А. В. Голубков. Прециозность и галантная традиция во французской салонной литературе XVII века. Монография

Монография Андрея Васильевича Голубкова посвящена очень редкой для отечественных филологических просторов теме — прециозность и галантная традиция французской культуры XVII века. Автор остроумно начинает книгу с экскурса в 13-ю главу («Оплеванная голубая гостиная») романизированной биографии «Жизнь господина де Мольера» М. Булгакова, повествующей о представлении мольеровской одноактной пьесы «Смешные драгоценные» (с. 3–5). Фарс о прециозницах, «один из самых сложных текстов французской словесности XVII века» по мысли А. Адана (с. 264), вкупе с романом М. де Пюра «Прециозница, или Тайна алькова», «Словарем прециозниц» А. Бодо де Сомеза и сведениями из «прециозного архива» становится важнейшим источником для исследования, предпринятого российским филологом (с. 13–18).

А. Голубков сразу задает французскую и русскую траектории понимания прециозности, справедливо указывая на их несовпадение, на отставание от французской традиции в изучении салонной литературы в отечественном литературоведении. Исследователь сетует на то, что вынужден проговаривать общие места и, «будучи первопроходцем в своей традиции, оказывается, что называется, «в хвосте» традиции западной» (с. 36). Тем не менее эрудиция филолога, обширность изученного материала, осмысление найденного свидетельствуют о равнозначном гуманитарном диалоге.

Монография представляет диалог двух традиций — французской (А. Адан, Й. Фукуи, Р. Латюйльер, М. Мэтр, Ф. Селье, М. Фюмароли, Р. Дюшен), с применением «социологических методик» Ю. Хабермаса, и отечественной (С. Мокульский, И. Голенищев-Кутузов, А. Михайлов, А. В. Михайлов, М. Андреев, К. Чекалов, Н. Пахсарьян, М. Неклюдова). Методологический плюрализм и интегральность осознаются как необходимое условие адекватного научного исследования.

В первой главе «Эффект Кастильоне: формы литературной и научной социальности в XVI–XVII вв.» выясняются основные концепты прециозности. Обращаясь к истории французского слова «salon», автор разворачивает культурологическую перспективу оформления салонного дискурса. Значимыми оказываются итальянские дискурсивные практики конструирования социального, основанные не на агональном миропонимании, а на светском конформизме, учтивости, вежестве и галантности. Особое место отведено анализу трактатов «Галатео, или Об обычаях» Дж. делла Казы и «Светская беседа» С. Гуаццо как своеобразных предтекстов французской галантности и прециозности. Подробно и интересно описываются становление и распространение академий и салонов как «идеологий», регулирующих сферу повседневности во Франции, особое внимание уделяется салону госпожи де Рамбуйе и Кабинету братьев Дюпюи. Особое влияние на галантизацию французского дворянства оказывает художественная литература, связывающая дискурсивную практику галантности с формирующимся концептом «honnête homme». Центр культурного внимания переносится на Даму, которая способна привить тонкий вкус и обходительность, воспитывать и образовывать.

А. Голубков излагает историю влияния пародийных текстов — трактата Сореля, комедии Скаррона и романа аббата де Пюра — на написание Мольером скандального фарса «Смешные прециозницы», ставшего центоном антипрециозного дискурса, и одновременно показывает полемику внутри аристократической культуры, размышляющей о собственных основаниях. Благодаря и вопреки пародийному дискурсу становится понятна уникальность французского типажа прециозницы.

Во второй главе «Феномен прециозности — реальность или литературная фикция?» автор не ограничивается повторением известных составляющих феномена прециозности, а начинает анализ с описания внутреннего ядра концепта «прециозность». Здесь привлечен редкий и изящный материал из «прециозного архива» — письма, галантные аллегорические карты и их описания, сборники «Хроники Субботы», билеты, свидетельства светской полемики приятия или неприятия лингвистических и этических идей, которые формировались в недрах салона мадемуазель де Скюдери. А. Голубков вводит в научный оборот неизвестный в России текст романа Мишеля де Пюра «Прециозница, или Тайна алькова» и уместно дает его краткий пересказ. Этот документ «исключительной ценности» показывает, как прециозницы «обсуждают новые идеи, социальные институции (в особенности брак, а также возможность разводов, «пробный» брак, «временный брак»)», формируют при разнообразии женских типажей и характеров, настроений, образа мыслей и интеллектуальных запросов «аристократическую страту этого периода», изменяя дискурс сословия (с. 170—171).

Автор исследования подчеркивает отказ прециозниц от риторического мастерства в пользу «естественной пестроты и нестабильности», «незаконченности», нелинейности, «случайности» слова, делает ценные наблюдения о сочетании устного и письменного слова, свойственного природе жанров салонной литературы, справедливо называет «разговор» и «беседу» первым жанром и, вслед за А. Женитьо, «гипержанром» (с. 170–175). Исследователь усматривает элементы диалогической поэтики и показывает принципиальные признаки новой словесности. Наблюдения о сочетании устного и письменного в романе аббата де Пюра, о сюжете, которым «оказывается само событие говорения и последующая его письменная фиксация» (с. 175), замечания о метатекстуальности, сравнение повествовательной структуры романа с романом «Клелия» мадемуазель де Скюдери расширяют диапазон рассмотрения поэтики салонной литературы. Выкладки исследователя помогают найти типологию письма XVII века при обращении к другим ключевым текстам эпохи, в частности к «Письмам к провинциалу» Паскаля и «Максимам» де Ларошфуко, где прерывистая непрерывность, повествование без рассказа, комедийность и ирония также создают новый стиль.

