Эпическое творчество славянских народов и проблемы сравнительного изучения эпоса

1

Под «сравнительным методом» в фольклористике, как и в литературоведении вообще, обычно понимают изучение литературных взаимодействий, так называемых «влияний» и «заимствований». Именно работы в этой области, в прошлом чрезвычайно многочисленные, скомпрометировали старую «компаративистику» в глазах современных исследователей. Беспринципное эмпирическое сопоставление фактов литературы или фольклора на основе чисто внешнего сходства, реального или, чаще, мнимого, объяснение всякого сходства механически понимаемым влиянием, без необходимого учета социально-исторических причин этого влияния, его предпосылок в местном историческом и специально литературном развитии и социальной трансформации заимствованных «образцов» – все это вызвало вполне обоснованное недоверие к так называемому «сравнительному методу» в целом.

Для внесения ясности в этот вопрос необходимо прежде всего констатировать, что сравнение, то есть установление сходств и различий между историческими явлениями и историческое их объяснение представляет само по себе не научный метод в собственном смысле (различия методов – это различия теоретических принципов научного исследования, обусловленные мировоззрением данной научной школы), а всего лишь методику, однако методику, необходимую для всякого исследования в области исторических наук. Сравнение отнюдь не снимает специфики изучаемого явления (индивидуальной, национальной, в широком смысле социально-исторической), но, напротив, позволяет установить ее с большей точностью на основе сходств и различий между явлениями.

Сравнение исторических явлений между собой (если оно не является простым сопоставлением) может преследовать разные, хотя и взаимосвязанные, задачи, смешение которых приводит к путанице, отражающейся и на результатах сравнительно-исторического анализа.

1. Сравнение историко-генетическое, рассматривающее сходные явления как результат их родства по происхождению и последующих исторически обусловленных расхождений. 2. Сравнение историко-типологическое, объясняющее сходство генетически между собою не связанных явлений сходными условиями общественного развития. 3. Сравнение, устанавливающее международные культурные взаимодействия,«влияния» или «заимствования», обусловленные исторической близостью данных народов и предпосылками их общественного развития.

Метод сравнительно-генетический господствует, как известно, в историческом языкознании {сравнительно-историческая грамматика или лексикология группы родственных по своему происхождению языков). В истории литературы он имеет ограниченное и обычно вспомогательное применение: сравнение средневековых рукописей позволяет установить их общий источник и филиацию; то же относится к сравнению вариантов произведения устного народного творчества, в частности творчества эпического (например, установление генетического взаимоотношения дошедших до нас версий, письменных или устных, германского эпического сказания о Нибелунгах или среднеазиатского об Алпамыше) ¹.

Ведущая роль в сравнительном литературоведении должна принадлежать сравнению историко-типологическому: так называемая «всеобщая литература» устанавливает закономерную последовательность в различных национальных литературах сходных направлений и стилей, сохраняющих при этом свое исторически обусловленное национальное своеобразие (классицизм, романтизм, классический реализм, социалистический реализм и др.). Основной предпосылкой возможности историко-типологического сравнения явлений литературы или фольклора является единство и закономерность процесса социально-исторического развития, которым обусловлено развитие литературы как одной из идеологических надстроек. Подобно тому, как общественно-политические отношения эпохи феодализма, обусловленные сходным состоянием производительных сил и производственных отношений, обнаруживают (несмотря на значительные местные различия) типологически сходные черты на крайнем западе Европы и, например, в Средней Азии (развитие феодальных форм землевладения, цехового ремесла и т. п.), так и в области идеологии – искусство, в частности литература, как образное познание действительности представляет (при всех различиях) значительные аналогии на одинаковых ступенях общественного развития.

Ленин говорил в этом смысле о возможности применения к социальным явлениям «общенаучного критерия повторяемости», «повторяемости и правильности в общественных явлениях разных стран» – возможность, которую отрицали социологи-субъективисты и которая получила научное обоснование в учении Маркса об общественно-экономических формациях².

Напомним, что и Энгельс, используя материалы классической этнографии, пользуется методом историко-типологического сравнения, когда в «Происхождении семьи, частной собственности и государства» сопоставляет развитие родового строя у греков, римлян, кельтов и германцев с аналогичными явлениями в родоплеменных союзах североамериканских индейцев, считая последние ключом для раскрытия общих закономерностей развития родового строя у названных народов.

Различие между историей языка и историей литературы в применении в первой – преимущественно историко-генетического, а во-второй – историко-типологического сравнения объясняется тем, что литература как идеологическая надстройка более непосредственно отражает последовательные ступени развития общества.

