Братья Манны в «Двадцатом веке». Страница биографии, о которой писатели предпочитали не вспоминать

Братья Манны и еврейский вопрос

Тема «Томас Манн и еврейский мир» в советское время старательно замалчивалась. Достаточно сказать, что в превосходной биографии писателя, написанной одним из лучших знатоков его творчества Соломоном Аптом [Апт], слово «еврей» на 352 страницах книги встречается всего 4 раза! Конечно, составить представление об отношении Манна к острому еврейскому вопросу, волновавшему писателя всю сознательную жизнь, по такой монографии невозможно.

Поразительно, но ненамного лучше до недавнего времени обстояло дело и на родине Томаса Манна, где его по праву считают одним из столпов немецкой культуры и где ежегодно выходят десятки книг, проводятся многочисленные семинары, конференции, посвященные жизни и творчеству Волшебника, как его называли в семье. Первый коллоквиум по теме «Томас Манн и евреи» прошел в Берлине лишь в 2002 году, почти через пятьдесят лет после смерти писателя. До этого любые сомнения в безупречной репутации нобелевского лауреата и в отношении нацистской Германии, и в отношении евреев рассматривались как злейшая крамола и попытка подорвать авторитет человека, считавшегося символом новой Германии как в ФРГ, так и в ГДР. Общее мнение, господствовавшее в немецкоязычном литературоведении того времени, выразил известный издатель, писатель и литературный критик Мартин Флинкер в книге «Политические размышления Томаса Манна в свете сегодняшнего времени»: «Связывать имя Томаса Манна с антисемитизмом — значит его совсем не понимать, его совсем не знать и отрицать ценность его работ»¹[Flinker: 151].

Образ убежденного антифашиста, непримиримого борца с националистическими предрассудками, прежде всего с антисемитизмом и расизмом, сложился и в отечественном манноведении. Наиболее полно эта сторона характера и особенность творчества писателя представлены в сборнике «Томас Манн о немцах и евреях» [Томас...]. В этом сборнике все правда: и острые антигитлеровские памфлеты, и пламенные обращения к немецким слушателям с критикой нацизма в годы Второй мировой войны, и обличения антисемитизма в Мюнхене, и полный горечи доклад «О гибели евреев Европы»… Все это правда, но не вся правда. О двойственном отношении писателя к еврейскому вопросу начали серьезно говорить только в XXI веке (см., например, мои работы [Беркович 2008], [Беркович 2011], [Беркович 2012]). Оказывается, наряду с «убежденным филосемитом», как писатель назвал себя в эссе «Решение еврейского вопроса» [Mann. Die Lnsung...], есть другой Томас Манн, рисовавший в художественных произведениях персонажей-евреев, как правило, только черными красками, допускавший в спорах с литературными оппонентами-евреями грязные антисемитские ярлыки и штампы, а первые законы Гитлера, направленные против евреев, воспринимавший с одобрением, находя в них рациональное зерно…

Не случайно сын писателя Голо Манн утверждал, что от антисемитизма его отец «никогда не избавился (его брат тоже нет)» [Mann, Reich-Ranicki: 76].

Картина «Томас Манн и еврейство» перестает быть простой и одноцветной, как казалось ранее, а задача исследователя жизни и творчества писателя усложняется. Отношение Томаса Манна к евреям менялось с течением времени, но продолжало колебаться между двумя полюсами: от отчуждения («я, рожденный немцем, не такой, как вы») до слияния («я такой же изгой, как евреи»). Отбросить одну краску в этой картине так же невозможно, как разделить полюса у магнита или оставить земной шар только с одним полярным кругом.

В творчестве старшего брата еврейская тема отражалась иначе. Если в молодые годы, в конце XIX- начале XX века, Генрих стоял на позициях национализма, исповедуя антисемитизм в самой агрессивной форме, граничащей с нацизмом, то потом его мировоззрение круто изменилось, и он перешел на сторону активных борцов с фашизмом и расовой нетерпимостью.

Понять и оценить эволюцию взглядов писателей поможет изучение их первого опыта в написании и редактировании антисемитских текстов в процессе сотрудничества с реакционным журналом «Двадцатый век».

Генрих Манн в «Двадцатом веке»

Совсем молодым человеком и начинающим литератором Томас Манн принял участие в редактируемом старшим братом журнале «Двадцатый век», последовательно развивавшем националистические идеи. Антисемитским считали журнал «Двадцатый век» сами антисемиты. Например, в опубликованном в 1893 году журналом «Немецкие социальные тетради» перечне печатных изданий Германии журнал «Двадцатый век» попал в рубрику «Издания общеантисемитского направления». Тот же орган регулярно публиковал аннотацию статей очередного номера журнала «Двадцатый век» с настоятельным советом своим читателям основательно с ними ознакомиться. Журнал вошел в составленный известным антисемитом Теодором Фричем «Катехизис антисемитов» [Fritsch].

