«Эти молодые писатели видели пот и кровь войны на своей гимнастерке». Переписка Василя Быкова и Александра Твардовского. Вступительная статья С. Шапрана, публикация и комментарии С. Шапрана, В. и О. Твардовских

Они и были-то знакомы немногим более шести лет – Василь Быков напечатал в «Новом мире» Александра Твардовского три повести, однако это недолгое сотрудничество, как справедливо заметит Борис Клейн, историк и друг Василя Владимировича в гродненский период его жизни, позволит Быкову за несколько лет из провинциального литератора подняться «до писателя с мировым именем, какого, может, и не было еще ни у кого из белорусов»¹.
Имя Василя Быкова впервые появляется на страницах «Нового мира» в 1962-м – заместитель главного редактора Алексей Кондратович, анализируя творчество белорусского писателя, и в частности его повесть «Третья ракета», рассуждал «о реалистичности его (В. Быкова. – С. Ш.) письма, об умении схватить главное в характере человека, не поступаясь индивидуальными оттенками». В этом видно, заключал Кондратович, «свойство таланта серьезного, не пустячного»². И тогда же Алексей Иванович сделает запись в дневнике: «Май 1962 года. В журнале идет статья о военной прозе, в статье – положительная оценка повести Василя Быкова «Третья ракета». Прочитав статью, Твардовский говорит:

– Очевидно, этот писатель очень неплохо вписывается в прозу последних лет, уделяющую особое внимание рядовым солдатам войны. Я ничего плохого не хочу сказать о писателе Н. Он автор интересных и нужных романов, но замечали ли вы, что все его произведения написаны как бы с вышки КП армии или дивизии: генералов и полковников он обычно знает, а солдат уже гораздо хуже. А эти молодые писатели сами выше лейтенантов не поднимались и дальше командира полка не ходили. Эти досконально знают жизнь роты, взвода, батареи, они видели пот и кровь войны на своей гимнастерке…
И как вывод:
– Надо бы этим Быковым заинтересоваться как автором»³.
Однако с Твардовским Быков познакомится только в 1965-м, когда вместе с В. Шкловским, К. Симоновым, А. Сурковым и другими советскими литераторами поедет на проходивший в Риме конгресс писателей. Именно здесь главный редактор «Нового мира» пообещает, что хотя еще не читал новой повести Быкова «Мертвым не больно», тем не менее напечатает ее⁴…
Повесть будет опубликована на следующий год в первых двух номерах «Нового мира». Тогда же Лазарь Лазарев, назвав в письме к Быкову «Мертвым не больно» «вещью очень серьезной, по-настоящему честной и сильной», выскажет опасение: «Вот только боюсь, что напечатать о нем (о романе. – С. Ш.) что-нибудь будет не так просто»⁵. Впрочем, предвидеть всех последствий никто, конечно, не мог – по автору «Мертвым не больно» «стреляли» практически изо всех «крупно-» и «мелкокалиберных» периодических изданий СССР: журналы «Огонек», «Дружба народов», «Москва», «Байкал», «Урал», «Дон», «Полымя», газеты «Советская Белоруссия», неоднократно – «Красная звезда» и «Правда»… То была организованная кампания. Теперь уже доподлинно известно, что появление в «Правде» статьи В. Севрука «Правда о великой войне», в которой быковская повесть была названа «неудачей автора» (и Севрук утверждал, что «об этом нужно сказать прямо и бескомпромиссно»), было санкционировано Старой площадью (что и послужило, собственно говоря, командой «ату его!» для всей партийной печати СССР). Заведующие сразу двух отделов ЦК КПСС – культуры и агитации и пропаганды – тайно докладывали 15 апреля 1966 года своему руководству:
«В повести с неверных идейных позиций, во многих случаях клеветнически, отображены события Великой Отечественной войны, взаимоотношения между советскими солдатами и офицерами. Она заполнена желчными описаниями беззаконий и преступлений, якобы чинившихся в рядах действующей Советской Армии <…>
Повесть призывает к отмщению подобным «особистам». Перенося действие в наше время, в день празднования 20-летия победы над гитлеровской Германией, автор изображает своеобразного двойника Сахно – бывшего председателя Военного трибунала Горбатюка. Горбатюк оправдывает чудовищные жестокости Сахно, который пристреливал раненых советских бойцов, ссылкой на якобы отданный во время войны соответствующий приказ Сталина.
