А. Н. Толстой и современность

Алексей Николаевич Толстой – выдающийся советский писатель старшего поколения, один из крупнейших художников слова. В лучших произведениях А. Н. Толстого сочетались реалистическая правдивость, эпическая широта охвата явлений жизни, крупные масштабы исторического мышления, монументальность художественных форм с изумительной рельефностью индивидуализации характеров. Его трилогия «Хождение по мукам», роман «Петр Первый» и прекрасная патриотическая публицистика получили заслуженное признание, вошли в классику советской литературы.

Писательская биография и произведения А. Толстого отличаются отчетливой выраженностью его в высшей степени яркой и своеобразной художественной индивидуальности. Но в ней нашли отражение также общие черты и проблемные узлы истории современной русской литературы, начиная с начала 900-х годов XIX века до пламенных лет Великой Отечественной войны. Поэтому освещение сложного жизненного пути и богатого художественного опыта таких крупных писателей, как Толстой, является особенно актуальным в наше время, когда литературоведение стремится к крупным историческим и теоретическим обобщениям, к углубленному исследованию места художника в бурном движении невиданно богатой переменами действительности XX столетия, к проверке того, какие эстетические, идейные и нравственные явления литературы оказались нестойкими, а какие выдержали испытание временем, прочно раскрыли свои созидательные силы.

Литературное творчество А. Толстого формировалось на рубеже двух эпох. Великая Октябрьская социалистическая революция круто повернула творческую биографию писателя.

О возвышающем воздействии Великой Октябрьской социалистической революции и советской жизни на художественное творчество много раз говорил сам писатель. В день своего 50-летия он выступил со статьей «Октябрьская революция дала мне все», в которой заявил:

«Октябрьская революция как художнику мне дала все. Мой творческий багаж за 10 лет до Октября составлял 4 тома прозы, за 15 последних лет я написал 11 томов наиболее значительных моих произведений.

До 1917 года я не знал, для кого я пишу (годовой тираж моих книг, кстати, был в лучшем случае 3000 экземпляров). Сейчас я чувствую живого читателя, который мне нужен, который обогащает меня и которому нужен я. 25 лет назад я пришел в литературу как к приятному занятию, как к какому-то развлечению. Сейчас я ясно вижу в литературе мощное оружие борьбы пролетариата за мировую культуру, и. поскольку я могу, я даю свои силы этой борьбе. Это живущее во мне сознание является могучим рычагом моего творчества. Я вспоминаю, как в первое свое литературное десятилетие я с трудом находил тему для романа и для рассказа. Теперь я задумываюсь, как мало осталось жить и как мало сил в одной жизни, чтобы справиться с замечательными темами нашей великой эпохи» ¹.

Своим особым, сложным путем пришел А. Толстой в советскую литературу, но по праву навсегда занял прочное место одного из ее виднейших деятелей. Его творческое развитие – живое воплощение преемственных связей русской классики и советской литературы.

А. Толстого часто называли «писателем двух эпох». Определение это верно, но в своей реальной сущности довольно условно, поскольку художественное наследие Толстого советской эпохи неизмеримо богаче того, что он создал в дооктябрьский период своей деятельности. Тем не менее, какое-либо пренебрежение к изучению его творчества этого времени неправомерно, поскольку оно обладает своей самоценностью.

При историчности подхода к наследию писателя нельзя выпускать из вида задатки и стимулы его будущего развития, заключавшиеся прежде всего в силе его реализма, его критического отношения к буржуазно-помещичьему строю, в демократичности, нравственном здоровье, гуманистичности и напряженности его исканий. Тем более, что многие противоречия и заблуждения А. Толстого, как и его сильные стороны, были свойственны не только ему одному, а ряду других крупных писателей начала столетия, впоследствии пошедших по тому же пути приобщения к делу революции.