Наконец, культурные взаимодействия,«заимствования» и в том и в другом случае являются дополнительным фактором генетического порядка, значение которого невозможно оспаривать, поскольку а реальных исторических условиях не существовало и не существует абсолютно изолированного общественного и культурного развития. Но вместе с тем не следует его и преувеличивать: в литературе и в фольклоре самая возможность«влияния» обычно обусловлена наличием историко-типологического схождения, объясняемого сходными условиями исторического развития.

2

В эпическом творчестве народов Востока и Запада наличествует ряд тем, мотивов, сюжетов, ситуаций и т. п., которые представляют историко-типологические схождения, связанные с определенными социальными и культурными условиями развития: чудесное рождение-героя, его сказочно быстрый рост («не по дням, а по часам»), раннее проявление его богатырской силы (первый подвиг), магическая неуязвимость (Ахилл, Зигфрид, Сосруко в нартском эпосе народов Северного Кавказа, Алпамыш и многие другие герои тюркского эпоса), выбор коня, его поимка и укрощение, роль богатырского коня как помощника героя, добыча богатырского оружия (меч, обычно выкованный прославленным, особо искусным кузнецом), побратимство витязей, связанное с древними обычаями принятия в род, добыча невесты – похищение или брачные состязания как испытание силы жениха (или его «заместителя» – свата), образ девы-воительницы (амазонки, «удалые поленицы» русских былин, германские валкирии, богатырские девы среднеазиатского эпоса и др.), состязание богатырской девы с женихами и укрощение строптивой невесты на брачном ложе и ряд других Наличие в эпосе разных народов типологически сходных тем подобного рода, последовательно развертывающихся в типические сюжеты, при отсутствии более специфически сходных деталей разработки, не может, вопреки широко распространенной практике, служить основанием для установления «влияний», нередко основывающихся именно на таких поверхностных сближениях.

Значительная часть перечисленных мотивов – сказочного происхождения и зарегистрирована в известных каталогах международных сказочных мотивов и сюжетов. Сравнительная этнография вскрывает в них «палеонтологическим» анализом пережитки семей но общественных отношений, обычаев, обрядов и верований более древних эпох. А. Н. Веселовский в своей «Поэтике сюжетов», опираясь на сравнительную этнографию, пытался наметить последовательность развития таких мотивов и сюжетов, отражающих последовательные ступени развития общества. Было бы, однако, совершенно неправильно только на основании такой «палеонтологии мотивов» (термин А. Н, Веселовского) судить об относительной древности того или иного конкретного эпического сюжета, тем более эпической песни, считать, например, что новгородская былина о Садко (или хотя бы часть ее) – «одна из самых древних и архаических в русском эпосе» только на том основании, что Садко «встречается здесь лицом к лицу с хозяином моря – морским царем» (религия «хозяев» природных стихий!) ³. Так, «змееборство» – один из древнейших сюжетов богатырской сказки, известной у многих народов, и образ змея (дракона) – «палеонтологически» древний, в конечном счете – мифологический по своему происхождению. Из этого не следует, однако, ничего относительно древности этого сюжета в былине о Добрыне и змее, тем менее – относительно древности самой былины (Кирша Данилов, N 48; Гильфердинг, II, N 79 и др.»). В былине сюжет этот теоретически может восходить к древней богатырской сказке или к народной волшебной сказке более позднего времени, церковной легенде (о Федоре Тироне, св. Георгии и т. п.), к другой былине и т. д Ср. там же, стр. 173.⁴. В эпосе южнославянском, например, змееборство Марка Кралевича представляет, несомненно, новый сюжет, перенесенный на этого широко популярного, исторического по своему происхождению народного героя (как и многие другие фантастические приключения) в относительно-позднее время из южнославянских сказок и песен.

В героическом эпосе подобные сказочные мотивы служат средством поэтической идеализации эпического героя. Сабля Марка подарена ему сказочной виллой (девой-птицей), она рассекает наковальню, как меч Зигфрида, режет твердый камень, как меч Роланда## См. М.

1. См. В. Жирмунский, Эпическое сказание об Алпамыше и богатырская сказка, «Известия ОЛЯ АН СССР», 1957, вып. 2, стр. 97 – 113.[↩]
2. См. В. И. Ленин, Сочинения, т. 1, стр. 122.[↩]
3. В. Я. Пропп, Русский героический эпос, Л. 1955, стр. 34; ср. также стр. 84 и ел.[↩]
4. [↩]