А. Ю. Ипполитова. Случевский: философия, поэтика, интерпретация

«Поэтом противоречий» назвал К. Случевского в статье-некрологе В. Брюсов, и эта оценка спустя столетие не утратила своей актуальности. Кто же он – «художник-мыслитель», у которого отвлеченная мысль, по мнению Брюсова, постоянно «перевешивала» поэтический образ и разрушала его, или же, как полагали оппоненты Брюсова, поэт, сознательно пожертвовавший гармоничностью стиха ради полноты выражения философской мысли?
Отталкиваясь от последнего «противоречия», А. Ипполитова старается показать «взаимообусловленность «философичности» поэзии Случевского и ее стилистической неровности» (С. 7) – тезис, сам по себе далеко не новый в истории становления русской философской эстетики. Однако исследовательница не ограничивается констатацией «косноязычия» как непременного условия «поэзии мысли» в эстетике и художественной практике Случевского, но показывает, какой именно философской мысли подчинено в каждом конкретном случае это «косноязычие» и как сам поэтический язык становится у Случевского предметом авторской философской рефлексии. Таким образом, Случевский в книге А. Ипполитовой предстает не просто «поэтом замысла», как полагали некоторые его критики, но одним из немногих поэтов XIX века, кому удалось найти адекватные образно-стилевые формы для воплощения философской мысли.
В этой связи нельзя не приветствовать предпринятый в книге детальный анализ трактата Случевского «Явления русской жизни под критикою эстетики». Как убедительно показала автор монографии, в трактате содержится программная для эстетических воззрений Случевского концепция «облика», наделяющая произведения искусства и литературы психофизиологическим воздействием на людей, подчиняющая умы культурным стереотипам, духовным «обликам», в том числе обликам зла, в силу своей литературной «привлекательности» уводящим от поиска истины. Однако сводить понятие «облика» в эстетике Случевского к инерционным механизмам культурного мышления и восприятия, на мой взгляд, было бы неверно. «Облик», по Случевскому, – это образ, ставший частью реальности, преодолевший условную природу искусства. Отсюда такое обилие в стиле Случевского «реализованных» тропов (сравнений, метафор), всевозможных метафорических уподоблений различных явлений жизни языку искусства – из чего и складывается в основном представление о «косноязычии» поэта. Но ведь сама исследовательница не раз возвращается к мысли, что в подобных метаповествовательных тенденциях стиля предчувствуются будущие открытия поэзии XX века (того же Пастернака, например), понимание бытийственного статуса поэзии.
Надо особо отметить, что А. Ипполитова впервые детально раскрыла философское содержание того синтеза научно-позитивистских и религиозно-мистических идей, который критики и литературоведы издавна и справедливо считали «фирменным» свойством художественного мышления Случевского. (Следует напомнить, что Случевскому по окончании Тейдельбергского университету в 1865 году была присвоена степень доктора философии.) Ф. Фишер и Е. Блаватская, В. Вундт и Г. Гельмгольц, А. Сабатье и Н. Федоров, Ч. Дарвин и о. П. Флоренский – вот далеко не полный перечень ученых-естественников, психологов и теософов, идеи которых профессионально прокомментированы Ипполитовой с точки зрения их влияния на формирование «философского дискурса» поэзии Случевского. Особое значение в книге придается итоговому циклу «Загробные песни», который как бы впитал в себя содержание основных поэтических вех на пути духовного постижения Случевским идеи бессмертия – центральной в системе его философских взглядов. Такими вехами в книге предстают циклы «Мефистофель», «Думы», «Черноземная полоса», «Песни из Уголка». Объединенные, как доказывает автор книги, общим философским замыслом и философским метасюжетом, эти циклы, рассмотренные как часть целого, по-новому раскрывают свое содержание, оживают новыми смыслами.
Закончить рецензию хочется, вернувшись к началу книги. Она предваряется кратким благодарственным словом своим учителям, среди которых на первом месте по праву стоит имя профессора Санкт-Петербургского университета Аскольда Борисовича Муратова, не так давно, к глубочайшему сожалению, ушедшего от нас. Научный труд А. Ипполитовой – достойный повод еще раз вспомнить добрым словом замечательного ученого, много сделавшего для понимания места и значения в истории русской литературы такой сложной, «переходной» эпохи, как период 1880 – 1890-х годов.
С. САПОЖКОВ