Впрочем…

Почему же я не вел дневник с давних пор? Я не прав. Я во многом был не прав, но ушло время и возможности.

А как бы интересен был сейчас мой дневник! Я перелечил, переоперировал полно писателей и других деятелей культуры.

Почему я не вел дневник?! Я уже работал, женился, параллельно катились события: прошел XX съезд и тут же задавили Венгрию, Суэцкий кризис, впервые появилась в нашей жизни туалетная бумага, о которой мы читали лишь в книгах про загнивающий буржуазный строй, появились пенные растворы, и мы смотрели на себя в облаках пены в ваннах, словно герои заграничных фильмов. Пустяки? А вот и нет. Да разве сейчас вспомнишь всякие «пустяки», что так меняли нашу жизнь!

Теперь вспоминая, пишу лишь мои окололитературные, околомедицинские встречи да случаи, ситуации да собственные переживания по поводу. А о самой литературе не мне судить. Как говорится – «сапожник, суди не выше сапога».

Вспоминаю.

Было.

Очевидец и участник.

А почему все же я пишу мемуары?

Во-первых, я и не писал мемуаров. Во-вторых, мне кажется, что я и всегда писал только мемуары.

То, что нынче у меня сложилось во вспоминательные рассказы, поначалу получилось случайно. В своих зарубежных поездках я веду дневник, эдакие путевые заметки, и ассоциативно у меня в голове всплывают некие размышления и вспоминания, которые я автоматически записываю. Как говорится, я не хочу, но так получается. Например, мне показывают госпиталь, их реанимацию, а я вспоминаю, как выглядит подобное отделение у меня в больнице, как мы его создавали. Мне рассказывают, как писатель публикует у них свои работы, я записываю после, а в голове возрождаются события, ситуации, люди, мне помогающие, герои и полугерои моей прошедшей жизни. Я смотрю на древние раскопки, а мне вспоминается наша история и история моей жизни.

Дневник: я и записывал, вовсе не заботясь о будущем этих записок.

Жизнь уже прожита – довольно длинная. Я прожил уже больше многих из тех, с кем общался, кого лечил, да и о которых (и которых) лишь только читал. Я уже прожил дольше Юрия Германа, Эйдельмана, Максимова, Льва Гинзбурга, Глазкова, Казакевича, Радова, Икрамова… Глупо перечислять всех, кого мне вспомнить пришлось по ходу дневника. За мою жизнь столько изменилось, столько напроизошло, что не дай Бог! По ходу писания и возникло желание оставить свидетельство присутствующего, а во многом и участвующего. А особенно участвующего в попытках устранения недугов у людей, в том числе и у известных.

Ведь человек-то познается в болезнях… Да и время познается в недугах своих: успехи проходят как норма и закрепляются, извращения разума уходят и остаются только в записях.

Так что мемуары рождались в записях сегодняшнего дня. Попытка остановить мгновение, ныне текущее, чтобы вспомнить потом, выстраивала в голове и следом на бумаге обширные ледяные торосы, казалось бы, давно растаявшего, уплывшего и утонувшего. Ан ничто не исчезает. Уж так устроена человеческая голова, что какая-то малая веточка вдруг вытаскивает целое дерево из былого и вроде бы абсолютно забытого, будто исчезнувшего. В голове все закопано и ничего не исчезает. Потому нечто и появилось в сегодняшнем дневнике.

А сейчас, когда я задумался над вопросом «Воплей»… Ведь я – писатель (если я писатель?) без воображения, без фантазии: