На днях мне крупно повезло. Пандемия закончилась и я нашел повод для визита в редакцию «Вопросы литературы». (Для этого пришлось приложить массу усилий, в том числе — написать большую литературоведческую статью). Но главной целью было — проникнуть в святая святых.
Статья обубликована в газете Комсомольская правда
Кто не знает, «Вопли» расположены на крыше знаменитого дома Нирнзее в Большом Гнездиковском переулке! Первый тучерез, дом холостяков, дом самоубийц и как только его не называли. Он овеян легендами, как туманами. Говорят, что отсюда изгонял духов сам Распутин. Здесь Булгаков повстречался со своей любовью, ставшей прообразом Маргариты, здесь бывали Маяковский, Катаев, Олеша и вся писательская элита советского времени.
А вот многие современные москвоведы очень хотели бы побывать здесь, да не могут. Двери дома на домофоне, изнутри сторожит злой консьерж, а заветная крыша — самое интересное место здания — за железной преградой.
Набираю три семерки в домофоне.
— Редакция журнала «Вопросы литературы», — раздается из динамика. Меня узнают и пропускают.
Парадное потрясает воображение. Огромное, с историческими фотографиями на стенах и видами Москвы, снятыми со знаменитой крыши еще в 1914 году. Особенно впечатляет фото магазина «Узбеквино», располагавшегося напротив здания.
Консьерж смотрит сурово и негостеприимно, но сделать ничего не может. Я по делу.
Подниматься можно и на лифте, но я предпочитаю пешком, чтобы осмотреть достопримечательности. Инженер-строитель Эрнст-Рихард Карлович Нирнзее задумывал дом, в котором могли бы поселиться небогатые люди. Сегодня, по данным «Циана», небольшая однушка в особняке стоит от 17 миллионов рублей) и квартиры, в основном, сдаются в аренду.
— О, я помню, как жила в одной квартире здесь. Туалет в однушке, куда надо было заходить пятясь задом, предварительно задрав юбку в коридоре, помню до сих пор, — рассказывала мне одна читательница.
По первоначальному проекту Нирнзее в каждой «квартире холостяка» все было очень компактно: для сна предлагался альков — особая дырка в стене; кухни не было вообще: а зачем, если на крыше располагалось первоклассное кафе. Но зато потолки в доме такие высоченные, что современные жильцы, перегородив комнату, стали обладателями двухуровневых квартир.
Коридоры в доме длиннющие, на некоторых этажах по ним рассекают на великах маленькие дети: а что еще делать во время самоизоляции.
А забравшись на девятый этаж, я не упускаю возможности поглядеть вниз, с пролета. Выросшие жильцы рассказывают, что в детстве любимой забавой было — плевать отсюда и слушать, через сколько времени плевок шлепнется вниз. Долгое время бытовала легенда, что отсюда бросился архитектор здания. Но несколько месяцев назад легенду опровергли. Могилу Нирнзее нашли в Польше, где, как оказалось, архитектор провел последние годы жизни.
Вход на десятый этаж — в редакцию журнала «Вопросы литературы» — за железной дверью. Открываешь ее и — попадаешь в прошлое.
Первая примета прошлого — знаменитая вывеска «Вопросы литературы» золотом по черному. Из кабинета выглядывает молодой человек в круглых очках, словно сошедший с картинки, изображающей какого-нибудь интеллигента тридцатых годов. Это Игорь Дуардович, директор журнала. К счастью, самоизоляция закончилась, «Вопли» возвращаются к нормальной работе, а Игорь любезно проводит экскурсию по десятому этажу.
Первым делом обращают внимание стены. Рисунок на них очень знакомый, выпуклый, напоминающий электрическую схему. Вспоминаю, что примерно такие же обои мне приходилось видеть в вагонах метро, стилизованных под старину.
— Это не просто обои, это линкруст, особое моющееся покрытие, очень дорогое и модное в начале двадцатого века, — объясняет Игорь и добавляет: впрочем, у нас тут многое сохранилась с давних времен.
Игорь открывает старенькую обитую дерматином дверь с белой табличкой «Редакторская». За ней — интерьеры фильма «Курьер». Именно сюда устроился выпускник школы Иван Мирошников, когда провалил вступительные экзамены.
