С. П. Ш е в ы р е в. Полное собрание литературно-критических трудов в 7 тт. / Под общ. ред. А. Н. Николюкина. Т. 5: 1846–1854. СПб.: Росток, 2022. Ч. 1: 1846–1849. 600 с. Ч. 2: 1850–1854. 848 с.

Рецензия написана при финансовой поддержке Российского научного фонда, проект № 23-28-00020 («Шевырев С. П. Полное собрание литературно-критических трудов в 7 тт. Том 5 (1846-18540 и том 6 (1855)»).

Издание в прошлом году пятого тома сочинений С. Шевырева, одного из наиболее известных литераторов славянофильского толка, приближает завершение масштабного проекта — полного собрания его литературно-критических трудов в семи томах. Как и в случае с предыдущими томами данного издания, большинство статей, очерков и заметок Шевырева не переиздавалось со времени их первой публикации.

Подробные комментарии и большой научно-справочный аппарат делают это собрание сочинений незаменимым подспорьем в изучении истории русской критической и философской мысли середины XIX века. Хронологический принцип издания позволяет увидеть развитие литературных, искусствоведческих и философских идей Шевырева на протяжении всей его жизни. Период 1840–1850-х годов — время его расцвета сил как ученого. Наиболее крупный и значимый труд, публикуемый в пятом томе, — травелог «Поездка в Кирилло-Белозерский монастырь. Вакационные дни проф. Шевырева в 1847 г.» — стал знаковым произведением своего времени.

Путевые заметки были одним из основных публицистических жанров, при помощи которых Шевырев воздействовал на читательскую аудиторию российских толстых журналов. Для них характерно сочетание непосредственных впечатлений от увиденного в духе Л. Стерна с привлечением научных подробностей из многих областей знания: истории, искусствоведения, фольклористики, лингвистики, этнографии, географии, ботаники, статистики, — что придавало его очеркам разносторонний характер. Дотошное внимание к деталям, присущее произведениям Шевырева, характеризует его как компетентного ученого, знатока древнерусского и европейского искусства и истории.

К середине XIX века в России и Европе травелог, переживший бурный расцвет во второй половине предшествующего столетия, по-прежнему оставался весьма популярным чтением, а главным жанровым образцом для Шевырева и его современников оставались «Письма русского путешественника» (1791) Н. Карамзина. Тем не менее, прежде чем взяться за столь основательное путешествие по территориям своей страны, литератор посвятил немало времени описанию европейских стран, в первую очередь Италии, чем продолжил дело Карамзина. Сам выбор путешествия именно по святым местам Русского Севера становится своеобразным полемическим ответом на идеологическую установку его оппонентов: «У нас есть люди, готовые осмеять даже мысль о путешествии по России» [Шевырев 2019–2022: II, 10]¹.

Преобладающими в европейской традиции были путешествия по зарубежным странам, а Россия и в начале XIX века в глазах западного обывателя по-прежнему оставалась варварским государством. Все предшествующие травелоги самого Шевырева также посвящены поездкам на Запад: писатель жил там по многу лет и в своих очерках рассказывал российским читателям о своих впечатлениях. Итальянские заметки, большая часть которых опубликована в более ранних томах семитомного издания, не были при жизни автора представлены в виде цельного сочинения, оставаясь разрозненными очерками. В них еще преобладают описательность и исследовательская отстраненность, поскольку тогда философская концепция Шевырева не вполне сформировалась. Спустя 20 лет после первого крупного путешествия его идеи о месте России в мировой культуре примут уже вполне отчетливый характер и воплотятся в «Поездке в Кирилло-Белозерский монастырь».

Известна близость взглядов Шевырева к идеям его друга Н. Гоголя, высказанным в «Выбранных местах из переписки с друзьями» (1847). Шевырев видит в Гоголе близкого союзника в его отношении к России, рассматривая «Выбранные места…» как закономерное продолжение творческого пути писателя, которому из-за массового непонимания со стороны читателей пришлось объяснять свои идеи публицистическим, а не художественным образом: «Мысль, около которой он весь сосредотачивается, заключена в его глубоком сочувствии русскому народу и к тем основным началам, какие он вмещает в существе своем» (I, 189).

Главным таким началом становится православная церковь — как раз та идея, апологетом которой был Шевырев: «Самое высшее из сочувствий Гоголя есть сочувствие к русской Церкви, искреннее убеждение в истине того начала, которое в ней хранится» (I, 180). Идея духовного единства русского народа в то время особо занимала Шевырева, находившегося под впечатлением от недавнего путешествия в Кирилло-Белозерский монастырь и работавшего над «Поездкой…».

Мысль Гоголя о том, что «вся Россия — один человек», процитированная из «Светлого Воскресенья», последнего письма из «Выбранных мест…», находит у Шевырева живой отклик. В изъятой цензурой главе Гоголь писал: «…чтобы узнать, что такое Россия нынешняя, нужно непременно по ней проездиться самому» [Гоголь 1952: 303]. Эта идея явно импонировала Шевыреву. На многочисленных примерах он показывает, как вроде бы хорошо знакомые понятия, связанные с древнерусской культурой и искусством, на деле заключают множество загадок и темных мест. Это касается и церковной архитектуры, и живописи, и происхождения местного населения, и местных диалектов. Критикуя готовность соотечественников смотреть на Россию глазами западных путешественников по написанным ими многочисленным травелогам, Шевырев призывает русских читателей составить «мнение о самих себе как нации» (II, 10). Фактически он вторит Гоголю: «Велико незнанье России посреди России» [Гоголь 1952: 308]. Если созданием своих «Писем» Карамзин стремился вписать молодую цивилизующуюся русскую культуру в более широкий европейский контекст, то для Шевырева поездка по духовно и исторически значимым для России местам становится удобным предлогом для выражения идей об уникальном пути своей страны.