Главным редактором «Двадцатого века» Генрих работал с апреля 1895-го по март 1896-го, хотя печататься там начал с 1893 года. Соответственно, недолгим было и участие в издании Томаса Манна. Но оно предельно четко показало его взгляды в то время. Известный социолог Штефан Бройер так оценил участие братьев Маннов в журнале «Двадцатый век»:

В таком идеологически заряженном окружении человек находится не потому, что не понимает, что он делает, и не потому, что ему нужны деньги, и не потому, что хочет попробовать себя в разных ролях. Кто работает в таком журнале, делает это по принципиальным соображениям, в полном согласии с тем, что лежит в основе профиля такого издания [Breuer: 90].

А профиль такого журнала — националистическая идеология фёлькиш² и радикальный антисемитизм. Перед Генрихом Манном главным редактором «Двадцатого века» полтора года, с апреля 1893-го по октябрь 1894-го, пробыл знаменитый в то время идеолог движения фёлькиш Фридрих Линхард. Лицо журнала определяли большие хвалебные статьи о Пауле де Лагарде, Жозефе Артюре де Гобино и других сторонниках расовой теории, провозглашавших превосходство нордической расы. Об идеологических установках редакции убедительно говорит содержание любых тетрадей журнала, вышедших в свет перед самым назначением Генриха главным редактором и собранных в первый полутом пятого года издания [Das Zwanzigste... 1895: V1]. В статье «Из времен начала антисемитского движения» [Das Zwanzigste... 1895: V1, 410-415] прославлялись убежденные антисемиты Отто Глагау и пастор Адольф Штекер, резко осуждался канцлер Бисмарк за свою связь с еврейскими финансистами «Бляйхредерами и Ротшильдами». В статье «Изгнание евреев из Испании в XV веке» действия испанской королевской семьи и инквизиции объявлялись достойными подражания и в Германии, а результаты еврейской эмансипации предлагалось объявить ошибкой и лишить евреев прав, которыми обладают остальные граждане Германии [Das Zwanzigste... 1895: V1, 258]. В заметке «Еврейство и его миссия» переселение немецких евреев в Палестину всячески приветствовалось, в этом автор видит решение «еврейского вопроса» для немцев [Das Zwanzigste... 1895: V1, 284]. На другие темы в номере практически не оставалось места.

С приходом Генриха Манна на пост главного редактора содержание журнала практически не изменилось. Достаточно посмотреть на оглавление второго полутома журнала за 1895 год, где впервые на обложке появилось имя нового главного редактора [Das Zwanzigste... 1895: V2].

Генрих выступал как убежденный враг капиталистических отношений, постоянно противопоставляя им патриархальные, народные. При этом все недостатки современной цивилизации он связывал с евреями. Показательно название первой же редакционной статьи «Реакция!», появившейся в апреле 1895 года. В ней присутствуют основные аргументы антисемитов того времени. Уже во втором предложении статьи упоминаются парламентаризм, биржа и пресса крупных городов, которые угрожают разрушить благосостояние простых граждан, крестьян и ремесленников, являющихся основой государства [Das Zwanzigste... 1895: V2, 1].

Парламентаризм в глазах Генриха Манна и его единомышленников считался рабочим инструментом евреев, которые с его помощью намереваются свергнуть монархию и установить собственное господство над страной и миром. Этой же цели служит и пресса крупных городов, оказавшаяся в руках «шахер-махеров и спекулянтов» [Das Zwanzigste... 1895: V2, 8]. На словах пропагандируя либерализм, пресса не служит свободе, а укрепляет господство финансового капитала, который давно находится в еврейских руках. Буржуазная революция 1848 года «имела единственным результатом передачу государственного имущества и, соответственно, политического влияния в руки немногих людей, которые мало или ничего общего с нашим народом не имеют и являются лишь балластом на его шее» [Das Zwanzigste... 1895: V2, 8].

Вся эта риторика Генриха Манна воспроизводит хорошо известные доводы сторонников так называемого экономического антисемитизма. Но к ней главный редактор «Двадцатого века» добавляет аргументы расистской идеологии фёлькиш. Еврей отделен от «нашего народа», не смешивается с ним, не является его частью. Он принадлежит другой расе, и никакое крещение, отказ от собственной религии не изменят главного: еврей не просто «другой», чем немец, он враг немцу, «балласт на его шее». Либерализм, в понимании Генриха Манна, есть еврейское понятие, чуждое немецкому духу. Национальное государство должно основываться на идеологии фёлькиш, евреям в нем места быть не должно.

Так к концу XIX века созрела мысль, ставшая ведущей в идеологии Третьего рейха. Ее удачно сформулировали Макс Хоркхаймер и Теодор Адорно: «Для фашистов евреи не просто меньшинство, но противоположная раса, от ее уничтожения зависит счастье человечества» [Horkheimer, Adorno: 151].

Следует подчеркнуть, что называть Генриха Манна в конце XIX века «убежденным консерватором», как делают некоторые исследователи [Thiede: 60], нет оснований. В той самой редакционной статье «Реакция!» Генрих, ругая парламентаризм и свободную конкуренцию, одновременно предупреждает об опасности их ограничения [Das Zwanzigste… 1895: V2].