Пафос злого и безоглядного «обличительства» явно ослепил автора повести»⁶.
В это же время в школах Гродно сотрудники КГБ начали «читать лекции о бдительности, приводить примеры, что рядом с Синявским, Даниэлем и наш Быков, видите ли, писал произведения, которые направлены на подрыв советской власти и разлагают молодежь <…> На партактиве первый секретарь обкома Мицкевич объявил всем, что Быкова уже обрабатывают итальянские фашисты и некая профашистская газетка взяла его на вооружение»⁷. Одновременно «Быкова и тех, кто с ним, по-прежнему изо дня в день клеймили позором и склоняли на все лады минские и московские газеты, неизвестные снова выбили ему окна. Из библиотек изъяли отдельные произведения, а из военных – все до единого»⁸.
Вообще говоря, Твардовский полагал, что некоторые литераторы подвергались шельмованию прежде всего потому, что были авторами именно его журнала. Александр Трифонович записал в 1966 году: «Дементьев: если «Ив[ан] Ден[исович)» и «Т[еркин] на т[ом] св[ете]» ошибки «Нового мира», то спорить не о чем, нужно уходить. – Он прав, долбали Семина и др[угих] (имеются в виду В. Семин, В. Быков и Б. Можаев. – С. Ш.) п[отому], ч[то] не могли долбать «гл[авных] преступников» – меня и Солженицына]»⁹. У Твардовского были основания так думать. К 1966 году у Быкова уже была всесоюзная известность (в 1962-м он даже был выдвинут на соискание Ленинской премии), миллионные тиражи повестей и хорошая критика (та же повесть «Мертвым не больно» поначалу, после публикации в 1965-м в белорусском журнале «Маладосць», была воспринята едва ли не всеми критиками положительно). В том числе и поэтому Кондратович справедливо заметил о нем в 1969 году: «А мне показалось, не тяготится ли он нами.
До нас был благополучный (сравнительно) писатель. Начал печататься в «Н. м.» – стали так его критиковать, что дома, в Гродно, хулиганы стекла выбивают <…> Мы прокаженные. Общение с нами счастья не приносит. А несчастий сколько угодно»¹⁰.
В самом деле, все большие неприятности Василя Быкова начались после первой публикации в «Новом мире» (и опять же – широкомасштабное шельмование закончится сразу после ухода Твардовского из журнала). Должно быть, Быков это осознавал, тем не менее, к его чести, не перестал печататься под знаменитой голубой обложкой «Нового мира». Хотя мог – для собственного спокойствия.
Впрочем, и списывать все на «Новый мир» тоже было бы неправильно. Во-первых, не следует забывать о процессе «ресталинизации», набиравшем обороты после снятия Н. Хрущева. Кроме того, справедливым представляется замечание Григория Свирского: «Назым Хикмет как-то сказал: когда в столице стригут ногти, в провинции рубят пальцы.
Возникает вопрос: чем заслужил писатель Василь Быков такую жгучую ненависть местного, и не только местного, КГБ? Почему его много лет травили подло, неостановимо? <…>
«Третья ракета» и «Альпийская баллада» были опубликованы в издательстве «Молодая гвардия», и автор, что называется, пошел в гору.
И вдруг оказалось, что Василь Быков вовсе не тот «военно-патриотический» или, точнее, военно-стереотипный писатель, которым его представили читателю рецензенты комсомольской прессы. Это серьезный глубокий прозаик со своей темой, своим голосом, своей целенаправленной ненавистью.
