В стратегических играх существуют две конкурирующие стратегии: going tall и going wide. В одном случае мы интенсивно развиваем пару основных направлений, в другом — пытаемся захватить как можно больше пространства, не закрепляясь нигде и рискуя потерять плохо защищенные опорные точки.
Проведу еще одну аналогию: вы можете взять небольшой кусок земли и построить там небоскреб — или застроить большую площадь домами поменьше.
Так и с экспертным знанием. До 2020 года казалось, что оно находится в кризисе: пока академию нагружают все большими и большими обязанностями по сопровождению бюрократии, выполнению показателей, необходимостью публикаций в специализированных изданиях, в публичном поле наиболее заметными оказываются харизматики, умеющие красиво говорить и владеющие базовым навыком поиска информации в интернете. В лучшем случае такими спикерами становятся научные журналисты, которые проводят интервью с настоящими учеными, изучают доступную информацию и преподносят ее аудитории в упрощенном виде. В худшем — мошенники вроде печально известной Элизабет Холмс из «Theranos», которая обещала представить публике комплексный анализатор, способный быстро проводить сложные исследования по ничтожному объему крови. Результат известен: никаких исследований не существовало в природе, а за красивыми словами скрывалась пустота. Зато инвесторы радостно вкладывали деньги — и погорели.
Но этот крах был лишь увертюрой к пандемическому 2020 году. Как выясняется, еще в 2000-х ученые пристально изучали мутации вируса SARS-CoV и били тревогу о возможной пандемии. Уже в 2015 году могла быть разработана вакцина от коронавируса знакомого нам типа. Почему же она не появилась? Все просто: инвесторы предпочли не выделять деньги на долгосрочные исследования. Результат известен.
В условиях цифровизации рынков и неопределенного будущего слишком распространенным стал принцип максимизации прибыли на короткой дистанции и отказ от медленного, но эффективного роста. Иначе говоря, кто быстрее продаст максимально простую идею, тот и прав. А после нас — хоть потоп.
Читатель уже задается вопросом: какое отношение рынки и коронавирус имеют к литературе?
Самое прямое.
Не далее как месяц назад мне довелось участвовать в обсуждении романа «Сад» (2019) Марины Степновой, над которым автор работала около десяти лет. В ходе дискуссии один из участников, журналист модного издания, выдвинул тезис, суть которого сводилась к следующему: писатель не должен тратить годы жизни на книгу, потому что сегодня инфоповоды меняются каждый день, и автор просто «не сможет» создавать актуальные тексты. Поэтому вместо текстов писателю стоит сосредоточиться на маркетинге и пиаре, учиться самопрезентации и искусству быстрого написания книг на основе текущей повестки.
Качество прозы, конечно, напрямую от длительности работы автора не зависит, но для любого, кто хоть раз пытался написать текст длиннее газетной колонки, понятно, что приведенный тезис — чушь. Как научные изыскания или журналистские расследования, романы требуют долгой и вдумчивой, практически каторжной работы: писатель вкладывает свой жизненный опыт, опыт размышления в текст, который, в случае успеха, предлагает читателю задуматься о вопросах онтологического, этического, эстетического и прочих свойств. К литературе невозможно применить критерий пользы: она меняет общество постепенно, практически незаметно, как грунтовые воды, которые поддерживают биосферу, но которые трудно встретить в повседневной жизни.
Но журналист, в общем, не виноват. Это мнение — что писатель должен уметь продавать себя как бренд, а уж потом писать тексты — становится все более распространенным. Появляются курсы, на которых писателей учат «брендированию в соцсетях» или тому, как совмещать блогинг и писательство. В итоге издательства все чаще отказываются заниматься информационным сопровождением книг (то есть своей прямой обязанностью) и перекладывают это на плечи автора. Не смог продать — твои проблемы, нужно было больше себя рекламировать.
И все больше выходит книг, напоминающих плакатную агитку. Укрепляются и иерархии: даже если уже обладающий определенным статусом писатель выпустит проходной текст, его все равно предпочтут более удачному тексту дебютанта — потому что дебютант не принесет прибыли. И если речь идет о талантливом, но малоизвестном писателе, издаться ему будет крайне трудно, ведь издатель, оглядываясь на маркетинговые показатели и план, не станет рисковать деньгами ради экспериментов. И так происходит не только в России.
Иными словами, вместо того чтобы вкладываться в интенсивный рост, в поиск путей поддержки писателей, в поиск голосов групп, которых почти не слышно, рынок занят производством селебрити, чьи книги можно быстро продать, чтобы произвести — ну да, очередных селебрити. Или купить права на перевод свежего Кинга.
Писательских саморегулируемых организаций, как в США и Британии, или общественных фондов поддержки, как в скандинавских странах, либо не существует, либо они носят декоративные функции и привязаны к политической конъюнктуре. Финансирование писательского труда лежит на премиях, то есть на заведомой лотерее. Эта ситуация порождает неврозы и скандалы, которые то и дело сотрясают литературное сообщество.
У нас не появится и не сможет появиться большого пласта качественной литературы, если целью рынка так и останется быстрая прибыль и хайп, а не поддержание самой литературы как институции. Пора строить небоскребы со всей доступной инфраструктурой, а не множественные низкоэтажные муравейники, воздвигнутые лишь ради дохода.