Душа Душечки

Секретарь Льва Николаевича Валентин Федорович Булгаков вспоминает эпизод, произошедший через 4 года после смерти Толстого:

«Проезжали возле речки Воронки.

– Как это красиво! – говорит С. А. – Это сочетание:белые стволы, янтарная листва и на фоне воды… Так и просится зарисовать. Взять сейчас краски и нарисовать. Ах, отчего меня не сделали живописицей! А сделали меня самкой и переписчицей.

Я молчу. С. А. глядит на меня, определенно «провоцируя», и повторяет:

– Ведь я была всю жизнь только самкой и переписчицей!

– Ну, зачем же так ограничивать свою роль, С. А.?

– Ничего не ограничивать… Меня сделали только самкой и переписчицей! – вновь повторяет С. А., капризно сморщив губы…» ¹

Став женой великого человека, Софья Андреевна переписывала его рукописи, рожала и рожала ему детей и воспитывала их. И после смерти мужа горюет, что она не сделалась «живописицей», то есть совершенно ненужной Льву Толстому женщиной.

«Давно как-то мне случилось прочесть в «Новом времени» прекрасный фельетон господина Ата о женщинах, – словно отвечает ей Толстой в Послесловии к чеховской «Душечке». – Автор высказал в этом фельетоне замечательно умную и глубокую мысль о женщинах. «Женщины, – говорит он, – стараются нам доказать, что они могут делать все то же, что и мы, мужчины. Я не только не спорю с этим, – говорит автор, – но готов согласиться, что женщины могут делать все то, что делают мужчины, и даже, может быть, и лучше, но горе в том, что мужчины не могут делать ничего, близко подходящего к тому, что могут делать женщины».

Да, это несомненно так, и это касается не одного рождения, кормления и первого воспитания детей, но мужчины не могут делать того высшего, лучшего и наиболее приближающего человека к Богу дела, – дела любви, дела полного отдания себя тому, кого любишь, которое так хорошо и естественно делали, делают и будут делать хорошие женщины. Что бы было с миром, что бы было с нами, мужчинами, если бы у женщин не было этого свойства и они не проявляли бы его?» ².

Оленька, Ольга Степановна Прянишникова (так звалась героиня Чехова), излучала нечто такое, от чего, «глядя на ее полные, розовые щеки, на мягкую белую шею с темной родинкой, на добрую, наивную улыбку, которая бывала на ее лице, когда она слушала что-нибудь приятное, мужчины тоже улыбались, а гостьи-дамы не могли удержаться, чтобы вдруг среди разговора не схватить ее за руку и не проговорить в порыве удовольствия: «Душечка!»».

Любя кого-нибудь или только слушая «что-нибудь приятное», она наслаждалась душою, и это ее состояние передавалось людям. Зато, не любя, она страдала. Не так, как страдают от влюбленности, а так, как страдают от безлюбия. Лев Николаевич уверял, что его трогает не только рассказ о любви Душечки, но «еще больше о том, как она страдает, оставшись одна, когда ей некого любить».

Женские духовные страдания безлюбия бывают столь невыносимы, что их необходимо прикрыть и забить. В том числе и стремлением жить по-мужски, культивируя в себе мужские достоинства, не несущие чистого свечения любовной духовности. Забивая духовные страдания безлюбия, женщина, по сути, отказывается от любви, охлаждает себя, свою душу, работающую в любви. Ольга Степановна способна только на истинные движения души, и она страдала без любви в чистоте душевной, без камуфляжа всяческих дел и мыслей, ничем не одурманивая себя, без тех желаний, забот и «интересов», с помощью которых женщины исхитряются жить, не любя.

Ольга Степановна – женщина неиспорченной души. Женская душа рушится, когда не умеет или разучилась любить. Верный внешний признак порчи души женщины – капризность, грубость и особенно истеричность; истерична женщина, как Лев Николаевич наблюдал в своей супружеской жизни, от того или иного рода погашения любви или ее недостатка. Ольга Степановна – антипод женской истеричности, и не по воспитанной с детства сдержанности, а непосредственно, исключительно благодаря душевной неиспорченности. Не только ругающуюся, а и раздраженную Ольгу Степановну нельзя представить по рассказу Чехова. У нее нет слова, даже мысли упрека, нет никогда. Она не умеет требовать и обижаться, предъявлять претензии или свои права. Она не играет в женской жизни, не выигрывает и не проигрывает, не выгадывает для себя, не тягается, не борется за власть или за свое положение рядом с мужчиной, не завидует, не ревнует (хотя и имеет случай), просто хранит в себе то благо любви, то духовное благосостояние, которому подчинена ее душа. Она кротка, искренна, бескорыстна, некапризна, не знает, что такое по-женски давить, устраиваться, рассчитывать, блефовать, ждать и искать услад и развлечений, тянуть к себе и стараться привязать. Ни изменить, ни разлюбить Ольга Степановна не может. Она никогда не говорит «я», всегда – «мы»: «мы с Ванечкой», «мы с Васечкой». К тому же она в высшей степени восприимчива ко всему, чем живет любимый ею человек, за которого она всегда горюет и к которому всегда относится религиозно, отдавая ему всю себя.

Разве Софья Андреевна относилась к своему «Левочке» столь же религиозно, как Ольга Степановна к своему Ване Кукину? С такими людьми, как Лев Толстой, жить и ответственнее, и тяжелей, но прохождение женской души на дистанции жизни, путевая судьба женщины легче. Не много найдется женщин, которые были бы достойны любить Льва Николаевича. А Душечка любила так какого-то ветеринара. Она видела в своих мужчинах и относилась к ним как к высшим существам, то есть так, как во многих случаях не относились к величайшим людям их жены.

Не великий предмет нужен, чтобы любить так, как любила Ольга Степановна; нужна неиспорченная женская душа. «Без женщин-врачей, телеграфисток, адвокатов, ученых, сочинительниц мы обойдемся, но без матерей, помощниц, подруг, утешительниц, любящих в мужчине все то лучшее, что есть в нем, и незаметным внушением вызывающих и поддерживающих в нем все это лучшее, – без таких женщин плохо было бы жить на свете ³<…> В этой любви, обращена ли она к Кукину или к Христу, главная, великая, ничем не заменимая сила женщины» (41, 376).

Эта «главная, великая, ничем не заменимая сила» любви или есть в женщине, или ее в ней нет.

1. Булгаков Вал. Ф. О Толстом. Тула, 1978. С. 197-198.[↩]
2. Толстой Л. Н. Полн. собр. соч. (Юбилейное). Т. 41. С. 375-376. Далее ссылки на это издание даются в тексте.[↩]
3. То же самое сказано о Наташе Ростовой: она была способна давать то наслаждение, которое дают «настоящие женщины, одаренные способностью выбирания и всасывания в себя всего лучшего, что только есть в проявлениях мужчины».[↩]