У истоков киргизской советской литературы
С.Джигитов, Киргизская литература 20-х годов, Фрунзе, «Илим», 1984, 158 с. (на киргизском языке); С.Джигитов, Обретение новых традиций, Фрунзе, «Кыргызстан», 1984, 192 с.
Известный киргизский литературовед Салиджан Джигитов выпустил в конце 1984 года сразу две книги (одна на киргизском, другая на русском языке), которые являются, по сути дела, различными частями единого исследования, посвященного истории киргизской советской литературы 20-х годов (главы о прозе и драматургии нашли свое место в обеих монографиях, тогда как другие главы в них не повторяются).
С. Джигитов справедливо отмечает, что период 20-х годов до сих пор остается наименее исследованным в киргизском литературоведении. Так, почти все диссертации и опубликованные на их основе труды, появившиеся в послевоенное время, а также коллективные «Очерки» (1960) киргизской советской литературы, их концепции основывались на рассмотрении творчества писателей, давно и хорошо известных широкому кругу читателей: А. Токомбаева, К. Баялинова, М. Токобаева, М. Элебаева, Д. Боконбаева, Дж. Турусбекова, К. Маликова, Т. Сыдыкбекова, А. Осмонова, Т. Уметалиева. В то же время почти не учитывались и не изучались вплоть до последнего времени другие имена и факты: произведения первых киргизских авторов, публиковавшихся в 1918– 1924 годах на страницах казахской и татарской печати, сборники стихов, прозы и пьес, переводы из русской литературы С. Карачева, К. Тыныстанова, Ш. Кокенова, Б. Кененсариева, С. Наматова, критические статьи Т. Джолдошева, первый коллективный сборник киргизских поэтов «Красный цветок» (1927). До сих пор ни в библиографическом, ни в литературоведческом плане не были описаны и осмыслены многие стихотворения, рассказы, фельетоны, публицистические и литературно-критические статьи, напечатанные в 20-х годах в киргизских газетах и журналах. Словом, как справедливо замечает С. Джигитов, у киргизских литературоведов «нет точных сведений о самом раннем периоде своей родной литературы, обо всех писателях и поэтах, активно работавших на литературном фронте того времени… Причиной этого, в первую очередь, является то, что этот период нашей литературы не стал объектом специального исследования, то есть, не описан во всех подробностях» («Киргизская литература 20-х годов», стр. 7). Между тем для полного представления всей картины литературного процесса 20-х годов необходимо проанализировать все факты– и более важные, и те, которые были на «обочине», и даже те, которые не оставили заметного следа, но служат материалом для характеристики времени.
Другой причиной малой известности киргизской литературы 20-х годов С. Джигитов считает арабский алфавит, на котором выходили киргизские газеты, журналы и книги тех лет, и отсутствие большей части этой печатной продукции в книгохранилищах республики.
Но наибольшую трудность представляло то обстоятельство, что такие писатели, как С. Карачев, К. Тыныстанов, Ш. Кокенов, Б. Кененсариев, подвергавшися в 20-е годы резкой критике в духе Пролеткульта и вульгарной социологии, затем были на долгие годы просто выключены из литературного процесса. Действительно, отдельные идейно путаные и даже вредные произведения К. Тыныстанова заслуживали острой критики, но критики принципиальной, партийной, которая учитывала бы всю сложность творческого пути писателя. В результате же забвения многих фактов и «изъятия» творчества этих авторов история киргизской советской литературы 20– 30-х годов оказалась лишенной своего действительного богатства, многообразия и реальных противоречий.
Впрочем, это недостаток не одного только киргизского литературоведения.
Как писали Г. Ломидзе и Ю. Прокопьев в статье «Спор о наследстве: причины и сущность», посвященной анализу творчества одного из первых якутских писателей– А. Кулаковского, «в ряде литератур народов СССР все еще не ликвидированы «белые пятна», творчество писателей, сыгравших немалую роль в становлении национальных литератур, мало знакомо не только всесоюзному читателю, но и на родном языке» 1.
Разумеется, подобная картина несовместима с нынешним уровнем многонационального советского литературоведения, его растущими научными потребностями и интересами. Во многих республиках происходит процесс объективной переоценки творчества ряда сложных и противоречивых писателей.
Поучителен здесь опыт русского советского литературоведения; такого рода работа проводится в Узбекистане, Казахстане, Татарии и других республиках. Таким образом, предпринятая С. Джигитовым попытка дать объективную оценку, включить в литературный процесс ряд забытых имен и произведений киргизской литературы представляется весьма своевременной и необходимой;
Следует, однако, сказать, что С. Джигитов не одинок в данном случае. Еще до него обратили внимание на необходимость изучения некоторых забытых имен и фактов киргизской литературы 20-х годов старейшины нашей литературы А. Токомбаев, К. Баялинов, Т. Сыдыкбеков, отдельные факты упомянуты в «Истории киргизской советской литературы», изданной в 1970 году в Москве, в Киргизской Советской Энциклопедии даны сведения о жизни и творчестве С. Карачева, К. Тыныстанова и Т. Джолдошева, а произведения С. Карачева в последнее время были дважды переизданы, стали появляться и некоторые литературоведческие работы (например, З. Мамытбекова).
