Дневник или стилизация

Я хотел бы посвятить свое выступление главным образом проблеме документальности, иначе говоря, правам и обязанностям автора, выступающего в том жанре, который выбрал для себя В. Ковалевский, и прежде всего праву рассказывать обо всем, что видел и пережил, и обязанности говорить читателям правду, одну правду и ничего кроме правды. Я хочу это сделать, потому что многое из того, что здесь утверждалось, вызывает по меньшей мере удивление. Я хочу это сделать, потому что, в отличие от В. Канторовича, Л. Славина, Н. Атарова, которым вообще эта проблема кажется несущественной и даже несуществующей, мне она в сегодняшнем разговоре представляется самой важной, во всяком случае, куда более важной, чем оценка книги В. Ковалевского…

Какое имеет значение, говорили здесь, подлинные это или не подлинные дневниковые записи – лишь бы они «впечатляли». Но стоит все же подумать о том, а почему они «впечатляли»? И о том, будут ли «впечатлять», если, скажем, В. Канторович или Л. Славин в предисловии к «Тетрадям из полевой сумки» поделятся некоторыми соображениями, высказанными здесь, и убедят читателей, что это не дневник военных лет, а стилизация под дневник. Боюсь, что в этом случае у книги В. Ковалевского было бы много меньше и читателей, и положительных рецензий.

Л. Славин весьма убедительно доказывал – я говорю это без иронии, потому что некоторые его наблюдения кажутся мне точными и совпадают с моими, – что «Тетради из полевой сумки» В. Ковалевского – это оригинальный роман, а вовсе не дневник, это книга, где «все обдумано, а иногда придумано, и все взвешено, и утверждено на своем месте и в нужное время», в которой есть даже собирательные образы, а совсем не записи, которые изо дня в день велись автором на войне, – и все это говорилось в похвалу В. Ковалевскому, хотя, на мой взгляд, такого рода комплименты таят в себе не менее тяжкий приговор дневникам В. Ковалевского, чем статья Б. Бялика…

Но сначала несколько слов о «Тетрадях из полевой сумки», которые я прочитал задолго до появления статьи Б. Бялика. С чувством неловкости я слушал здесь безудержные похвалы: «эпический охват жизни», «большая галерея самых разных человеческих характеров и типов», «дневник-эпопея», «сотни уникальных подробностей», «тысячи живых реалий» и т. д. и т. п. Мне не показался интересным тот круг наблюдений автора, которые можно условно назвать наблюдениями над жизнью на переднем крае, и в этом я расхожусь с К. Симоновым. Здесь, на этих страницах книги, очень мало нового, свежего, того, что так или иначе не было уже рассказано в литературе – и мемуарной и художественной, и рассказано точнее, глубже, достовернее; а от некоторых наблюдений вообще остается впечатление, что они явно получены не из первых рук.