Большой день

С чем мы пришли к 70-летию революции? Что сохранили из полученного нами культурного наследия, что потеряли, что создали?

Без ответа на эти вопросы нельзя увидеть преемственной связи между первыми годами социалистического строительства и сегодняшним днем. Да и существует ли эта связь?

Мы многим обязаны первым революционным годам. Тогда искусство было тесно связано с ходом нашей истории. Новаторскими стремлениями были отмечены произведения опытных и молодых писателей, художников и режиссеров.

Деятели левого направления в искусстве поняли революцию как собственную победу. Бессмертные примеры: Мейерхольд – в театре, Татлин – в живописи, Маяковский и Пастернак – в поэзии.

Могучее дыхание новизны обострило чувство долга и ответственности за судьбу народа. Русская культура рванулась на мировую магистраль.

Я был тогда юношей и не задумывался над значением связи между революцией и культурой. Я вырос в интеллигентной семье. Правда, отец, кадровый военный, всю жизнь прослуживший в царской и Красной Армии, был уверен в том, что именно армия вносит в жизнь спокойствие и порядок. А мать (окончившая консерваторию) очень боялась, что детей увлечет волна революционных настроений.

Но все же под влиянием старшего брата и его друзей я лет с тринадцати начал читать Герцена, Чернышевского, Писарева. И это было лихорадочное, воспаленное чтение. Мне даже удалось организовать литературный кружок, где мои одноклассники читали и обсуждали доклады. Кружки были запрещены, но именно это нас и привлекало.

Позднее мой старший брат (впоследствии известный ученый) увез меня в Москву, а уже оттуда Ю. Н. Тынянов, работавший переводчиком во французском отделе Коминтерна, забрал меня с собой в Петроград. Там я одновременно поступил в университет и в Институт восточных языков.

О Ленинградском университете 20-х годов стоит упомянуть особо. Это была поистине необычайная школа не только познания, но и поведения. Главное, что отличало ее, это парадоксальное соединение старого и нового. Как ни странно, именно это создавало необычайно благоприятные условия для точного, целенаправленного становления человека высоконравственного, образованного, способного творчески думать и работать.

Я жил у Тынянова, и эта жизнь была моим вторым университетом. Здесь я встретился с Б. Эйхенбаумом, В. Шкловским, Е. Поливановым – учеными, оставившими глубокий след в истории литературы и лингвистике.

Одновременно я стал членом небольшой группы «Серапионовы братья», которую энергично поддерживал Горький. В эту группу входили молодые писатели – Михаил Слонимский, Лев Лунц, Николай Тихонов, Всеволод Иванов, Николай Никитин, Михаил Зощенко, Константин Федин (в те годы один из руководителей журнала «Книга и революция»), Елизавета Полонская. Многие уже повоевали. Я был среди них самый младший. Особое место среди нас занимал М. Зощенко. В двадцать два года он был уже штабс-капитаном, награжденным пятью орденами. Не являясь членом большевистской партии, он глубже всех нас воспринимал идеи революции и социалистического преобразования мира. «Большевики мне нравятся, – писал он в своей первой автобиографии. – И большевичить с ними я согласен». Глубина его ума и новизна открытий в литературе еще далеко не оценены до сих пор.

Как Дарвин и Уоллес, мы были бескорыстными друзьями-соперниками. Мы искренне любили друг друга, и это не мешало, а помогало нашим беспощадно критическим отношениям.

Помню, как однажды Вс. Иванов, которому все всегда удавалось, принес на собрание нашей группы свою поэму. Через час от нее не осталось, как говорится, камня на камне. Иванов промолчал. Уходя с очередной «субботы», он бросил свою поэму в Неву. Можно вспомнить и другие примеры. В своих рецензиях Лунц резко критиковал того же Иванова, Никитина, меня, но это вовсе не портило наших отношений. Дружба сохранялась в течение многих лет.

Не колеблясь скажу, что в большинстве литераторы нашего времени не любят друг друга. И завидуют. И не желают удачи.

Правдам Блок писал:

Друг другу мы тайно враждебны,

Завистливы, глухи, чужды.

А как бы и жить, и работать,

Не зная извечной вражды!

Но он проклинал и свои книги. А вот Леонид Андреев приехал благодарить К. Чуковского, опубликовавшего статью (кажется, об «Анатэме»), в которой доказывал, что Андреев пишет не пером, а «малярной метлой». Фильм, в котором Чуковский рассказывает об отношениях писателей конца прошлого и начала этого века, кончался словами: «Мы любили друг друга».

Для «Серапионовых братьев» вопрос о том, принимать или не принимать революцию, просто не возникал. Мы в полной мере сознавали, что живем в новую эпоху и участвуем в создании новой культуры. Пониманием этого мы в особенности обязаны Горькому. Любого человека, кому выпало счастье встретиться с ним, он заставлял задуматься о себе, посмотреть на себя как бы со стороны ясными глазами.