Творчество А. Толстого складывалось под влиянием классических художественных традиций. Но в ранний период своей литературной деятельности писатель испытал временное воздействие символизма, наиболее резко сказавшееся в годы реакции в раннем сборнике стихов «Лирика» (1907). Преодоление этого инородного его таланту влияния, утверждение реализма составляют главное направление первых лет литературного развития молодого писателя.

Абстракции символизма оказались чуждыми «земному» таланту А. Толстого. Но освобождение от них молодого писателя шло не прямолинейно, а в причудливом взаимодействии различных направлений, в напряженных поисках жизненных и художественных основ для своего творчества. Искания эти сказались в его второй и последней книге стихов «За синими реками» (1911), в которой отчетливо видны различные источники и линии раннего творчества писателя.

В книге «Сорочьи сказки» много следов символистской, эстетской стилизации, но в ней наглядно проявился интерес А. Толстого к фольклору. Несомненно, в творческом развитии писателя эти поиски имели серьезное положительное значение. Они свидетельствуют о стремлении пробиться к первоосновам простого, образного и сильного народного языка, показывают любовь к подлинной жизни, к родной природе.

Примерно с 1908 года определилось основное направление первого десятилетия литературной деятельности А. Толстого. В 1908 году в журнале «Нива» публикуется рассказ «Старая башня» – первое его прозаическое произведение, появившееся в печати. Последующие рассказы – «Соревнователь», «Яшмовая тетрадь», «Архип», «Смерть Налымовых», «Неделя в Туреневе» («Петушок») – автор считает началом своей художественной прозы.

А. Толстой как крупный художник в своем творчестве отражает ряд общих существенных проблем и черт своей эпохи.

Сопоставление рассказов Толстого этого времени выявляет наличие в его раннем творчестве борьбы двух тенденций – стилизаторской, связанной с декадентским влиянием, и реалистической, наиболее ярко сказавшейся в рассказах «Мишука Налымов» и «Неделя в Туреневе». Как указывает сам автор, стилизацией под XVIII век он стремился скрыть те трудности, которые возникали перед ним ввиду недостатка жизненного материала, а язык «представлялся студенистой массой», не застывавшей в кристалл точной и выразительной фразы. Несомненно, что эти затруднения, прежде всего, были связаны с отсутствием в то время у писателя ясного мировоззрения, определившихся индивидуальных художественных средств, ясной цели творчества.

Для А. Толстого в ту пору характерно колебание между органическим для него стремлением к реализму и воздействием символистекой среды. Многие свои первые рассказы и стихи Толстой публиковал в символистских издательствах, журналах, альманахах – «Аполлон», «Весы», «Шиповник», «Гриф». Но он печатался также и в других журналах, не связывая себя целиком с декадентами. Некоторое время писатель пытается найти среднюю линию между реализмом и внутренне чуждым ему символизмом, как бы сочетать их в каком-то третьем художественном направлении. Толстой хотел найти некую третью позицию, над реализмом и декадентством, писать, не причисляя себя безоговорочно ни к первым, ни ко вторым.

Чрезвычайно характерно в этом отношении и требует специального изучения сходство исканий и суждений по ряду основных вопросов литературы А. Толстого и А. Блока.

Мысль о необходимости слияния символизма с реализмом нашла отражение в некоторых выступлениях Блока, начиная со статьи «О современной критике».

Характер решения вопроса об отношении к реализму и модернизму и тогда, и в настоящее время определял и определяет выбор последующего творческого развития художника слова. Если А. Толстой и А. Блок испытали временное влияние модернизма, не сыгравшее решающей роли в их дальнейшей писательской судьбе, то, например, для А. Белого и Л. Андреева, склонных к умозрительному, мистифицированному восприятию проблем действительности, такое воздействие определило в дальнейшем основное направление их творчества.

А. Толстого и А. Блока в этом вопросе сближала действительная, подлинная тяга к жизни, к человеку. У этих писателей можно рассмотреть некоторые общие черты их творческих представлений и исканий: прежде всего это страстная устремленность к преодолению отвлеченности, к укреплению связей искусства с жизнью, с реальными процессами движения истории. Конечно, характер отвлеченности у Толстого и у Блока был не во всем одинаковым, но они оба старались служить делу улучшения жизни.

