Фольклор в истории эстетики
В. Е. Гусев, Проблемы фольклора в истории эстетики, Изд. АН СССР, М. -Л. 1963, 205 стр.
Одним из источников, всегда обогащавшим теоретические суждения о народном творчестве, являлась эстетика. Но историографы фольклористики не всегда обращались к наследию философов. До сих пор не было ни одного специального обобщающего труда по истории познания эстетической сущности фольклора. Этот пробел восполняет новое исследование В. Гусева «Проблемы фольклора в истории эстетики».
Исследование В. Гусева существенно отличается от таких известных работ в области историографии, как, например, «История русской этнографии» А. Н. Пыпина, «История русской фольклористики» М. К. Азадовского или «История фольклористики в Европе» Джузеппе Коккьяра. В. Гусев не излагает историю фольклористики и не повторяет того, что уже известно или изучено другими фольклористами. Автор не стремится и к всеобъемлющей полноте исследования. Главная особенность книги В. Гусева заключается в том, что в ней исследуются основные тенденции в развитии теоретического познания фольклора на важнейших этапах истории эстетики, начиная от античности вплоть до наших дней. Это определяет и характер содержания работы, и выбор привлекаемых автором источников.
До сего времени историю фольклористики обычно начинали с эпохи Возрождения. Античная эпоха и средневековье выпадали из поля зрения фольклористов. Исследование В. Гусева показывает, насколько важно и плодотворно обращение и к этим эпохам. В книге В. Гусева прочитаны по существу заново и последующие периоды в истории эстетических учений, привлечены новые имена, свежо и по-новому поданы многие уже известные факты.
Строго следуя принципу историзма, исследователь шаг за шагом знакомит читателя с борьбой различных концепций в понимании основных признаков фольклора на разных этапах человеческой культуры, воссоздает историю открытия этих признаков, показывает зависимость теоретических воззрений на фольклор от философских и социологических систем, обусловленных в конечном счете особенностями классовой борьбы и отношением различных классов к народу и его культуре.
В работе В. Гусева учитываются сложность и противоречивость связей эстетических учений со взглядами на фольклор, особенно в домарксов период их развития. Трудность воспроизведения этого исторического процесса состоит прежде всего в том, что на первых этапах фольклористика не составляла отдельную научную отрасль, специфика народного творчества не всегда осознавалась, народное творчество часто отождествлялось с другими явлениями, например с мифологией, верованиями, религией. Кроме того, многие теоретические вопросы до сего времени остаются спорными, нерешенными, например вопрос о художественном методе фольклора, о признаках и сущности народно-поэтического творчества, о природе гомеровского эпоса и др. Поэтому совершенно необходимо и оправдано включение в книгу разделов, в которых автор излагает свою точку зрения и на самое понятие «фольклор», и на его основные признаки. Это те исходные теоретические позиции, с которых автор подходит к прошлому, оценивая силу и слабость прежних воззрений на фольклор в системе эстетических учений.
Определяющими природу фольклора признаками автор считает: неразрывное единство разных элементов художественной образности (словесных, музыкальных и др.), в котором словесный элемент постепенно выделяется в качестве главного; коллективность творческого процесса; преемственность традиций; особую форму бытования. Таким образом, автор берет за основу определения специфики фольклора не один какой-либо признак, а совокупность признаков (в этом сильная сторона исходных позиций исследователя). Однако сами эти признаки в отрыве от сущности фольклора как особой формы познания и отражения народом народной жизни и народных идеалов еще не составляют специфики фольклора. При анализе эстетических систем прошлого в работе В. Гусева это разграничение понятий сущности и признаков отсутствует, остаются нераскрытыми и связи между сущностью и признаками в эстетических системах прошлого.
Рассматривая эстетические системы Древней Греции, средневековья и эпохи Возрождения в их отношении к фольклору, автор, помимо непосредственных суждений мыслителей о народном творчестве, безоговорочно привлекает их высказывания и о мифологии. Но в этом случае следовало бы, на наш взгляд, поставить вопрос об отношении народного творчества к мифологии, поскольку последняя, как известно, является не только «бессознательной» формой художественного творчества, но и верованием. Спорным и нерешенным остается вопрос об отношении античных мыслителей к Гомеру. Видимо, следовало бы учитывать то обстоятельство, что резко отрицательное отношение некоторых античных мыслителей, например Демокрита, к гомеровскому эпосу, на который античные мыслители смотрели как на творчество отдельного певца, могло объясняться и тем, что эпос они либо оценивали с точки зрения его исторической достоверности, не допускающей вымысла, либо видели в нем лишь собрание религиозных мифов, к которым они относились отрицательно.
Следовательно, судить по этим отрицательным формулировкам, относящимся к гомеровскому эпосу, об отношении античных мыслителей к фольклору следует с большой осторожностью.
Нельзя сказать, что автор не учитывает всей сложности предмета своего исследования. В работе В. Гусева дана в основном правильная и достаточно аргументированная характеристика взглядов на фольклор античных мыслителей и деятелей древнего мира, средневековья, эпохи Возрождения и других периодов. В книге пересмотрены привычные представления об отрицательном отношении просветителей к фольклору. Нельзя не приветствовать и включение в общий мировой поток развития эстетической мысли деятелей русского Просвещения XVIII века.
