Е. И. П о г о р е л ь с к а я, С. Х. Л е в и н. Исаак Бабель: Жизнеописание. СПб.: Вита Нова, 2020. 624 с.

Заглавие книги заставляет задуматься о сходстве-различии таких понятий, как биография и жизнеописание. Очевидна некоторая подчеркнутая книжность второго понятия, его близость к жанру жития, что включает в титульное название коннотации духовности, святости и даже канонизации. Кажется, авторы книги, для которых Исаак Бабель и его жизнь стали предметом многолетних штудий и рефлексии, совсем не случайно и в названии масштабной работы, и в концептуальных подходах к предмету своего интереса склонились к постижению не столько внешней биографической канвы, сколько к исследованию духовной биографии писателя. Совсем не странным выглядит очевидное для читателя сближение рожденного в Одессе еврея Бабеля и житийного персонажа. Традиционный для жития жанровый ход: герой страдает за веру, становится жертвой возведенной на него напраслины, при этом сохраняет в себе смирение и кротость — отчетливо явлен в рецензируемой книге. Обыск в квартире Бабеля, арест, допросы — эти сцены написаны с впечатляющей пронзительностью, достигающей силы описания известного восхождения.

Стоит обратить внимание на то, что научное жизнеописание, представленное в книге двух авторов, основано на архивных или редко публиковавшихся материалах, на многих мемуарных источниках, придающих объемность исследовательской оптике. При этом документальность повествования в первых девяти главах не прерывается, но расцвечивается вполне уместными метафорическими и сравнительными оборотами, риторическими фигурами, использованием будущего времени в роли прошедшего, придающими тексту известную толику оправданной художественности: «будто по знамению судьбы» (с. 17), «Своей кровоточащей душой молодой Бабель ощущает ненормальность такого положения…» (с. 157), «Жители Молоденова долго будут помнить Бабеля и будут звать назад, когда он навсегда покинет деревню…» (с. 355). Как только авторы «Жизнеописания» вступают в 1937 год, их нарратив становится лаконичным, строгим, даже сухим. Эта лапидарность изложения, не оставляющая надежды фактурная густота, мемуарные вкрапления бьют в цель, создавая колоритный образ не только главного героя повествования, но и трагической эпохи, сначала родившей, а потом уничтожившей блестящего писателя, истинного Мастера, классика отечественной литературы. В финальной части работы авторы не раз подчеркивают, что арестован и расстрелян был не только писатель, исчез его архив, который так и не был возвращен ни вдове Бабеля, ни читателю. Известно, что среди изъятых во время ареста рукописей — книга новых рассказов, повесть, переводы, дневники, переписка, фотографии — текстов на несколько томов.

Несмотря на широкую известность своего писательского имени и рассказов из «Конармии», Бабель не принадлежит к числу авторов, хорошо знакомых читателю. Трудно сказать, почему так произошло, не исключено, что виной тут школьная программа: ведь Бабель не изучается текстуально. Он входит в читательский репертуар только тех, кто и после школы остается читателем, кто ищет и находит хорошую литературу, кто умеет получать удовольствие от яркого и острого слова.

Книга Е. Погорельской и С. Левина дает возможность узнать о писателе, об истории рождения его замыслов, о перипетиях его литературной и семейной судьбы исключительно много. Скрупулезность и тщательность проработки всякой главной и каждой побочной линии повествования, умение вникнуть в подробность, в сказанное, порой случайно, слово — становятся визитной карточкой объемного и богато иллюстрированного издания. Многолетние — на высочайшем уровне — исследования творчества Бабеля позволили авторам, вдаваясь в детали, не рассыпать повествование на отдельные, пусть очень интересные, фрагменты, а, напротив, добиться создания целостного и запоминающегося полотна.

Авторы видят в  Бабеле не столько исследовательский объект, сколько живого страдающего человека, создателя литературных текстов и  собственной судьбы, героя анекдотов и сплетен, любимца женщин и дружескую опору. Нет необходимости стирать противоречия его натуры, оправдывать его поступки, дотягивать своего героя до некоего идеала. Бабель предстает в книге как человек проницательный, хорошо чувствующий и понимающий людей, и рядом с этим показана его неосмотрительность, неоправданная уверенность в завтрашнем дне: он не допускает мысли, что может оказаться среди отправленных в «места не столь отдаленные». Он верит в свои связи с государственными чиновниками высокого ранга и дружбу с чекистами, верит в свою популярность и международный авторитет. Моральные принципы писателя не позволяют ему прервать отношения с Воронским после исключения того из партии и снятия с поста редактора.