Буржуазная революция только тогда имеет смысл, говорит главный редактор журнала, когда ее результатом становятся гражданские свободы, естественное, ничем не скованное течение общественной жизни, живой обмен духовными ценностями и, в целом, укрепление могущества Германии. Вряд ли такие мнения мог высказать «махровый консерватор», каким его пытается представить Рольф Тиде. Зато предрассудки агрессивного антисемитизма в публицистике старшего из братьев Манн налицо.

Противоположность немецкого и еврейского Генрих Манн видит среди прочего в несовместимости религиозных представлений. «Среди признанных конфессий в немецком государстве имеется одна, которая наши представления о Боге разделяет лишь частично, а нашу веру в бессмертие души отрицает полностью» [Das Zwanzigste... 1895: V2, 1].

Вопрос веры поднят тут прежде всего как вопрос власти. Манн пишет в редакционной статье:

Стоит нам только допустить, что наше общественное устройство строится без божественного авторитета, то это будет равносильно тому, что мы рубим сук, на котором сидим <…> Все, что остается, есть, как обычно, вопрос о власти [Das Zwanzigste... 1895: V2, 6].

То, что евреи привержены не Новому, а Старому Завету, отрицают догмат Троицы и не верят в воскрешение из мертвых, есть не просто отличительные признаки иноверца. Своим неверием в воскрешение Спасителя евреи пытаются разрушить существующий государственный строй, неразрывно связанный с христианством, чтобы самим захватить политическую власть. Генрих Манн следует в этом апостолу Павлу, который в Первом послании коринфянам предупреждал: «Если нет воскресения мертвых, то и Христос не воскрес; а если Христос не воскрес, то и проповедь наша тщетна, тщетна и вера ваша» (1. Кор: 15, 13-14).

Подменяя иудаизм материализмом, который, по его мнению, насаждается евреями и ведет к упадку нравов, Генрих Манн приписывает евреям попытку «на научной основе построить такое мировоззрение, в котором нет места ни Творцу, ни душе» [Das Zwanzigste… 1895: V2, 3].

Автор пророчествует: «Тогда, к сожалению, слишком поздно, каждый поймет, что все, что сейчас зовется прогрессом, на самом деле было реакцией» [Das Zwanzigste... 1895: V2, 8].

Надо сказать, что особой набожностью Генрих никогда не отличался. Из трех видов антисемитизма, присутствовавших тогда в обществе, — расистско-националистического, экономического и религиозного (антииудаизма) — последний занимает писателя в наименьшей степени. К лидирующему положению в обществе, к чему стремятся, по мнению главного редактора «Двадцатого века», все евреи, ведут, прежде всего, экономические рычаги, а религия, культура и политика играют вспомогательные роли. Главные угрозы благополучию Германии, с которыми борются истинные защитники отечества, убежденные антисемиты, представляют собой «свобода предпринимательства, свободная конкуренция и неограниченная политическая свобода» [Das Zwanzigste... 1895: V2, 8]. За всем этим, как и вообще за капитализмом, наукой и просвещением, стоят евреи, которых он видит главным образом как банкиров и биржевых спекулянтов.

«Экономический антисемитизм» Генриха Манна проявляется и в других статьях и заметках «Двадцатого века». Например, в эссе «Крестьянская поэзия» с одобрением цитируется откровенно юдофобское стихотворение предшественника Генриха Манна на посту главного редактора Фридриха Линхарда. В нем автор сетует на неминуемый закат немецкого ремесленничества, не выдерживающего конкуренции с более дешевой, но худшего качества продукцией еврейских производителей [Das Zwanzigste... 1895: V2, 354].

Основная экономическая деятельность евреев происходит, естественно, в крупных городах, прежде всего в Берлине. Генрих Манн утверждает в заметке «При немцах», что внешний вид немецкой столицы определяют еврейские парвеню, выскочки, дорвавшиеся до денег и с их помощью добившиеся реальной власти, вышедшие на первые позиции в обществе [Das Zwanzigste… 1895: V2, 581].

Экономическая власть биржевиков преобразуется в политическое господство: не немцы, а евреи хозяйничают в государстве, которое из немецкого постепенно превращается в еврейское. Генрих Манн без комментариев переводит слова французского писателя польского происхождения Теодора де Визева, полностью с ними соглашаясь:

Новая аристократия день за днем занимает места старой. Виллы, которые обрамляют Тиргартен, их окружение, экипажи, проезжающие «под липами», — все это принадлежит новым господам, советникам коммерции, биржевым маклерам, промышленникам и т. д., личностям, которые совсем недавно пришли неизвестно откуда [Das Zwanzigste... 1895: V2, 581].

И далее уточняется: «В торговле, банковском деле, журналистике, в адвокатуре и в медицине большинство образуют израэлиты» [Das Zwanzigste…

1. Перевод с немецкого здесь и далее мой. — Е. Б. [↩]
2. Немецкое слово «vnlkisch» с некоторой натяжкой переводится на русский язык нейтральным словом «народный». В современном немецком языке это слово имеет четкий негативный оттенок: националистический, расистский, ксенофобный. Движение фёлькиш (Vnlkische Bewegung) — это политическая идеология, распространенная в Германии конца XIX — начала ХХ века, ставшая одним из источников национал-социализма.[↩]