Структура исследования С. Джигитова представляется весьма логичной: первые главы воссоздают социально-психологическую атмосферу и историко-культурный фон того времени, следующие три освещают соответственно конкретное их преломление в литературе– процессы формирования киргизской профессиональной поэзии, прозы и драматургии, в конце автор подытоживает, обобщает факты и формы литературных связей 20-х годов.
Как известно, советские литературоведы немало сделали в изучении путей формирования и развития новописьменных литератур народов СССР, рожденных в условиях советского строя. Однако здесь есть еще немало вопросов, которые нуждаются в глубоком и разностороннем осмыслении, в том числе первостепенный вопрос: почему и как возникли новописьменные литературы народов СССР? Какие социально-политические, идеологические, историко-культурные, языковые и литературно-эстетические потребности и предпосылки вызвали их к жизни? На этот вопрос и пытается ответить С. Джигитов в главах «Социальный заказ» на литературу» и «Условия зарождения киргизской советской литературы», первая из которых имеет подчеркнуто социологический характер, а вторая– культурологический. Отправным пунктом для него служит марксистско-ленинская теория о переходе ранее отсталых народов к социализму, минуя капиталистическую стадию развития. Он показывает, что главные социально-политические и идеолого-культурные предпосылки возникновения новописьменных литератур– Великая Октябрьская революция, ленинское решение национального вопроса в нашей стране и социалистическая культурная революция.
Эти предпосылки, превратившиеся в процессе строительства основ социализма в общественную практику, приводят к тому, что новое, социалистическое общество объективно нуждается в появлении литературы (равно как и других видов духовной, культуры) у отсталых в прошлом народов не только как новой формы общественного сознания, но и как нового вида человеческой деятельности. Более того, в условиях социализма общественный прогресс гармонически сочетается с прогрессом художественным, строительство новой культуры является процессом планомерным, сознательно направляемым партией и государством. В этом и заключается одна из главных причин столь быстрого рождения новописьменных литератур народов СССР, их утверждения в общественной жизни.
Выявляя социально-политические и культурно-идеологические предпосылки рождения новых национальных литератур, потребность в них общества, автор исследования широко использует высказывания классиков марксизма-ленинизма, партийные документы, достижения марксистско-ленинской философии, исторической науки и теории культуры, психологии и лингвистики.
С. Джигитов переходит далее к характеристике самого процесса зарождения и формирования киргизской литературы. Естественно, что именно здесь проявляется богатство материала, положенного в основу исследования. Автор вводит в научный оборот множество давно забытых фактов: стихотворений, фельетонов, рассказов, повестей и пьес С. Карачева, К. Тыныстанова, С. Наматова, Ш. Кокенова и др. Кроме того, С. Джигитов подробно рассматривает забытые произведения ныне широкоизвестных писателей и публицистов А. Токомбаева, К. Маликова, У. Абдукаимова, М. Токобаева, К. Джантошева, М. Догдурова, С. Сасыкбаева…
Другое важное качество исследования– литературоведческий анализ, осмысление, синтез этого материала: анализ темы, проблематики, системы персонажей, сюжетно-композиционной структуры, жанра, стиля и языка произведений. При этом С. Джигитов отмечает как достоинства, так и принципиальные идейно-художественные просчеты произведений, стремится раскрыть как своеобразие каждого автора, так и общие закономерности молодой киргизской литературы.
В теоретическом аспекте особый интерес представляют суждения С. Джигитова о генезисе жанровжанытма(иносказание, фельетон) иангеме(рассказ) в киргизской прозе, об их национальных истоках, о путях формирования киргизской драматургии.
Еще один существенный момент исследования С. Джигитова– четкость методологии. Здесь нет никакой идеализации или «разоблачения» отдельных творческих личностей. Автор особенно осторожен в отношении «трудных» писателей, в творчестве которых имели место идейные ошибки (К.Тыныстанов), политическая нечеткость, (С. Карачев, Ш. Кокенов): в каждом отдельном случае он ставит своей задачей выявить с возможной чёткостью и полнотой как положительное, так и отрицательное в их произведениях. Например, он отмечает абстрактно-гуманистический характер ранних рассказов и повести «В дни неволи»С. Карачева, рассказа «С Марьям на берегу озера» Келгина, неопределенность в них классово-политических акцентов. Вместе с тем в последних произведениях С. Карачева (рассказ «На заре свободы», пьесы «На пути к равенству», «Председатель сельсовета Зейнеп»), созданных в конце 20-х годов и посвященных теме роста классового самосознания киргизской бедноты и ее борьбы с последними остатками эксплуататоров– баями, манатами и их приспешниками, теме социального освобождения и активности киргизской женщины, исследователь верно улавливает черты явного перехода С. Карачева на позиции социалистической идеологии. Это характерно также, как показывает С. Джигитов, для «творчества Ш. Кокенова.