В фильме чуть погрешили против истины, редакция называлась «Вопросы познания», а не «Вопросы литературы», но в остальном — все то же. Стол, за которым сидела сотрудница журнала и все время красила губы. Шкаф, откуда на Ивана, пытавшегося открыть окно, упал дырокол.
Кстати, и мебель, и дырокол — сохранились. А с одного из старинных шкафов Игорь достает апельсиновую лампу. Такие стояли на столах сотрудников журнала и попали в кадры фильма.
Изо всех окон «Воплей» открывается прекрасный вид. Здесь можно увидеть самые красивые в Москве закаты.
В интервью «Московского листка» в 1913 году, сам архитектор говорил: «Поверите ли, я до сих пор не могу налюбоваться видом Москвы отсюда… Да, что я… Даже мои каменщики в праздничные дни забираются сюда, наверх, и простаивают в молчаливом созерцании целые часы».
Лучший закат можно наблюдать окна главного редактора. Отсюда же, из большого окна в два человеческих роста осуществляется выход на легендарную крышу.
За неимением двора, крышу особняка сделали очень функциональной: здесь располагалось несколько детских садов, летом играли в футбол, а зимой — катались на коньках… Вход на крышу был открыт любому желающему до конца семидесятых годов.
Кстати, именно на крыше расположена знаменитая обзорная площадка с ограждением в виде стрел, на которую выходила «мымра» из фильма «Служебный роман».
Игорь признается, что хотел бы открыть здесь музей. Артефактов на десятом этаже скопилось более чем достаточно. Например, план дома, согласно которому видно, что две его части соединял металлический прозрачный мостик, по которому можно было ходить, затаив дыхание: под ногами была Москва.
Когда-то на месте «Воплей» располагалась кафе-столовая Моссельпрома. «Где можно увидеть Москву? Кафе-столовая «Крыша». Нигде, кроме как в Моссельпроме!» — гласила реклама прошлого.
Не так давно, разбирая старую перегородку, сотрудники обнаружили вмурованные в стену весы начала двадцатого века.
Сейчас эти весы украшают директорскую.
— Эти весы могли стоять в Моссельпроме, и чисто теоретически…
— Могли обвешивать Маяковского? — догадываюсь я.
— Возможно! — соглашается Игорь.
Директор облюбовал себе один из самых красивых кабинетов редакции. «С правильными пропорциями», как говорит Игорь.В этом кабинете, по ощущениям сотрудников, гармонизируется пространство и легче пишется. Сейчас Игорь в окружении растений работает над биографией Домбровского.
Ботаника — еще одно увлечение продвинутого директора. На полках на столах и окнах кабинета расставлены бонсаи и солеройлеи — замкнутые экосистемы, не нуждающиеся в поливе.
Растения в «Воплях» носят имена известных писателей. Кудрявая пилея, поселившаяся у печатной машинки зовется Виктором Пелевиным (пышная зелень закрывает фотографию писателя, приклеенную на горшочек). На полу цветет пышным цветом лилия Лиля Брик. Недавно из Ростова-на Дону сюда привезли молодой дубок, пророщенный из желудя. Дерево стало Григорием Мелеховым.
Есть в редакции и особая тайная лестница и тайная комната. Часть пространства наверху перегородили и получили просторный лофт, где проходят занятия писательского семинара «Пишем на крыше». Здесь есть отделение литературного менеджмента, поэзии и прозы: а благодаря Национальному фонду поддержки правообладателей многие начинающие писатели учатся бесплатно.
«Помните, дом Нирензее стоял, над лачугами крышищу взвеивая? Так вот: теперь под гигантами грибочком эта самая крыша Нирензеевая», — прорчил когда-то Маяковский.
В какой-то степени, поэт оказался прав. Сегодня самое высокое здание Москвы перестало быть самым высоким. Однако «грибочком под гигантами» оно не выглядит. По-прежнему считается, что из больших окон особняка открывается лучший вид Москвы. А еще считается, что в месте, куда ступала нога великих писателей прошлого века, и где сохранилась в неизменности атмосфера прошлого, особенно легко пишется.
Я попробовал — и написал эту статью прямо здесь, на десятом этаже «Воплей». И правда — легко.
Кстати, пока я писал, встретил и главного редактора «Воплей» Игоря Шайтанова.
О чем мы поговорили с Игорем Олеговичем, я расскажу в следующий раз.
Сергей Селедкин