Свидригайлов и Свидригайло: литературный персонаж и литовский князь

Герой знаменитого романа Ф. Достоевского «Преступление и наказание» Аркадий Иванович Свидригайлов носит необычную фамилию. Необычна она, как и фамилии некоторых других персонажей из указанного произведения (например, Мармеладовы, да и Раскольников), своей очевидной искусственностью. Искусственные фамилии у Достоевского, как правило, косвенно характеризуют сущность рисуемого образа, типа личности. Посредством таких фамилий автор выражает свое отношение к изображаемому¹.

Фамилия Свидригайлов не является непосредственно «говорящей». Она не поддается прочтению с ходу, не проста для понимания и соответствует запутанной личной судьбе литературного персонажа. Эта фамилия такая же непонятная и странная, на первый взгляд, как и сам Свидригайлов, человек темного происхождения. Наконец, она очевидно неблагозвучна. Диссонансное сочетание в ней согласных звуков [с], [в], [д], [р], [г], [л], явная «сверлящая» и «скребущая» фоника ассоциируются с чем-то раздражающим и нехорошим, настораживают, заставляют с недоверием относиться к вкрадчивым манерам героя романа. За фамилией Свидригайлов скрывается глубокий подтекст, содержательная сторона которого не ограничивается рамками романа Ф. Достоевского. Впрочем, подтексту фамилии в данном случае предшествуют подтексты личного имени и отчества Свидригайлова.

Имя Аркадий этимологически означает «житель Аркадии, скотоводческой области в Пелопоннесе». Само же название Аркадия символизирует счастливую страну, населенную беззаботными пастушками и пастушками. Аркадий Иванович Свидригайлов, вопреки всем его объективным, видимым со стороны недостаткам, отвратительным для честного, неиспорченного взгляда, благоденствует и кажется вполне благополучным. Этот человек, поражающий своим цинизмом, безмятежен и доволен собой. Он существует в своей собственной «Аркадии» и посмеивается над теми, кто полон жесточайших противоречий и терзается душой.

Главного героя «Преступления и наказания» Родиона Романовича Раскольникова тянет к Свидригайлову, он раскрывает перед ним душу, ищет понимания и помощи, какого-то откровения. Но вполне счастливого циника Свидригайлова просто смешат нравственные проблемы, стоящие перед Раскольниковым, и раздирающие того сомнения. Свидригайлов спокойно и хладнокровно принимает совершенное Родионом Раскольниковым преступление, не считает это трагедией и не видит здесь никакой причины для душевных мук. Он не разделяет трагических метаний и философских вопросов Родиона Раскольникова, которые, по мнению Аркадия Ивановича, являются не чем иным, как совершенно излишней и просто глупой «шиллеровщиной». Он говорит Раскольникову следующее:

Понимаю, какие у вас вопросы в ходу: нравственные, что ли? Вопросы гражданина и человека? А вы их побоку; зачем они вам теперь-то? Хе, хе! Затем, что все еще и гражданин и человек? А коли так, так и соваться не надо было, нечего не за свое дело браться.

По мнению Свидригайлова, он и Раскольников — «одного поля ягоды». На наш взгляд, Аркадий Иванович представляет собой один из вариантов возможного развития Раскольникова в будущем, ту высшую ступень «расчеловечивания», на которую еще не ступил (и, к счастью, не ступит, судя по финалу романа) философствующий студент. Свидригайлов же освободил себя от «вопросов человека и гражданина» и в этом смысле действительно обрел полный душевный покой, достиг в своем сознании той безмятежной «Аркадии», которой так не хватает Родиону Раскольникову.

В понимании Ф. Достоевского философия Аркадия Ивановича Свидригайлова — отнюдь не исключительная. Это вполне реальный тип личности, что и подчеркивается отчеством Иванович, которое в русской культурно-языковой среде давно употребляется не только в своем первичном и конкретном смысле — как собственно отчество, наименование по личному имени отца, но и в ином плане — как условный заменитель всякого иного отчества (так называемое квазиотчество) и в переносном значении — «некто, всякий мужчина, человек вообще».

Замышляя художественный образ циника, человека без бога в душе, писатель, как видно из анализа имени и отчества Свидригайлова, тщательно продумывал именование для своего героя. Ключевой в процессе номинации литературного персонажа обычно является фамилия. Именно в фамилии действующего лица нередко акцентируются самые главные аспекты авторского восприятия и оценки изображаемого.

При создании образа Свидригайлова Достоевский, как мы полагаем, искал такую фамилию, которая смогла бы связать воедино факты современной писателю жизни и далекой истории. Для читателя XIX века, как, впрочем, и для современного читателя, фамилия Свидригайлов была и остается несомненным шифром, скрытым литературным антропонимом. Для Достоевского же, на наш взгляд, она изначально являлась ассоциативной, поскольку была образована от имени человека, с которым в представлении писателя ассоциировался поступок, не имеющий оправдания. Таким человеком Достоевский считал литовского князя Свидригайло Ольгердовича.

Свидригайло родился около 1370 года и был сыном знаменитого Ольгерда Гедиминовича и его второй жены, тверской княжны Ульяны. После смерти Ольгерда, у которого было двенадцать сыновей, великим князем литовским стал Ягайло (1377-1392), старший сын от брака с княжной Ульяной.

1. «Сладкая» семантика фамилии несчастных Мармеладовых, например, представляется нам горькой художественной иронией и намеренно сфокусированным в образной ткани произведения упреком, имеющим очевидную социальную направленность.[↩]