Автор справедливо указывает, что эстетические теории оказались наименее изученным участком русской просветительской идеологии. В книге привлечены новые факты, характеризующие связи между русской эстетической мыслью и передовыми идеями западноевропейского Просвещения (в частности, исследователь впервые обратил внимание на то, что в своих теоретических рассуждениях о фольклоре Н. А. Львов ссылается на своего ближайшего предшественника – Руссо). В. Гусев подчеркивает оригинальность русской эстетической мысли в ряде вопросов (классификация народных песен, сравнительная характеристика возникновения разных видов песенной лирики, взаимодействие «ученой» музыки и народного пения и др.).
При характеристике немецкой идеалистической эстетики В. Гусев указывает на ее неоднородность. В зависимости от того, как то или иное направление в эстетике относилось к фольклору, автор выделяет три основных ее направления.
Одно из них связывало народную поэзию непосредственно с мифологией, представляемой в качестве «народной», или «естественной», религии (Шеллинг, братья Шлегели, реакционные романтики); другое, продолжая традиции просветительской эстетики, акцентировало внимание на близости народной поэзии к «природе», к выражаемой ею героике народной жизни и свободолюбивого духа народа (Шиллер, а вслед за ним и революционные романтики); наконец, третье, признавая познавательную функцию искусства, устанавливало исторический взгляд на народную поэзию (Фридрих Шлегель, особенно Гегель). Нам представляется совершенно бесспорным утверждение В. Гусева, что по сравнению с метафизическим материализмом просветителей немецкая идеалистическая эстетика была шагом вперед в развитии научных знаний о народном искусстве, а эстетическое учение Гегеля – высшим достижением идеалистической философии искусства и всей немецкой классической эстетики в целом.
Исследователь правильно связывает с философскими системами немецких идеалистов появление мифологической школы, попытку исторической классификации искусства и его основных видов, признание относительной самостоятельности искусства как формы сознания, даже по отношению к религии, признание зависимости искусства от условий времени, от среды, от национальных особенностей жизни того или иного народа и др. Но автор слишком глухо говорит о сравнительно-историческом методе в фольклористике, не прослеживает истории теоретического его осмысления. Нельзя было пройти мимо этого всемирно-исторического открытия при освещении, например, эстетических взглядов Вильгельма Гумбольдта и Гегеля.
Спорным и нерешенным остается вопрос об отношении немецких философов-идеалистов, в частности Гегеля, к проблеме коллективности творческого процесса. В. Гусев утверждает, что Гегель отличительной особенностью народного творчества считал коллективность. Он полагает также, что «идеалистическая эстетика, в сущности, впервые дала свое теоретическое обоснование коллективности народной поэзии» (стр. 149). Мы не можем согласиться с этими утверждениями. На наш взгляд, идеалистическая эстетика дала лишь обоснование теории «безличности» народного творчества, отвергнутой впоследствии; что же касается Гегеля, то действительно ему принадлежит заслуга в постановке проблемы личного и коллективного начала в творческом процессе, но Гегель не смог диалектически решить эту проблему. Более того, он приходил к отрицанию коллективности творческого процесса. «Пусть эпос выражает дело целой нации, – писал он, – творит все же не народ как коллектив, а только отдельное лицо» (Гегель, Соч., т. XIV, М. 1958, стр. 235). Впервые диалектическое решение проблемы личного и коллективного начала, на наш взгляд, было предложено русскими революционными демократами, в частности Белинским.
Нельзя не одобрить того, что В. Гусев освещению теоретических взглядов русских демократов на фольклор посвятил особую главу. Автор убедительно показал, какой значительный вклад внесли Белинский, Чернышевский и их последователи – Стасов, Серов – в эстетическое осмысление фольклора. Русские революционные демократы поистине охватили все наиболее существенные вопросы народного творчества, связав их с проблемами материалистической эстетики.
В последней, шестой главе нашли свое дальнейшее развитие основные взгляды и положения автора, высказанные им ранее в книге «Марксизм и русская фольклористика конца XIX – начала XX века». Но, в отличие от этой книги, В. Гусев в новом исследовании рассматривает марксистско-ленинскую эстетику не только в ее связях с русской, но и в ее отношении к общеевропейской фольклористике. Он показывает, что буржуазная эстетика второй половины XIX – начала XX века даже в лице своих лучших представителей не в состоянии была создать целостную теоретическую концепцию фольклора и что только исторический материализм впервые открывает возможности познать социальную природу фольклора и определить его место в развитии человеческой культуры. В. Гусев подчеркивает, что особо важное значение для науки о фольклоре имело марксистско-ленинское учение о народе и о роли народных масс в истории. Но автору стоило бы сосредоточить внимание и на том, какое огромное теоретическое значение для фольклористики имеет ленинская теория отражения, являющаяся философской базой для понимания социальной и художественной сущности искусства. В книге впервые ставится вопрос об эволюции теоретического познания фольклора в пределах марксистско-ленинской эстетики и о закономерном выдвижении на первый план тех или иных проблем народного творчества на разных этапах истории марксистско-ленинской мысли.
Наличие в книге ряда спорных положений не снижает ее достоинств. Исследование В. Гусева «Проблемы фольклора в истории эстетики» является серьезным вкладом в науку, изучающую поэтическое творчество народных масс. Оно приближает нас к решению главной и неотложной задачи современной фольклористики – к необходимости раскрыть эстетические признаки современного фольклора, теоретически осмыслить те процессы, которые совершаются в народно-поэтическом творчестве в наши дни.
г. Кемерово