В Москве о нем заговорили широко в 1966 году, когда в журнале «Новый мир» была опубликована его повесть «Мертвым не больно»»¹¹.
Хотя, если посмотреть с другой стороны, мужество проявил не один лишь Быков – очевидно, что и редакции, и, прежде всего, Твардовскому требовалась немалая смелость печатать гродненского писателя. Все эти годы Быков и «Новый мир» шли в одной связке. То же донесение заведующих двух отделов ЦК венчал, к примеру, такой многозначительный вердикт: «Учитывая серьезность ошибки, допущенной редакцией журнала «Новый мир» <…> Правлению Союза писателей рекомендовано укрепить редакцию квалифицированными работниками»¹². На Западе же публикацию «Мертвым не больно» напрямую ставили в заслугу Твардовскому. И. Кошеливц писал в предисловии к повести, напечатанной в мюнхенском журнале «Сучаснисть»: «Все «советологи» в один голос закричали, что Твардовский не случайно начал шестьдесят шестой год этим многозначительным произведением: он, мол, припас повесть Быкова на предсъездовский период, чтобы этим высказать протест против реабилитации Сталина, которую все ожидали, боялись ее, и она, несмотря на выразительные протесты общественности, на XXIII съезде своеобразным образом все-таки состоялась»¹³. Добавим только, что КГБ не мог оставаться безучастным к подобным заявлениям – о них тут же следовали доклады в ЦК (в данном случае донесение было подписано ни много ни мало заместителем председателя КГБ при СМ СССР Н. Захаровым). И вот уже в январе 1967 года в редакционной (!) статье в «Правде» говорится не столько о В. Быкове, сколько о журнале:
«Открыл свой минувший год журнал «Новый мир» публикацией повести В. Быкова «Мертвым не больно» <…> Повесть критиковалась совсем не за то, что есть в ней горькие страницы, а за то, что в результате однобокого подхода к явлениям действительности многое в повести оказалось смещено <…>
Как показывает практика, журнал «Новый мир» готов видеть свою активную роль преимущественно в том, чтобы привлекать внимание общества, главным образом, к явлениям отрицательным. Само по себе критическое отношение к тем или иным явлениям действительности вполне отвечает сути социалистического реализма, ибо художественный метод советской литературы, наряду с раскрытием нового, предполагает бичевание недостатков, расчистку пути от препятствий. Но, понятно, при этом нам вовсе не безразлично, с каким чувством закрывает читатель прочитанную книгу или очередной номер журнала. Вызывают ли в нем произведения, с которыми он познакомился, прилив сил, стремление быть лучше и чище, бороться против изображенных в них отрицательных явлений, или же они способны создать ощущение безысходности, неверное впечатление об окружающей действительности, о месте и значении в ней каждого человека как участника общенародного дела <…>
Чрезмерное акцентирование на отрицательных фактах, настороженность к изображению положительных явлений, упорство в отстаивании ошибочных позиций – именно это сейчас наиболее характерно для журнала «Новый мир»»¹⁴.
После разгрома «Мертвым не больно» Быкову не работается. Однако вскоре за короткое время он пишет небольшую повесть «Проклятая высота» (в переводе на русский известна как «Атака с ходу»). Отправив рукопись в «Новый мир», Быков вскоре получает от Кондратовича приглашение приехать. «Началось обсуждение, которое шло недолго, спокойно и обстоятельно. Помню, Кондратович говорил о некоторой жесткости конструкции повести, Лакшин – о характерах. Твардовский отметил определенный новый нюанс в трактовке неновой темы, сказал, что напечатать повесть – его долг. Вот только перевод… Кто сделает перевод? Лакшин сказал, что перевод мог бы сделать Дудинцев, он сидит без работы после того, как недавно был раскритикован его роман. Твардовский посмотрел на Лакшина с укором: «Ага, значит, что же получается? Автор Быков, переводчик – Дудинцев, редактор – Твардовский. И вы хотите при таком трио напечатать повесть?» Все засмеялись, поняв неприемлемость предложения Лакшина. Тогда, немного подумав, Александр Трифонович говорит: «А пусть сам Василь поработает над русским текстом, вычитает как следует. Анна Самойловна поможет. А мы посмотрим». На том и порешили»¹⁵.