Шевырев, склоняясь между тем к идеологии русского славянофильства, полноценно использовал в своих сочинениях оба подхода. Для древнерусской литературы был характерен жанр хождения по святым местам, сохранившийся и в XIX веке. Такое сочетание не было новаторским, поскольку и до Шевырева уже существовали подобного рода произведения. Однако контекст, которым было обусловлено создание «Поездки…», позволяет говорить об особой роли этого сочинения в истории русской словесности и мысли.

В отличие от разрозненных итальянских дневников, «Поездка…» замышлялась Шевыревым как единое произведение с отчетливо выраженной композицией. Путешествие по Русскому Северу стало своеобразным рупором для практического воплощения славянофильских идей. Несмотря на то, что главной целью избран непосредственно Кирилло-Белозерский монастырь, Шевырев отмечает, что его рассказ будет «верною, незатейливою копиею самого странствия» и что туда войдет «все как случилось» (II, 10). Шевырев в полной мере следует призыву Гоголя: «…приехавши в первый уездный или губернский город, старайтесь узнать его достопримечательности. Они не в архитектурных строениях и древностях, но в людях» [Гоголь 1952: 303]. Пересказывая многочисленные диалоги со встреченными по ходу путешествия местными жителями, Шевырев создает живую картину русского провинциального быта.

Подобное смещение акцента связано и с паломнической стороной путешествия. Сравнивая российскую историю с западноевропейской, Шевырев подчеркивает, что именно монастыри, представлявшие собой национальный оплот одновременно духовный и физический, являлись основой русской идентичности, тогда как в Европе того времени центральное место занимали феодальные замки, служащие символом раз­общенности Европы в противовес единению России. Абсолютное тождество событийной и духовной истории России — принципиальная для Шевырева концепция.

Встречи с представителями духовенства особенно важны для автора, так как православная церковь представляла собой один из главных столпов в идеологии славянофильства, так что большую часть сочинения занимают описания монастырей и хранящихся в них реликвий и манускриптов, на тот момент зачастую неизвестных широкой публике. Обильное цитирование древнерусских текстов направлено на то, чтобы вызвать научный интерес к дальнейшему изучению этих памятников. Весьма подробным образом пересказывая жития святых Кирилла Белозерского, его учеников, Нила Сорского и других религиозных деятелей Древней Руси, Шевырев стремился изобразить идеал подвижнической жизни, где главные цели — это помощь ближнему и служение Богу. По словам Шевырева, жития святых, в отличие от летописей, передают именно духовную сторону жизни предков, что делает их бесценным источником для исследования русского культурного самосознания. На протяжении всей книги он постулирует идею объединения вокруг православной церкви как главного фактора единства русского народа. Описывая богослужение в Троице-Сергиевой лавре, он замечает, что в храмах «живее чувствуешь в себе, что ты член великой русской семьи, которой всякое единство возможно только в ненарушимой полноте единства церковного» (II, 17).

Шевырев с подозрением относится к техническому прогрессу и культурным новшествам. Вновь проложенные дороги, построенные в обход сел, с его точки зрения, не приносят пользы местному населению и даже вредят традиционному укладу. Особенно его удручают древние одноглавые церкви, архитектура которых испорчена более поздними пристройками, или же старинные иконы, обезображенные неумелой рукой тогдашних реставраторов. Излишнее усердие в новациях, по мнению Шевырева, вредит гармоничному развитию русской провинции и сохранению ее самобытности.

Шевырев выступает в роли этнолога: большое количество записей устной речи различных диалектов Севера, списки диалектизмов, примеры народных песен по-прежнему представляют большой интерес для лингвистов и фольклористов. Если в записках об Италии он, придерживаясь той же концепции, описывает в первую очередь людей, их культуру и нравы, то, изображая русский народ во всем его многообразии, Шевырев прежде всего показывает его соборную сущность. Хотя он и не вводит эксплицитно понятие народности, в его работе хорошо прослеживается эта идея, и вместе с православием народность в представлении литератора являет собой весь комплекс верований, исторической памяти и культурно-этических норм.

В самом конце травелога Шевырев описывает возникшее у него на обратном пути видение: «…соборные храмы <…> со всех сторон сходились в один молитвенный собор и потрясали мою душу своими гигантскими образами, как будто бы вся наша бесконечная Россия соединяла от всех концов свои храмы, которые от земли до вершины неба слагались в один неизмеримый» (II, 257). Шевырев, наряду со многими другими авторами славянофильского направления, выступает здесь в качестве идеолога культурно-экспансионистской миссии имперской России, одновременно стремящейся и к бесконечному расширению, и к сворачиванию в замкнутое пространство монастырской кельи. Свою «Поездку…» Шевырев мог бы завершить и словами Гоголя: «Монастырь ваш — Россия!» [Гоголь 1952: 308].

1. Далее ссылки на это издание приводятся в круглых скобках; римскими цифрами обозначены номера томов, арабскими цифрами — номера страниц.[↩]