При всей противоречивости развития А. Толстого в это время отчетливо видно основное направление его творческих исканий. Это задача преодоления власти разного рода абстракций, органического творческого приобщения к миру реальной жизни.

Без преувеличения можно сказать, что в своем стремлении на просторы реальной действительности писатель выражал общие широкие процессы русской литературы, имеющие историческое значение.

Облик реалистической литературы начала XX столетия чрезвычайно сложен. При всей определенности разграничительной линии между реализмом и модернизмом было бы упрощением полагать, будто все многообразие литературных явлений может быть механически уложено в рубрику «реализм» или «модернизм». При таком подходе многие писатели, реалистическое творчество которых осложнялось воздействием декадентства, предстанут вне своего подлинного своеобразия. С другой стороны, нельзя будет увидеть глобальную связанность таких писателей, как Блок и Маяковский, с реалистическими традициями.

Борьба противоположных идейно-художественных начал – не случайное, исключительное явление, а один из существеннейших, исторически обусловленных драматических конфликтов в развитии художественного сознания эпохи, отразившейся в творческой биографии ряда крупных писателей XX века.

Неправомерно замыкать оценку творчества писателей в пределах общих признаков направлений, к которым они принадлежали. Тем более сами эти направления не были изолированы, а находились в интенсивных взаимоотношениях с другими направлениями. Существенно при исследовании литературы соотносить позиции этих писателей с основными жизненными проблемами и концепциями эпохи.

Опыт А. Толстого, а также и других, порой несхожих с ним, писателей, например, Блока, показывает, что у писателей того времени были свои сложные внутренние связи, общность ряда творческих и гуманистических устремлений, которые следует учитывать во всей их реальной исторической значимости.

 

* * *

Реалистическое начало в раннем творчестве А. Толстого постепенно одерживало верх над стилизаторскими тенденциями. Прошло несколько лет после опубликования его первых произведений, и читатели увидели, что появился новый писатель сильного, своеобразного дарования, продолжающий традиции русского классического реализма.

Уже первые реалистические произведения А. Толстого обратили на себя внимание изобразительной точностью и образностью языка. Каждая фраза была прозрачной и тонкой. Мастерски рисовал художник картины русской природы. Поля и леса, озера и реки, безмятежность синевы в солнечный день и блеск молний на почерневшем грозовом небе, густые тени угасающего зимнего дня, стелющийся весной с прогалин туман над сверкающей, как чешуя, длинной лентой Волги – все живое, дышащее, насыщенное красками подлинного бытия.

Наиболее значительные произведения А. Толстого дооктябрьского периода – цикл рассказов «Заволжье», романы «Две жизни» («Чудаки») и «Хромой барин». Реалистичность и беспощадность обличения вырождающегося дворянства резко отличают Толстого от других современных ему писателей, рисовавших распад усадебного быта в элегических тонах. В образе Мишуки Налымова подчеркнуты отвратительные черты реакционности в вырождения. Другую заметную группу персонажей Толстого составляют чудаки – люди с необычными, странными чертами характера, внутренняя жизнь, представления и помыслы которых по существу уже переключены из реальной действительности в сферу болезненных мечтаний и иллюзий. В «чудаках» – Аггее Коровине и генерале Брагине – резко выделено их главное свойство – бездейственность, неприспособленность к жизни, паразитизм.

Чуткость таланта А. Толстого с самого начала сказалась в том, что он в силу своего реализма остался чужд идеализации отживающего, косных начал действительности. Писатель сколь-нибудь прочно не воспринял ни распространенных в начале столетия соборных, модернистских, пессимистических воззрений, ни прагматических представлений. Он ориентировался на художественную правду, на реалистическую концепцию жизни.