Позже, отвечая на вопрос, была ли в «Новом мире» «редакторская экзекуция», Быков скажет: «Понятно, что и там при редактировании старались убрать многие острые моменты, чтобы не раздражать цензуру, не вызывать дополнительно придирок, чтобы не цеплять начальственный взгляд в инстанциях. Но все-таки три повести в «Новом мире» Твардовского – «Мертвым не больно», «Атака с ходу» и «Круглянский мост» – были напечатаны с наименьшими издержками. «Круглянский мост» – совсем без купюр. «Атака с ходу» потеряла авторское название: на белорусском языке повесть известна как «Проклятая высота», но «проклятая» – уже какой-то негатив, и в редакции решили дать ей нейтральное название, которое, по-моему, просто плохо»¹⁶.
Судя по дневниковым записям Кондратовича, именно про «Атаку с ходу» говорит в мае 1968 года Твардовский: «Ставьте Быкова. Есть такой закон – ругают через одно произведение. С Казакевичем, например, так было. Это неважно, что ругают или будут ругать. Дали бы напечатать. А потом пусть что хотят, то и говорят. Так мы теперь живем». «Атака с ходу» выходит в «Новом мире» (N 5), как полагает Кондратович, «в виде откупного» со стороны Главлита¹⁷. Выходит и сразу попадает под оглушительный удар критики. «Начальник Главполитуправления армии генерал Епишев назвал повесть клеветнической, советская пресса заклеймила и автора, и тех, кто ему способствовал»¹⁸. Про новое быковское произведение снова скажут: «Серьезная неудача». Причем ее автора прежде всего берутся критиковать люди военные, заявляющие: «Так не воевали!» По сути говоря, повторялась история с «Мертвым не больно». Между тем Твардовский сказал тогда же одному из авторов «Нового мира»: «После того, что написано о войне и солдате <…> Эм. Казакевичем, Г. Баклановым, Василем Быковым и др., где все, как говорится, из первых рук, все добыто собственным опытом воина, нельзя писать о войне и солдате понаслышке и по книгам»¹⁹.
После безрадостной истории с публикацией «Атаки с ходу» намерения Быкова «и дальше разрабатывать военно-фронтовую тему стали угасать». «Хотя я и видел в ней еще немало возможностей, и в голове выстраивались определенные планы, – вспоминал писатель, – прикинув, как это будет встречено начальством и критикой, решил воздержаться. Задумался о партизанской теме. Тем более, что в ней виделись мне не менее интересные возможности, связанные прежде всего с моральной проблематикой»²⁰. В результате в 1968 году он пишет «Круглянский мост», первую свою «партизанскую» повесть. Прочтя ее, Твардовский скажет, что это, может, лучшее из всего, что Быков напечатал в русских журналах. 27 января 1969 года Алексей Кондратович запишет в дневнике:
«Вновь А. Т. начал говорить о повести Быкова, очень хваля ее.
– Он коснулся очень важной, человеческой проблемы, которая всегда волновала литературу: может ли цель оправдывать любые средства. Достоевского это мучило, может быть, больше всего, и мы знаем, какой ответ он нашел на этот вопрос. В рецензии на книгу Таратуты о Степняке-Кравчинском есть замечательное место. Один из народовольцев, желая поднять крестьян на восстание, собирался сочинить манифест от имени царя с призывом к такому восстанию. Казалось бы, благородная цель, цель, которой добивались, о которой мечтали народовольцы. Но как Степняк-Кравчинский обрушивается на этого остроумца! Он пишет, что нельзя идти к благородной цели и лгать при этом, обманывать, идти, как он прекрасно выражается, кривым путем.
