Трумен Капоте в русских переводах

1

Первое упоминание американского автора в советской печати датируется 15 сентября 1948 года, когда обозреватель «Литературной газеты» Боаз Исаакович Розанов в гневной статье, обличающей нравы капиталистической Америки, упомянул «некоего Трумэна Капоте», осчастливившего своих восторженных почитателей новым романом «Другие голоса, другие комнаты».

Этот роман, сплошь населенный дегенератами и пропитанный насквозь тлетворным «ароматом» самого подлинного вырождения, и вызвал у американской буржуазной критики бурный приступ самых неистовых восторгов. Да и как можно, в самом деле, не восторгаться книгой, в которой тремя главными действующими лицами являются: беспомощный паралитик-сумасшедший, его жена-кретинка и дядя, упоенно характеризуемый критикой как «дегенеративный эстет». В их общество, по воле автора, попадает четвертое действующее лицо: тринадцатилетний мальчик, для «поддержания ансамбля» отличающийся склонностью к половым извращениям [Розанов 1948].

После подобной рецензии не стоило и рассчитывать на то, что советские издательства обратят внимание на литературного «афериста и дегенерата», прославляющего декадентство.

Наступление оттепели ситуацию не изменило. Капоте не помогли даже неформальные личные встречи с руководством Союза писателей СССР, состоявшиеся в январе 1956 года, когда Трумен находился в Москве в составе оперной труппы «Порги и Бесс», прибывшей на гастроли в Россию.

«Представители власти вели себя очень мило, — вспоминал писатель, — с ними можно было часами вежливо беседовать о чем угодно и при этом не сказать, в сущности, ничего. Похоже на встречу двух кораблей, тихо проплывающих мимо друг друга в темноте» [Nossiter 1956] (перевод с английского А. Хохловой. — Д. З.).

Тем не менее Трумену попалась одна русская дама, которая прочла его «Луговую арфу» и очень лестно отозвалась о книге. Фамилию женщины Капоте не называет, но можно предположить, что ею оказалась Фрида Анатольевна Лурье (1921—2001), знаток и переводчик американской литературы, консультант иностранной комиссии Союза писателей СССР, принимавшая активное участие во многих встречах советских литераторов с зарубежными авторами.

Другой претенденткой на роль благодарной читательницы «Луговой арфы» могла быть Раиса Давыдовна Орлова (1918—1989) — известный литературовед, писательница, переводчица, супруга критика и диссидента Льва Копелева. На это указывает небольшая заметка в газете «Нью-Йорк Таймс», посвященная советскому литературному диссидентству. В ней, в частности, говорится: «<Орлова> и ее муж Лев З. Копелев, тоже писатель и германист, начали встречаться с зарубежными друзьями в пятидесятых годах. «Трумен Капоте приезжал в 1955 году», — рассказала Орлова» [A critic... 1980] (перевод с английского мой. — Д. З.).

Несмотря на то, что до начала 1960-х годов на русском языке не было опубликовано ни одного рассказа Капоте, его имя постепенно стало появляться в специальной литературе. Так, например, в обзоре книг 1958—1960 годов, поступивших в фонд Всероссийской государственной библиотеки иностранной литературы, переводчик и библиограф Инна Михайловна Левидова отмечает:

К числу любопытных явлений послевоенной американской литературы принадлежит книга Трумэна Кэпота (род. в 1922 г.¹) «Завтрак у Тиффани» (1958); в нее входит небольшая повесть того же названия и несколько новелл.

Кэпот — отличный стилист, владеющий искусством ясной, изящной, часто очень остроумной прозы; это чуткий, но поверхностный наблюдатель пестрых социальных нравов, охотно рисующий разного рода чудаков, мечтательных, инфантильных и неприспособленных к требованиям буржуазного практицизма. Однако в произведениях Кэпота, в особенности в его первом романе «Другие голоса, другие комнаты» (1948), — меньше всего идиллии; далеки они и от подлинного реализма; в них очень явственно проступает внутренняя ущербность автора, его холодный и зачастую извращенный взгляд на мир [Левидова 1960b: 17].