Объемная книга (более 600 страниц) — это и еще и очень увлекательное чтение, которое не отпускает. Авторам удалось представить Бабеля не как плоскостного, заведомо «положительного» героя. Писатель усилиями Погорельской и Левина проходит через множество соблазнов и испытаний. Его жизнь полна причудливых поворотов судьбы, неожиданных встреч. В разные годы он был интересен знаменитым писателям, театральным деятелям, политикам, сильным мира сего. Он же оказывался изгоем, страдал от одиночества, пережил мучительные месяцы перед арестом, а потом — арест, тюрьму, ссылку. Последние дни его жизни таят в себе множество ужасных загадок и предположений, достаточно прочитать об этих страшных «приветах», которые шли жене и близким от уже погибшего Бабеля.

Погорельская и Левин не скрывают сложностей своей разыскательской и аналитической работы. Склонность их героя к мистификации не только в художественных текстах, но и в выражениях жизнестроительства существенно усложняла процесс создания книги. Даже «Автобиография» писателя, как отмечают авторы, не исключение: она содержит ничем не подтверждаемые сведения о службе Бабеля солдатом на Румынском фронте, о его связях с ЧК. Прорисовывая узор жизни писателя, авторы определяют свою задачу так: «Мы стараемся также отделить действие в рассказах самого Бабеля от реальных биографических событий, в то же время пытаясь проследить, как подлинные события преломляются в прозе Бабеля» (с. 13). Авторы проводят убедительное сопоставление документов с художественными произведениями и наглядно показывают причудливое сочетание предельной реалистичности и точности, свойственных писателю, со свободой художественного воображения. Любые факты для авторов «Жизнеописания» дороже сглаживающих интерпретаций. Запоминаются эпизоды, в которых Бабель лозунгово-патетично делится признаниями по адресу нового мироустройства и власти, с одной стороны, и дает сдержанно-ироничные оценки тех же явлений в неподцензурных текстах — с другой.

Погорельская и Левин постоянно меняют ракурс изображения: перед нами проходят страницы жизни Бабеля в разных городах и весях России, в провинции и в столице, в Париже, в Сорренто у Горького, в Одессе, Киеве и Москве. То общим планом (конференция в Париже), то намеренно крупным (общение с деятелями советской власти, военачальниками, писателями, с зарубежными художниками и политиками, с литераторами-
эмигрантами) авторы книги рисуют детали жизни и характера Бабеля. Искусство отбора и подачи материала позволило им показывать эпоху через вполне персонифицированные визуальные и речевые портреты. Маяковский, Олеша, Эрдман, Эренбург, Паустовский, Мальро, Жид — каждый из них появляется в книге со своим словом о Бабеле. Бабелю удавалось войти в жизнь своих собеседников и друзей, стать их любимцем. Отклики Паустовского, Воронского и Федина о значении творчества Бабеля, цитирование Маяковским фразочек из «Одесских рассказов», восприятие Бабелем гибели Маяковского — все это оживляет атмосферу литературного быта 1920-х годов, придает новые, неизвестные ранее, живые черточки тем, кто «делал» нашу литературу.

Появляются и постепенно на протяжении многих глав вырастают в центральные фигуры Горький, Воронский и Полонский. С ними Бабеля связывают не только сугубо литературные отношения — писателя и редактора, когда Бабель оказывается одновременно маститым автором и лукавым держателем неотработанных журнальных авансов, но и родство душ. В книге показано, что Горького Бабель воспринимал как основного своего защитника и покровителя. Горький по отношению к Бабелю последовательно доброжелателен, нежен, заботлив. Отношение Бабеля к Горькому, как видно из приведенных в «Жизнеописании» документов, было в полной мере отношением сына к отцу: беспредельная любовь, уважение, благодарность за заступничество и… всплески обиды, ревности, неконтролируемого гнева, а потом снова любовь и выражение отчаяния от близкой потери. Знаменательна приведенная в книге фраза Бабеля, сказанная им после смерти Горького: «Теперь мне жить не дадут».

Авторы книги показывают Бабеля в контексте эпохи и выдающихся современников как личность, богато одаренную разными талантами: кинематографическим, ораторским, искусствоведческим, переводческим, но главное — талантом коммуникатора, как человека, которому были интересны люди из самых разных социальных слоев, многим из которых он помогал, невзирая на очевидную опасность для самого себя и своей семьи.

У книги есть еще один герой — Антонина Пирожкова, удивительная женщина, обладающая нравом и силой декабристки, посвятившая свою жизнь замечательному писателю, а после его гибели добивавшаяся и добившаяся его признания. Именно ее памяти посвятили авторы свой труд.

Рассказывая во всех подробностях о писательской судьбе Бабеля, обильно цитируя письма и мемуары его родных и знакомых, авторы книги сумели создать портрет замечательного во всех отношениях человека: разностороннего, искреннего, преданного, надежного и самоотверженного. Через всю жизнь он пронес ненависть к унижению человека человеком, к не­оправданной жестокости, к самоутверждению за счет других.

Писатель, публицист, ученый, читатель, который захочет обратиться к личности выдающегося литературного деятеля Исаака Бабеля, получил для своей работы надежный и бесспорный источник — книгу Погорельской и Левина.