Вот об этом и у Быкова. Этот вопрос не новый, но он его ставит точно <…>
Вообще у Быкова много написано так тонко, что за всем этим встает куда более широкая картина. У мальчика собираются отнять коня <…> и он говорит: «Нельзя, так же не поступают партизаны», – и я отчетливо понимаю через это недоумение парнишки, что так, именно так они поступают. Я хорошо знаю, видел, разговаривал на отвоеванной территории, что партизан население боялось подчас не меньше, чем немцев… И Быков впервые после длинного перечня насквозь фальшивой партизанской литературы говорит об этом. И говорит умно, тактично, за строками, – и ничего не пряча при этом, без всяких кукишей»²¹.
Позже и Григорий Бакланов сообщит автору «Круглянского моста»: «На зимних каникулах, кажется, зашел Александр Трифонович ко мне <…> весь вечер говорил о твоей повести. Говорил самые высокие слова, говорил, что повесть о самом главном, что ты – умница, честный, талантливый человек, настоящий писатель»²².
Новая повесть была напечатана под обложкой мартовского «Нового мира». Сам автор вспоминал: «После выхода из печати «Круглянского моста» первым с рецензией выскочил еженедельник «Огонек», который многие годы редактировал личный враг Твардовского Анатолий Софронов <…> Первой стоит подпись дважды Героя Советского Союза, партизанского генерала Федорова. В статье – стенания и гнев, гнев и стенания, клеймят автора повести и «Новый мир», его главного редактора тоже. После «Огонька» пошло-поехало, от Москвы до самых до окраин»²³. Тут нелишне будет привести еще одну запись А. Кондратовича от 7 октября 1969 года:
«Позавчера в «Огоньке» напечатаны два письма партизан о повести Быкова «Круглянский мост» <…> А. Т. брезгливо отстранил журнал: «Нет, я это читать не буду!» Бережет себя, и это понятно. Но за обедом вдруг тяжело посмотрел на меня, так что хотелось глаза отвести, и сказал: «Да, значит, угомону на них нет». А какой угомон? Им запретили продолжать тот тур нападок на «Н. м.». Они замолкли. Но свое дело продолжают. А дело простое – внушать, внушать, внушать, что «Н. м.» публикует вредные, антипатриотические произведения. И внушат, если уже не внушили большинству читателей. А. Т. согласился с этим. Я сказал, что неплохо бы вызвать Быкова, пусть напишет ответ, развеется, в конце концов, в Гродно уже ему выбивала стекла всякая сволочь, сейчас тоже ему там нелегко. А. Т. промолчал, а когда я повторил это предложение, он встал и сказал: «Нет, это делать не нужно». – «Почему?» – «Бесполезно, А. И., ложь приняла такие размеры, что никакие доводы не подействуют. Вот вы говорите, что в статье сказано, что таких подонков, как Бритвин, в повести пруд пруди. А там всего 5 персонажей! Из них подонок один Бритвин. Но и это возражение не примут, никто не хочет принимать возражений». Сказал он это устало. И его легко понять. Я тоже гак устал, что иногда хочется кончить все»²⁴.
«…иногда хочется кончить все». По прошествии лет и Быков признается, что готов был смолкнуть после критического погрома каждой из «новомирских» своих повестей, что, собственно, и ставила своей задачей организованная публичная ложь. Многолетняя борьба в состоянии вымотать кого угодно…
В это по-прежнему тяжелое для гродненского писателя время Твардовский снова «устно и письменно» поддержит его. Он не только «стойко нес нелегкий редакторский крест», но и предлагал Быкову «материальную (денежную) помощь в виде заключения договоров на написание произведения любого жанра», пусть даже ему «не пришлось воспользоваться этим любезным предложением, хотя такая надобность появлялась нередко»²⁵. Уже в дни прощания с Твардовским Быков напишет: «Проходя у него суровую по своей требовательности школу литературы, мы постигали высоту его идеалов, избавлялись от налета провинциального верхоглядства, учились не бояться несправедливой жестокости критических приговоров. И если такие приговоры случались, он не имел привычки оставлять один на один беззащитного автора или торопливо лишать его кредита доверия. Напротив: какая бы неудача ни постигла автора, если он поверил в кого, то уже не менял свой веры и поддерживал, как только мог. Отступничество было не в его характере»²⁶.