Реалистическое дарование молодого автора первым проницательно оценил М. Горький. Ознакомившись с томом «Повестей и рассказов» А. Толстого, он писал М. Коцюбинскому 7 (20) ноября 1910 года: «Рекомендую вниманию Вашему книжку Алексея Толстого, – собранные в кучу его рассказы еще выигрывают. Обещает стать большим, первостатейным писателем, право же!» ² В письме слушателям социал-демократической агитационно-пропагандистской школы для рабочих в Болонье Горький подчеркивал критическую направленность произведений Толстого: «Обратите… внимание на нового Толстого, Алексея – писателя, несомненно, крупного, сильной) и с жестокой правдивостью изображающего психическое и экономическое разложение современного дворянства… Вам было бы приятно и полезно познакомиться с этой новой силой русской литературы» ³.

На реалистическую направленность произведений А. Толстого обратила внимание в 1914 году большевистская «Правда» в статье «Возрождение реализма». «В нашей художественной литературе, – писал автор статьи, – ныне замечается некоторый уклон в сторону реализма. Писателей, изображающих «грубую жизнь», теперь гораздо больше, чем было в недавние годы. М. Горький, гр. А. Толстой, Бунин, Шмелев, Сургучев и др. рисуют в своих произведениях не «сказочные дали», не таинственных «таитян», – а подлинную русскую жизнь со всеми ее ужасами повседневной обыденщиной» ⁴.

Но в дореволюционный период своего творчества А. Толстой не смог найти и художественно воплотить силы будущего, облик положительного героя. Это ограничивало его художественное проникновение в сущность исторических процессов и не позволяло всесторонне типизировать явления действительности. Поэтому его гуманистические устремления носили тогда отвлеченный морально-этический характер. Он думал, что преобразование окружающей его жизни можно решить путем внутреннего самоочищения души человека. Некоторое время писателю казалось, что человек может найти удовлетворение во всепоглощающем чувстве любви, движущем на путь духовного возвышения, добра. Отсюда общественная и духовная ограниченность персонажей, вызывавших его сочувствие, как, например, Аггей Коровин («Мечтатель»), Вера Ходанская («Мишука Налымов»), Соня Смолькова («Чудаки»), Завалишин («Овражки»).

Попытки А. Толстого вывести свое творчество и своих героев тех лет на дорогу большой общественной жизни не удались. Например, в первом варианте романа «Хромой барин» писатель предполагал в эпилоге нарисовать картины политической борьбы накануне 1905 года и показать князя Краснопольского в качестве участника революционных событий. Но вскоре он отказался от такого эпилога, почувствовав немотивированность сближения своего ущербного героя с революцией.

Постепенное проникновение писателя в новые грани общественной действительности ввело в произведения А. Толстого наряду с опустившимися дворянами разночинца, несущего идею социального протеста. Впервые новый герой воплощен в образе доктора Заботкина (роман «Хромой барин»). Донесшиеся в деревенскую глушь революционные идеи он воспринимает смутно, скорее чувством, нежели сознанием. Заботкин уже готов вступить на новый путь, хотя в конце романа эта линия развития характера героя отодвигается на второй план, уступая место изображению его трагической любви.

А. Толстому с раннего его творчества уже свойственны высокие нравственные требования, в основном исходящие из здоровых норм духовной жизни трудовых людей. Общественного значения этой стороны его творчества нельзя недооценивать, поскольку сила нравственного чувства являлась движущей основой гуманистического пафоса литературы, нарастания критического отношения к паразитическим устоям жизни, к верхушке общества.

1. А. Н. Толстой, Полн. собр. соч., т. 13, М., Гослитиздат, 1949, с. 494.[↩]
2. М. Горький, Собр. соч. в 30-ти томах, т. 29, М., Гослитиздат, 1955, с. 138.

   [↩]

3. Там же, с. 142.[↩]
4. »Дооктябрьская «Правда» об искусстве и литературе», М., ГИХЛ, 1937, с. 15. [↩]