Что было, то было…Рыбаков А. Роман-воспоминание.

Анатолию Рыбакову, мемуаристу, автору «Романа-воспо- минания», явно досаждал… Рыбаков-писатель, уже в значи- тельной степени «снявший сливки» со своей биографии. Едва ли не четверть этой книги была написана с «оглядкой» на зна- менитых «Детей Арбата» и — в куда меньшей мере — на «Тяже- лый песок».
Правда, в ней возникают и новые лица, эпизоды, ситуации, но все же на «оперативный простор» автор выходит, лишь при- ступая к повествованию о войне и последующих десятилетиях. Рыбаков не скрывает, что со своим опытом репрессирован- ного и ссыльного (который всегда настороже, вечно готов пус- титься в бега, едва почуяв даже тень внимания к себе со сторо- ны пресловутых «органов»), после Победы, при демобилизации в Германии всерьез прикидывал: возвращаться ли, не «выбрать
ли свободу», по вскоре вошедшему в обиход выражению.
И ведь, действительно, тень прошлого станет нередко воз- никать, маячить на его жизненном горизонте. Так, даже похва- лив «хороший роман, лучший роман минувшего года» — «Во- дители», — «лучший друг советских писателей» при обсужде- нии кандидатур на премию, носившую его имя, не преминул блеснуть своей «эрудицией»: «А известно ли товарищам, что Рыбакова исключали из партии («ошибку давал»: из комсомо- ла. — А. Т.) и судили по 58-й статье?»
Но, насладившись общим переполохом, вождь смилости- вился и оставил писателя в списке лауреатов. «Товарищи же, коллеги автора, проявили себя по-разному. Кто — по-хамеле- онски: то перестав узнавать при встрече, то разлетаясь с по- здравлениями. Кто откровенно трусил. Однако находились и такие, как Федор Панферов. Опубликовав «Водителей» в сво- ем журнале «Октябрь», он потом не только не открестился от автора, но даже сказал одному из партийного синклита, Ма- ленкову, что не скрой Рыбаков своей судимости, «никто бы его не печатал, и мы не имели бы этого писателя»» (с. 178).
Ныне Панферов, посредственный беллетрист и довольно невежественный человек, давно и прочно забыт. Но было же — и покровительство дебютанту, пусть не лишенное самодур- ских «приливов любви и отливов», с юмором описанных ме- муаристом, и весьма отважное по тем временам заступничест- во за своего «выдвиженца»!
Рыбаков памятлив и на такие поступки, и на людей, пре- данных своему делу, каким, например, был приветивший са- мую первую его повесть «Кортик» работник, а впоследствии директор Детгиза Константин Федотович Пискунов. «…Он был энтузиастом детской книги, отдал ей жизнь. Считаю его лучшим издателем в послереволюционное время» (с. 142), — горячо, даже как-то запальчиво говорится о тоже позабытом ныне человеке в «Романе-воспоминании».
И столь же страстно возмущается автор книги, вспоминая, как один знаменитый впоследствии поэт пренебрежительно отзывался о вступившейся за него в трудную пору писатель- нице, вскоре безнадежно заболевшей, и высокомерно добав- лял: «Умереть, спасая поэта, — достойная смерть» (с. 367).
Читая про четвертьвековой давности выступление Рыба- кова на вечере памяти Александра Бека, автора великой, по словам Анатолия Наумовича, книги «Волоколамское шоссе» и, увы, так и не опубликованного при его жизни романа «Но- вое назначение», вспоминаешь и не упомянутую в мемуарах скорбную речь того же оратора на похоронах одного из луч- ших наших редакторов, сотрудницы «Нового мира» Анны Са- мойловны Берзер — «Аси», которой и в «Романе-воспомина- нии» посвящены проникновенные строки.
Когда же мемуарист приступает к рассказу об истории создания и публикации «Детей Арбата», «крупным планом» возникает фигура «в сущности <…> единственного смелого редактора в стране» тех лет — Александра Твардовского. «Од- ним махом, не отрываясь» (по свидетельству самого поэта), прочитав рыбаковскую повесть, он сказал автору:
«…То, что вы, пренебрегая своей славой известного беллет- риста, своим материальным положением, пишете такую кни- гу, без надежды на скорое ее опубликование, пишете всю прав- ду, подтверждает, что вы настоящий писатель» (с. 205).
Твардовский говорил, что «Новый мир» почтет за честь опубликовать этот роман, и уже анонсировал его в сообщениях о планах на будущее. Но журнал, а с ним и главного редактора, уже сживали со света. Рыбаков горестно описал последнюю встречу с вынужденно покинувшим свой пост Твардовским.
Драматичны и последующие перипетии борьбы «настоя- щего писателя» за свое детище: осторожные увещевания кол- лег и куда более настойчивые рекомендации «сверху» избе- жать «предвзятости» и «односторонности» в изображении
«великого вождя», гневливые выступления на Политбюро, об- народованные совсем недавно, и т. д., и т. п. Даже когда в эпо- ху перестройки публикация была наконец со скрипом разре- шена, автор во время многомесячной работы с редактором, по собственному признанию, «доходил до белого каления».
«Подковерная» борьба в «верхах», колебания самого «Горби», разочарование в котором прямо выражено в «Романе-воспо- минании», немедленно сказывались на процессе редактуры:
«Опять: А где Сталин это сказал? Не доказано!», «Почему та- кая резкая оценка?!», «Зачем такие обобщения?!» (с. 320).
«Анатолий Наумович, голубчик, утешьтесь, вы напишете об этом новый роман» (с. 321), — сказал в эти тяжелые дни старожил Вениамин Каверин, любовно изображенный мемуа- ристом во всей своей стариковской немощи — и духовной мо- лодости. Так и Бек, по нежно-улыбчивому выражению Рыба- кова, как вошел в литературу шестнадцатилетним, таким и умер — со своим простодушием, искренностью, доверчиво- стью: «он не умел даже казаться маститым» (с. 259).
И действительно, главы, посвященные этим «хождениям по мукам», читаются как роман в романе, то бишь в «романе- воспоминании».

Как бы в параллель с вышеупомянутым эпизодом — о ре- шении в 1945-м остаться на родине, — Рыбаков и теперь не со- блазнился представлявшимися возможностями напечатать
«Детей Арбата» за рубежом, а упорно добивался — и добил- ся! — появления книги «дома».
Этот личный триумф и последующее победное шествие романа по всему миру не заслоняют для автора мемуаров дра- матизма и противоречивости отечественной действительно- сти конца XX века.
По ходким нынешним меркам, Рыбаков в своих оценках эпохи ельцинских «реформ» и вообще в своих взглядах и при- страстиях старомоден и чуть ли не консервативен. «Капитали- стическое общество в его нынешнем исполнении никогда не станет русской идеей <…> Истинный путь России — демокра- тический социализм», — итожит он на последних страницах книги (с. 377).
На мой же взгляд, это постоянство, это нежелание по-рас- плюевски спешить за «прогрессом» составляют весьма притя- гательную черту книги.
Вряд ли Анатолий Наумович претендовал на то, чтобы
«роман-воспоминание» выглядел неким «духовным завеща- нием». Тем не менее, к этим его — ставшими прощальными — словам нельзя не прислушаться.

А. ТУРКОВ