А тогда, в мае 1969-го, из Москвы в Гродно придет поздравительная открытка из «Нового мира», в которой рукой А. Твардовского будут дописаны четыре слова, которые навсегда окажутся связаны с именем и судьбой Василя Быкова. Кондратович засвидетельствовал, что именно сказал Твардовский прежде, чем написал их: «Нет, ему нельзя отсылать простую нашу открыточку: ему, бедняге, достается и во многом из-за нас». И уже потом провидчески скажет в ответ на расспросы Кондратовича:

1. Клейн Б. Недосказанное: Главы из воспоминаний, 2004. Рукопись. [↩]
2. Кондратович А. Человек на войне // Новый мир. 1962. N 6. С. 220.[↩]
3. Кондратович А. Ровесник любому поколению. Документальная повесть. М.: Современник, 1984. С. 203.
   [↩]
4. См.: Быков В. Долгая дорога домой / Пер. с белорусского В. Тараса. М., Минск: АСТ, Харвест, 2005. С. 212.[↩]
5. Из письма от 19 марта 1966 года. Архив В. Быкова[↩]
6. Мертвым – не больно, больно – живым // Вопросы литературы. 2004. N 6. С. 211.[↩]
7. Из выступления А. Карпюка на V съезде писателей БССР /./ Белорусский государственный архив-музей литературы и искусства. Ф. 78. Оп. 1. Ед. хр. 45. Л. 179. Стенограмма[↩]
8. Карпюк А. Прощание с иллюзиями: Хроника одного поколения // Неман. 1993. Ms 5. С. 93.[↩]
9. Твардовский А. Рабочие тетради 60-х годов // Знамя. 2002. N 5. С. 157.[↩]
10. Кондратович А. Новомирский дневник (1967 – 1970). М.: Советский писатель, 1991. С. 351.[↩]
11. Свирский Г. На лобном месте: Литература нравственного сопротивления 1946 – 1986 гг. М.: Крук, 1998. С. 378, 379.[↩]
12. Мертвым – не больно, сольно – живым. С. 212.[↩]
13. »Мертвым не больно» под арестом // Дружба народов. 1993. N9. С. 207.[↩]
14. Когда отстают от времени // Правда. 1967. 27 января.[↩]
15. Быков В. Указ. соч. С. 231.[↩]
16. Быков В. Под знаком перемен // Литературная газета. 1989. 18 января.[↩]
17. Кондратович А. Новомирский дневник (1967 – 1970). С. 240, 260.[↩]
18. Клейн Б. Указ. соч.[↩]
19. Из письма Ю. Сиверскому от 26 ноября 1968 года // Твардовский А. Собр. соч. в 6 тт. Т. 6. М.: Художественная литература, 1983. С. 274.
    [↩]
20. Быков В. Долгая дорога домой. С. 235.
    [↩]
21. Кондратович А. Новомирский дневник (1967 – 1970). С. 364 – 365.[↩]
22. Из письма от 4 марта 1969 года. Архив В. Быкова.
    [↩]
23. Быков В. Долгая дорога домой. С. 244.
    [↩]
24. Кондратович А. Новомирский дневник (1967 – 1970). С. 440 – 441.[↩]
25. Быков В. Мертвым – не больно, больно – живым // Неман. 1992. N 1. С. 145.[↩]
26. Быту В. Пухам табе зямля! // Літаратура і мастацтва. 1971. 24 снеж.[↩]