«…А лес стал еще темнее»
Из сказки «Финист – ясный сокол»
«Что ожидает русскую литературу в будущем?»
Сложно сказать даже, что ожидает ее в настоящем. Недавние события это только подтвердили.
4 мая была задержана драматург Светлана Петрийчук, одновременно с режиссером и поэтессой Евгенией Беркович.
6 мая была взорвана машина, на которой ехал прозаик Захар Прилепин.
Можно, конечно, возразить, что пьеса «Финист» (на протяжении двух лет до того мирно шедшая) явилась, скорее всего, лишь формальным поводом для заключения Петрийчук и Беркович под стражу. И что Прилепина тоже не за романы и рассказы пытались взорвать.
Все это так. Но и Солженицына высылали в 1974-м не за «Ивана Денисовича» и «Раковый корпус». И за Хемингуэем ФБР следило не по причине несогласия с эстетикой его прозы. Но то, что Солженицын, Хемингуэй (список можно продолжить) – писатели, отрицать сложно.
В этом (и только в этом) смысле Прилепина и двух фигуранток «Театрального дела» можно ставить рядом. Хотя это соседство, думаю, возмутит и любителей первого, и сочувственников вторых. Это же две почти не пересекающиеся аудитории, «Англия и Йорк!» и «Англия и Ланкастер!».
Стоимость литературного слова и литературной жизни снова возросла.
Как говорил слуга в пьесе Горина «Дом, который построил Свифт»: «Поэтам бросают цветы, обличителям – булыжники. Это их слава и гонорар».
Чтобы поэтов стали забрасывать цветами, пока не заметно. Но то, что авторам, затрагивающим острые темы, стало жить менее безопасно, – однозначно.
Впрочем, если бы не уголовное дело против Петрийчук и Беркович, я бы, скорее всего, ни саму пьесу не прочел, ни ее читки не посмотрел. Теперь прочел и посмотрел. Экстремизма не ощутил. В «Господине Гексогене» Проханова или «Саньке» Прилепина его, думаю, побольше будет. Хотя судить не возьмусь. Я не деструктолог, не конспиролог и не феминистовед; я литературный критик, у меня другие задачи.
Для меня «Финист» – текст о любви, о жажде любви и ее поисках. О чем, собственно, и сама русская сказка. Имя «Финист» имеет, как известно, ближневосточное происхождение: мифическая птица Феникс, обитающая в Аравии, стране арабов. Потому и пребывает в этой «Аравии» желанный жених, точнее – женихи, «финисты», к которым влекутся женщины в пьесе Петрийчук. Получившей после 6 мая еще и огромную дополнительную аудиторию.
Дополнительный интерес, думаю, в силу аналогичных причин вызовет и последняя книга Прилепина, «Шолохов. Незаконный». Если «Финист» – современная сказка о женщинах, тоскующих по настоящему мужчине, то «Незаконный» – сказка о таком мужчине. Под щедрым пером Прилепина Шолохов превращен в образец бесстрашия, великодушия и прочих мужских добродетелей. Казак, богатырь, красавец. Финист, одним словом.
«…Великое достоинство, истинная несуетность гения». «…Бесстрашный писатель». «Один писатель оказался умнее их <руководителей страны> вместе взятых…» «Каждое слово выложит бережно. И слово покатится по столу, как пасхальное яичко». (Даже когда это «пасхальное яичко» оказывалось призывом к расправе над Синявским и Даниэлем, позиция Шолохова, по мнению автора, «была привычно бесстрашной».)
И с этим даже не возникает желания полемизировать – перед нами увлеченно творимый миф. В котором, как и в пьесе Петрийчук, Эрос и Танатос бродят под руку. Самые вдохновенные страницы книги – о романе Шолохова с женой Ежова. Тема эротических отношений с властью, «незаконных» и волнующих, была опробована Прилепиным еще в «Обители»; в «Шолохове» в роли обманутого мужа уже не просто лагерный начальник, а железный нарком… Но все, как в сказке, закончится хорошо.Что касается современной литературы, то здесь пока как в другой сказке.
В которой, чем дальше в лес, тем… не столько страшнее, сколько непонятней. Хотя пока еще все не так страшно. Прилепин уцелел и поправляется. Петрийчук и Беркович, надеюсь, выпустят. Но все же хотелось бы – без взрывов и тюрем; не важно, кто и кого сажает и кто и кого взрывает. Пусть для литературы это где-то хорошо; особенно для русской, она к таким вещам приучена. Она снова болит. Она снова вошла в зону непредсказуемого. Но вот для писателей… Как в сказке. «…А лес стал еще темнее».