходит к пониманию того, что, тщательно собирая и искусно инкорпорируя выражения эпохи Регентства в свои романы, на лингвистическом уровне Хейер во многом вдохновлялась и современной ей приключенческой литературой.

Четвертый раздел представляет собой собрание статей на тему распространения и рецепции романов Хейер. Под рецепцией понимаются самые разные вещи: если Люси Беа Даттон анализирует единственную — и неудачную — экранизацию Хейер, то Эми Стрит пишет об удовольствии от ее книг. Завершает сборник статья Хелен Дейвидж — скорее повествовательная, нежели аналитическая, — посвященная возможностям, которые наука о данных (data science) дает для понимания текстов Хейер и их аудитории. На наш взгляд, эта статья сильно проигрывает собранным выше серьезным историческим, литературоведческим и лингвистическим исследованиям: полученные подсчеты объясняются исключительно обстоятельствами жизни писательницы и мало что добавляют к пониманию ее романов.

Именно такой подход заставляет высказать единственное замечание к сборнику — ему свойственна некоторая фривольность, заигрывание с читателем-любителем творчества Хейер, которое идет вразрез с изначальной установкой на академизм, необходимый для повышения статуса рассматриваемых текстов. В целом, однако, данное «собранье пестрых глав» написано, за одним досадным исключением, на высоком научном уровне и не только латает самые очевидные дыры в изучении жанровой литературы 1920-х, но и выстраивает серьезную базу для дальнейших исследований исторических романов Хейер. Есть надежда, что со временем научное осмысление получат и ее не менее остроумные современные детективы.