Исследователь раскрывает огромную роль литературных связей в процессе становления национальной литературы. Он пишет о том, что из-за незнания русского языка многие начинающие киргизские литераторы в ту пору испытывали в первую очередь влияние соседних тюркоязычных литератур (казахской, узбекской, татарской), что овладение русским языком и непосредственное знакомство с русской литературой начинается несколько позже, в конце 20-х годов. Надо признать, что такая постановка вопроса основывается на изучении фактов, хотя и тут были исключения: К. Тыныстанов и С. Карачев свободно владели русским языком.
С. Джигитов сочетает исторический и теоретический принципы рассмотрения литературного процесса, и это позволяет ему наряду с другими всесторонне обосновать и раскрыть главный тезис: киргизская советская литература 20-х годов была «намного богаче, разнообразнее, интереснее, чем это представлено в коллективных и индивидуальных трудах по истории Нашей литературы» («Обретение новых традиций», стр. 188).
Сказанное, однако, не означает, что в рецензируемых книгах нет спорных моментов или ошибочных утверждений. Например, в структуре исследования С. Джигитова легко обнаруживаются недостающие звенья. Это, прежде всего, литературная критика 20-х годов, происходившая тогда идейная борьба вокруг творчества К. Тыныстанова и С. Карачева. Досадно, что литературовед обошел этот вопрос: ведь в том, что произведения названных и других авторов 20– 30-х годов на долгие годы оказались в забвении, повинна была в немалой степени пролеткультовская и вульгарно-социологическая критика тех лет.
К сожалению, есть пропуски в фактическом материале: не анализируются и даже не упоминаются некоторые литературные тексты киргизских авторов, опубликованные в 1918– 1924годах на страницах казахской и татарской периодической печати. Такую же участь разделил ряд произведений второй половины 20-х годов, напечатанных уже на киргизском языке.
Спорными представляются, наконец, отдельные утверждения С. Джигитова теоретического порядка. Так, по его мнению, акыны-письменники «являлись такими же импровизаторами, как и безграмотные акыны, только импровизировали они на бумаге».
Слов нет, что между двумя категориями киргизских акынов не было такой резкой разницы, какая существует, скажем, между фольклором и профессиональной литературой. Исследователь прав, устанавливая ряд общих моментов в творчестве акынов-письменников и акынов-певцов. Однако вряд ли можно согласиться с его суждением о том, что акыны-письменники отличались от другой категории акынов лишь обучением арабской грамоте и азам мусульманской религии, поверхностным знакомством с тюркоязычными изданиями, одним словом– расширением их кругозора. «Воздействие иноязычной светской и религиозной литературы на акынов-письменников было не настолько сильным и глубоким, чтобы коренным образом перестроить их мышление, сообщить ему новое эстетическое качество»,– говорит автор, поэтому акыны-письменники «оставались в пределах устной народной поэзии» (стр.24).
Мне думается, что С. Джигитов забывает здесь одну принципиальную вещь– разницу в самом способе создания произведений киргизских акынов указанных категорий, которая и обуславливает своеобразие их мышления. Кроме того, у каждой из этих категорий была своя аудитория, своя публика. Например, акыны-певцы создавали свои произведения в сопровождении музыкального инструмента– комуза в форме песни-импровизации в присутствии публики (слушателей, зрителей). Акыны-письменники же сначала записывали свои чувства и мысли на бумаге, по возможности отшлифовывали их, ориентируясь, в конечном счете, на читающую публику. Таким образом, сама техника и психология создания и восприятия произведений акынов-певцов, с одной стороны, и акынов-письменников– с другой, существенно отличаются друг от друга. Вот почему творчество акынов-письменников явилось в исторической перспективе новой ступенью в развитии киргизской поэзии, новым шагом в направлении профессиональной литературы.
В книгах С. Джигитова имеются и другие спорные моменты, однако, повторяю, в целом– это исследование, имеющее во многих отношениях новаторский характер. Поэтому с полным основанием можно заключить, что единые по замыслу, фактическому материалу, структуре и методологии книги С. Джигитова «Киргизская литература 20-хгодов» и «Обретение новых традиций» станут не только источником по истории киргизской советской литературы, но и помогут в дальнейшей практической деятельности– издательской, библиографической и т. п.– по ликвидации «белых пятен» на карте киргизской литературы– в работе, которая уже начата в республике.
г. Фрунзе
- «Вопросы литературы», 1977, N 7, с. 145.[↩]