Возможности социологического метода

В. С е р д ю ч е н к о, Достоевский и Чернышевский. Единство крайностей, Львов, «Свiт», 1999, 208 с.

Принципы «черно-белого» литературоведения оказываются на удивление живучими. Несколько десятилетий тому назад любое сравнение в нашей науке имен Достоевского и Чернышевского заканчивалось почти обязательно в пользу второго («вождь революционной демократии» и т. д.). В настоящее время Чернышевский вообще выведен за пределы литературного процесса и воспринимается зачастую с обидной снисходительностью (да и то в лучшем случае). Надо отдать должное В. Сердюченко – автору книги «Достоевский и Чернышевский». Смелости ему не занимать. Решительность и бескомпромиссность, которые так характерны для его литературно-критических статей, столь же отчетливо проявились в его подходе к сложнейшим проблемам истории литературы, когда наследия Достоевского и Чернышевского рассматриваются им как некоторая культурная дихотомия, обозначающая одну из главных оппозиций русского общественно-литературного сознания второй половины ХIХ века.

Как стремится показать автор (правда, с сознательным полемическим заострением), «в лице этих мыслителей мы имеем две идеологические вершины предреволюционного столетия, два полюса, вокруг которых так или иначе распределялось все его духовное содержание…» (с. 4). Так, совершенно определенно и четко, сформулирован основной тезис, доказательству которого посвящена вся рецензируемая книга. Изданная во Львове обычным теперь тиражом в 800 экземпляров, она легко может остаться незамеченной и невостребованной; между тем знакомство с нею дает возможность поставить ряд актуальных вопросов не только собственно историко-литературного, но и методологического характера.

При чтении книги В. Сердюченко прежде всего бросается в глаза категориальный аппарат, которым пользуется автор: «идеологические вершины», «культурологическая оппозиция», «общественно-литературное сознание»… Иными словами, на первый план выдвигаются социологические проблемы, что предопределяет и сильные и слабые стороны этой очень интересной книги.

В. Сердюченко поставил перед собою задачу: восстановить, реконструировать подлинную картину отношений Достоевского и Чернышевского в интеллектуальной, общественной, литературной жизни своего времени, выделяя при этом не только различия, противоречия, существовавшие между ними (это определяло традиционный подход к проблеме), но и точки соприкосновения, чтобы, как пишет автор, не нарушалась диалектическая сложность исследуемой параллели. Здесь действительно оказывается уместным социологический подход, с помощью которого устанавливается, что «опыт Чернышевского» и «опыт Достоевского» есть диалектическая оппозиция, являющаяся концентрированным выражением двух социокультурных дискурсов – позитивистско- материалистического и религиозно-идеалистического. И с этой точки зрения особенно интересной представляется первая глава монографии – «Разночинцы», где речь идет об известном сходстве Чернышевского и Достоевского как представителей разночинно-демократической культуры. Это обстоятельство для автора является ключевым. По его глубокому убеждению, крайне необходимо учитывать «социологические координаты» творчества Достоевского, и тогда станет ясно, что в его произведениях содержится «концентрированное выражение судеб разночинного «мира» (с. 22). Что же касается Чернышевского, то разночинно-демократический пафос его наследия предполагается само собою разумеющимся. Отсюда следует вывод, что не только Чернышевский, но и Достоевский являются в конкретном историческом контексте 60-х годов представителями и одновременно культурными идеологами русского разночинства. Положение это дает возможность автору оспорить распространенное мнение об изначальной цельности революционно-демократического сознания, будто бы не подверженного никаким социально-психологическим колебаниям. Напротив, В. Сердюченко убежден в чрезвычайном динамизме «постдворянского» поколения русской интеллигенции. Он приходит к выводу о достаточно высокой степени сходства социально-биографических судеб двух писателей. В ряде случаев, которые тщательно фиксирует исследователь, проявляется неожиданная близость тех, кого мы традиционно воспринимаем только и даже исключительно как непримиримых противников.

Правда, мне кажется, что было бы целесообразным избегать терминов «единство» или «тождественность», когда речь идет о таких явлениях, как Достоевский и Чернышевский. Понятен пафос исследователя, понятна полемическая направленность работы; и все же некоторая сдержанность в этом отношении не помешала бы. Тем более, что в ходе самого повествования В. Сердюченко проявляет необходимую осторожность и объективность, говоря о гносеологических расхождениях Достоевского и Чернышевского, о двух концепциях социального идеала и т. д. Но подзаголовок книги – «Единство крайностей» (на обложке есть другой вариант: «Крайности единства») или название первого раздела – «Единство социально-биографического опыта» наглядно демонстрируют некую жесткость концепции автора.

К счастью, лучшие страницы книги лишены такой «жесткости». В частности, хотелось бы выделить продуктивную мысль о том, что «Отцы и дети», «Что делать?» и «Преступление и наказание» образуют своеобразную трилогию о русском разночинце, а авторы этих романов полемически отталкиваются от опыта своих предшественников. Не является преувеличением утверждение автора, что именно Чернышевский и Достоевский реформировали возможности литературного искусства, превратив его из художественного в литературно-философское явление, особую форму гуманистического мышления.