Несмотря на идеологическую подоплеку в оценке творчества писателя, Левидовой все-таки удалось рассмотреть в прозе Капоте нечто большее, чем одно лишь «извращение». Уже в октябрьском номере «Вопросов литературы» Инна Михайловна решит рассказать об этом авторе более широкой аудитории:

Кэпот — блестяще одаренный литератор, который не только отлично пишет по-английски (качество не столь уж распространенное среди современных американских авторов), но и чрезвычайно умело создает гнетущую, насыщенную электрическими разрядами атмосферу <…> Повествовательная манера Кэпота проста, изящна; она находится где-то на стыке тонкого психологического письма и фантастического гротеска. Но гротеск этот — отнюдь не средство раскрытия и усиления существа вещей, как у писателей, внутренне тяготеющих к реализму; он заложен в самом взгляде автора на мир. Можно сказать, что этот писатель родился на свет с закопченными стеклами в глазах — по-своему зорких, но видящих все в совершенно специфическом свете [Левидова 1960a: 125—127].

Пройдет еще три года, прежде чем «автора с закопченными стеклами» допустят до советского читателя. Пальма первенства будет принадлежать «Неделе» — популярному воскресному приложению к газете «Известия». В номере 28 за 7—13 июля 1963 года публику предусмотрительно уведомят: «Публикуемый сегодня рассказ <«Проданные сны»> — первое переведенное на русский язык произведение американского писателя Трумена Кэпота, которого литературная критика не без основания называет в числе виднейших литераторов послевоенного периода» [Капоте 1963: 15].

В самом выборе новеллы «Master Misery» («Лиходей», 1949) хорошо угадывалась идеологическая причина, по которой именно эту историю напечатали первой. Авторы вступления и не скрывали этого:

Реализм рассказа — в правдивом показе капиталистической действительности сегодняшней Америки, которая делает людей врагами, заражает их скепсисом и равнодушием. Это повествование о маленьком человеке, порабощенном властью доллара, вынужденном торговать даже своими надеждами и мечтами [Капоте 1963: 15].

Рассказ в переводе Виктора Титова претерпел некоторые сокращения. Например, из текста была изъята фраза пройдохи Орейли, кричащего полицейским о том, что мисс Моцарт коммунистка, а также исключен газетный заголовок «Россия отвергает», попадающийся на глаза главной героине. При этом Титов точнее всех последующих коллег-переводчиков передал название, которое Капоте изначально дал этому рассказу, — «The Man Who Bought Dreams» («Человек, покупавший сны»).

Первый опыт знакомства советских читателей с короткой прозой американского писателя вышел удачным, и спустя пять месяцев в той же «Неделе» Титов представит еще один рассказ Капоте — «Сосуд на краю радуги» («Jug of Silver», 1945). Эта волшебная история о мальчике, сосчитавшем все монетки в стеклянной бутыли и забравшем свой выигрыш, очень подходила под новогоднее настроение первых недель января 1964 года.

Тем не менее, сохраняя общий смысл оригинала, Титов не совсем точно воспроизводит имена собственные в рассказе. Так, Руфус Макферсон (Rufus McPherson) становится Мак-Персоном, а главный герой — малыш по прозвищу Appleseed (Яблочное зернышко) — так и остается Эплсидом, тогда как последующие переводчики подметили говорящую фамилию персонажа, предложив читателю свои варианты прозвища: Ноготок (С. Митина, 1967) и Шпингалет (Е. Петрова, 2015). Правда, в обоих случаях новелла получила другое русское название — «Бутыль серебра».

Стоит сказать и о первой журнальной публикации Капоте в СССР, состоявшейся в 1965 году. В сентябрьском номере журнала «Простор» — печатном органе Союза писателей Казахстана — читателей познакомили с рассказом «Гитара с бриллиантами» («A Diamond Guitar», 1950) в переводе Марины Литвиновой. К сожалению, о существовании этого прекрасного перевода до сих пор мало кто знает. Он не попал ни в один сборник рассказов, ни в одну антологию американских новелл. Лишь в 2001 году Елена Суриц предложила другую версию перевода, который получил название «Бриллиантовая гитара». Однако, на мой взгляд, перевод Суриц хоть и точен, но лишен художественной силы перевода Литвиновой, из-за чего история стала менее выразительной.

В 1967 году в популярной серии «Библиотека журнала «Огонек»» тиражом в 107 тысяч экземпляров выйдет небольшая брошюра в 63 страницы. Первая малая антология рассказов Капоте объединила большинство новелл, которые успели к этому времени выйти в советских газетах и литературных журналах². Публикацию предваряет краткая информационная справка о писателе, в которой впервые раскроют важную биографическую деталь:

Многим из наших читателей полюбились юные герои романа американской писательницы Харпер Ли «Убить пересмешника» — девочка Глазастик, ее брат Джим и их друг, неистощимый на выдумки голубоглазый фантазер Дилл. Дилл вырос и стал знаменитым писателем [Капоте 1967: 2].