Автор последователен в описании прециозности. Он предлагает хронологические границы прециозной культуры, перечисляет прециозниц биографических, реконструирует образ прециозницы — носительницы женского салонного этоса. При этом к привычному портрету добавлены некоторые новые штрихи: лицо, прическа, одежда, стиль поведения (мимика, жесты). Интеллектуальный портрет прециозницы, по мнению А. Голубкова, складывается из преодоления кодекса «женщины чести» и из несогласия с «позицией женщины внутри галантной эстетики», что создает «разграничение любви и брака», «культ «нежной дружбы»», основанный на усмирении страстей и чувственности (с. 202–236).

Как показывает исследователь, лингвистические и литературные опыты, открытое сочувствие прециозниц янсенизму становятся причинами изменений отношений светского общества к их этосу. Общий смысл примеров отрицательных коннотаций к слову «прециозница» — «янсенистки в любви», «самец прециозниц именуется янсенистом», «секта», «шайка» (cabale) мадемуазель де Скюдери, «putains spirituelles» — созвучен антиянсенистскому дискурсу, направленному против сторонников французского благочестия, объединившихся вокруг монастыря Пор-Рояль. В 1657–1659 годах культурное противостояние и полемика вокруг новшеств в духовной жизни, предложенных иезуитами, достигает особого накала. Прециозницы, маркиза де Севинье, графиня де Лафайет, графиня де Гриньян, мадемуазель де Скюдери, мадам де Лонгвиль, не только поддерживают гонимых «учеников cвятого Августина», но и публично восхищаются стилем «Писем к провинциалу». Маркиза де Сабле — хозяйка «пор-роялевского»/янсенистcкого салона с 1658 года. Так женское салонное движение оказывается включенным в главный теологический и культурно-лингвистический спор столетия.

В этом контексте чрезвычайно интересным представляется предпринятое А. Голубковым в параграфе 2.7 главы «»Дьявольский жаргон» vs «очищенный язык»: лингвистические и литературные стратегии прециозниц» описание языка прециозниц на основе еще одного важного документа эпохи — «Большого словаря, или Ключа к языку альковов» Бодо де Сомеза и материалов «прециозного архива». В лингвистических практиках, с одной стороны, отражаются споры о сакральном и профанном, буквальном и символическом в посттридентской Франции, штудии Пор-Рояля, с другой — общие места нового светского языка и барочный резонанс эпохи. Закономерно, что характерным инструментом изменения языка и познания мира для прециозниц становится метафора.

Увлекательное чтение монографии невольно прерывается некоторыми спорными рассуждениями автора. Например, в параграфе 1.2 «»Глаз крота»: медицинские и онтологические основания западной мизогинии» А. Голубков приходит к сложному вопросу взаимоотношения полов в истории западной культуры, к традиции, которая полна противоречий: с одной стороны, мизогиния, с другой — освящение отношения к женщине в христианстве. Постановка этой проблемы в рамках данного исследования не вызывает сомнений. Вопросы возникают к выбору материала и особенно к интерпретациям автора.

Вряд ли Монтеня, чья ирония всепроникающа, можно назвать «мизогином» (с. 64, с. 72). Вызывает сомнение взгляд на прециозность как на закономерный ответ на мизогинию и как на попытку реабилитации женщины в физиологической иерархии. Формула «христианская мизогиния», подкрепленная цитатами из Посланий апостола Павла, изъятыми из контекста и из сложившейся традиции их толкования, звучит некорректно.

Именно Послания апостола Павла наряду с трудами святого Августина были самым популярным чтением во французском XVII веке. Автор монографии не коснулся онтологической основы отношения к женщине, которая стала определяющей для западной культуры, — почитание Богоматери — Virgo, Mater Dei, Regina, Rosa mystica. XVII век, особенно во Франции, стал великим веком мариологических текстов. Деву Марию прославляли в своих сочинениях святой Франциск Сальский, кардинал Берюлль, отец Олье, П. Корнель, Ж.-Б. Боссюэ. Знаковым событием для французского королевства стал обет, и одновременно волеизъявление, короля Людовика XIII, произнесенный 10 февраля 1638 года, которым он вверял Богоматери как особой Защитнице королевства себя, государство и корону. Прециозницы жили в этой атмосфере и ориентировались на этот дискурс.

Монография, в целом интересная, остроумная и оригинальная, представляет ценность и как справочник, содержащий экскурсы в историю ментальных концептов, социальных явлений, повседневных практик, наблюдения над жанровой системой прозы периода «Осени Возрождения» и XVII века. Новые тексты, материалы и сведения из «прециозного архива» обогащают наше понимание галантной традиции и системы жанров салонной литературы, вписывают прециозность в историю словесности Нового времени, создают возможность для дальнейшего изучения прециозности как уникального явления французской культуры. Все это благодаря большому труду, предпринятому Андреем Васильевичем Голубковым.