Утверждая социалистическую действительность

Искусство и литература часто имеют для человека такое же значение, как родительский дом. Как одни вспоминают всю свою жизнь добрые наставления отца и матери, так другие вспоминают слова любимых писателей. Мои родители, помню я, всегда говорили: «Послушай, мальчик…» и т. д. Все знают, как это бывает. А вот и другой известный пример: персонаж X в романе Y, написанном писателем N, действовал так-то и так-то. Скажи мне, что ты читаешь, и я скажу тебе, хорошо или плохо тебя воспитали в детстве. Когда начинаешь писать сам, порой доводится испытать внезапное волнение, даже потрясение, узнав из письма, из случайного разговора с читателем, что ты наделал тем или иным своим персонажем, той или иной сценой или даже той или иной фразой. Мне кажется, что литература обладает воспитательной силой, что она может оказывать воздействие на человеческую жизнь. Я наблюдаю это и на себе самом.

Недавно я поймал себя на том, что снова сослался на Шолохова, на одну из его речей. Это произошло в споре о будущности романа как жанра. Конечно, этот спор – дань времени, но мы не хотим отставать от него и возобновляем спор чуть не каждый год; спор этот весьма бесплоден, но некоторые германисты, теоретики литературы или критики, не могут обойтись без него, они не прощают роману его «буржуазного происхождения», полагая, что он – явление почти столь же отрицательное, как сам капитализм. Мне они напоминают луддитов, которые ломали станки, этих необразованных р-р-революционеров. Но в данном случае речь идет об ученых, в споре с ними эмоций недостаточно. Эмоции в их общество, так сказать, не допускаются, приходится по необходимости прибегать к цитате, цитируя того, кто знает, как обстоит дело в действительности, чтобы опровергнуть тех, кто не хочет этого знать. Я целиком и полностью разделяю точку зрения Шолохова, что единственным жанром в прозе, который может воплотить огромные социальные изменения в нашем обществе, был и остается роман. Я предпочитаю, чтобы меня прорабатывали как антиноватора, но не желаю быть помешанным на моде; пусть меня лучше упрекнут в несовременности, чем в предательстве духовных традиций. Мне кажется, мы сбережем время, необходимое для укрепления собственного (притом нового) взгляда на мир, если положимся на Коперника, и не станем во что бы то ни стало возвращаться на позиции птолемеевских представлений о мироздании, чтобы затем снова повторить открытия Коперника. Мы сбережем время, если не будем отступать от давно завоеванных позиций социалистического реализма. Всякие попытки толковать об этих принципах вкривь и вкось, даже выражать в них сомнение я считаю потерей времени, расточительностью (ведь у нас только одна жизнь), на каждого такого критикана я смотрю, как на мышь, вгрызающуюся в окорок.