2

«В начале 60-х кто-то из знакомых дал мне книжку «Завтрак у Тиффани». Я быстро прочел повесть, и она очень мне понравилась своим ощущением свободы, — вспоминает переводчик Виктор Голышев. — В тот момент я как раз уволился с работы, уехал из Москвы в Тарусу, где и занялся переводом для собственного удовольствия. Работал я медленно, но это были шесть месяцев подлинного наслаждения. Капоте потрясающий стилист, и мне нравилось искать точные слова в русском языке, которые смогли бы передать атмосферу этой прекрасной книги».

Когда Виктор Петрович завершил работу над русской версией знаменитой новеллы Капоте, он стал предлагать рукопись многим литературным журналам, но в Советском Союзе «Завтрак у Тиффани» ожидали те же цензурные трудности, что и на Западе.

Дело в том, что «Харперс Базар» отказался печатать произведение в июльском выпуске журнала за 1958 год. Причина — непристойный образ главной героини, которую издатели воспринимали не иначе как проститутку. Да и упоминание бренда известного ювелирного дома в таком щекотливом контексте могло поссорить редакцию с крупным рекламодателем. «Харперс Базар» предпочел не рисковать, и разгневанный Капоте перепродал повесть журналу «Эсквайр», где она и была опубликована в ноябре 1958 года, незадолго до появления книжной версии. Нечто похожее происходило и в СССР.

Никто не хотел брать эту повесть. Слишком «скользкой» казалась главная героиня, — рассказывает Голышев. — Я долго ходил по редакциям, пока однажды не принес рукопись в журнал «Москва». Вроде бы там все понравилось, но потом меня вызвал заместитель главного редактора. «Вы предлагаете напечатать историю про женщину легкого поведения, — начал он. — Как думаете, советскому читателю это нужно?» Я, пожав плечами, ответил: «Наверное, не нужно». — «Вот и я так думаю», — ответил начальник. Что интересно, этого человека потом поймали как организатора борделя, и он был снят с должности, а публикация «Завтрака» все же состоялась, правда, в несколько усеченном виде. Редактор выбросил первые 10 страниц, на которых рассказывается о том, что Холли Голайтли живет с негром. У нас вроде официального расизма не было, но история, с которой начинает Капоте свою повесть, в советском журнале не прошла идеологическую цензуру.

С такими купюрами «Завтрак у Тиффани» и был впервые напечатан в четвертом номере журнала «Москва» за 1965 год. Если взглянуть на редакторские гранки тех лет, хранящиеся в Российском государственном архиве литературы и искусства, в глаза бросается досадная ошибка, которая не исчезала из названия даже после второй вычитки. Наборщики упорно писали «Завтрак у Теффани» [Редакция... 1956: л. 64, 68]. К счастью, в итоговый набор ушла версия с правильным написанием имени известного бренда.

Спустя восемь месяцев после журнальной публикации издательство «Правда» выпустило полный (без сокращений) вариант перевода Виктора Голышева в серии «Библиотека журнала «Огонек»». Воодушевленный переводчик отправил русское издание самому автору, но в ответ получил гневное письмо от агента писателя, который просил больше не публиковать фотографию Капоте семнадцатилетней давности, да еще и в формате вертикального снимка³.

Тем не менее в описи книг, составленной после смерти Капоте, фигурирует первое в СССР издание «Завтрака у Тиффани». Вполне вероятно, что это и есть та самая брошюра, отправленная Голышевым в США [Catalogue… 1984: 13].

Публикацию новеллы в «Библиотеке журнала «Огонек»», как и последующую брошюру с рассказами, предваряла краткая вступительная статья.

1. На самом деле Трумен Капоте родился в 1924 году.[↩]
2. Это  были  рассказы  «Бутыль  серебра»  (1945),  «Один  из  путей в рай» (1960), «Однажды на Рождество» (1956), «Дети в день рожде­ния» 1948). Все в переводе Суламифи Митиной.[↩]
3. Речь идет о снимке писателя, сделанном фотографом Гарольдом Хальмой в 1947 году и вызвавшем скандал после публикации на форзаце дебютного романа «Другие голоса, другие комнаты». На фотографии Капоте изображен вальяжно лежащим на софе, с ру­кой, упавшей на ширинку брюк. Взгляд автора, нацеленный прямо в объектив камеры, многие посчитали вызывающим. В 1965 году издательство «Правда» разместило этот горизонтальный снимок вертикально. В результате обложку первого советского издания новеллы украсил вполне благопристойный портрет Капоте.[↩]