Пером критика, глазами читателя
Б. Сарнов, Л. Пантелеев. Критико-биографический очерк, Детгиз, 1959, 127 стр.
К числу тех детских писателей, творчество которых давно стало достоянием всей советской литературы, принадлежит и Л. Пантелеев. Не одно поколение детей вместе с маленьким беспризорником Петькой переживает радость приобщения к настоящей жизни (повесть «Часы»), волнуется за судьбу отважного красноармейца Пети Трофимова («Пакет»), восхищается твердостью слова семилетнего «часового» (рассказ «Честное слово»), смеется над проделками буйных граждан «шкидской республики». И всегда неприметно для себя учится. Учится мужеству, настойчивости, благородству, учится борьбе с трудностями, учится любить людей и свою землю, любить жизнь, нелегкую, но светлую. А взрослому читателю книги Л. Пантелеева приносят новые счастливые минуты соприкосновения с незамутненным миром детства, воспоминаний о собственных детских годах, доставляют наслаждение, которое испытываешь от общения с мастером слова, сюжета, психологических характеристик – словом, с истинным художником.
Долгое время Л. Пантелеев ходил в «забытых». Правда, в последние годы появилось несколько содержательных статей (К. Чуковского, В. Смирновой, Л. Чуковской), посвященных некоторым сторонам его творчества или отдельным произведениям. Недавно в серии критико-биографических очерков о детских писателях, издаваемых Детгизом, вышла работа В. Сарнова, рассказывающая обо всем пути этого своеобразного художника.
Читая очерк В. Сарнова, быстро расстаешься с чувством настороженности, с которым нередко берешься за книгу о полюбившемся писателе, ведь сколько еще есть критических работ, где живая ткань произведения раздергивается по ниточкам (тема, идея, образ, прием и т. д.)! Произведение умирает, а без его живого дыхания в книге о писателе нет писателя. Очерк Б. Сарнова привлекает прежде всего тем, что художественное произведение живет на его страницах, сохраняя свою эмоциональную звучность и образный строй.
«Идет Петька к начальнику. Сидит начальник за зеленым столом, держит бумажку в руках и бумажкой играет… А начальник бумажку на стол положил, рукой прихлопнул и говорит: «Резолюция моя, – говорит, – такова: ввиду твоей малолетней несознательности отослать тебя на предмет воспитания в дефективный приют». Это Л. Пантелеев («Часы»).
«Украл он золотые часы. Даже не украл, сосед по камере всунул ему их с пьяных глаз. Без всяких усилий достались часы Петьке, ну, просто сами дались в руки. И в тот самый день, когда в руках у Петьки была эта чудом давшаяся ему возможность осуществить все свои желания и мечты, отправили Петьку в детский дом… И вот живет Петька в детдоме. Давно уже живет: не убегать же без часов, глупо». Это Б. Сарнов.
Уже в самих пересказах и приводимых цитатах заключен тот вывод, к которому критик ведет читателя. Он как будто лишь помогает выявиться авторской мысли. Поэтому так естествен переход от изложения к рассуждению. От рассказа об уличном мальчугане Петьке, отказавшемся в детдоме от золотых часов – предела своих стремлений, к мыслям о судьбе мечты в старом и новом мире, с широкими параллелями между повестью Л. Пантелеева и другими произведениями русской классической и советской литературы.
Таков принцип анализа большинства повестей и рассказов в очерке Б. Сарнова. Почти каждая из семи глав группирует рассматриваемые в ней произведения вокруг какой-нибудь проблемы, постановка которой вытекает из самих этих произведений, В главе о «Республике Шкид» – это вопрос о воспитании нового человека; в главе о «Пакете» – формирование нового характера в советской литературе; в главе о детских рассказах – рассуждение о взаимоотношениях действительности и поэтического мира детства; в главе о военных произведениях – вопрос о двух принципах художественного осмысления героизма. И здесь вполне закономерно вплетение имен А. Макаренко, А. Гайдара, М. Зощенко, С. Кирсанова и других в общий ход размышлений критика о творчестве Л. Пантелеева.
Стремление рассматривать книги Л. Пантелеева проблемно и в сопоставлении с произведениями других советских писателей придает очерку Б. Сарнова широту и публицистичность, позволяет ощутить связь творчества Л. Пантелеева со всей советской литературой.
Как часто еще логика творческого пути механически выводится из логики исторических событий и процессов, а художественные произведения представляются пузырями, выдуваемыми временем (так сказать, буквальное понимание воздуха эпохи)! Очерк Б. Сарнова историчен, но в рассказе о времени критик отталкивается от произведения: не произведение «пропущено» сквозь историю, а история дана через произведение.
Поэтому историчность работы не вступает в противоречие с ведущей тенденцией ее – рассматривать создания художника в их внутреннем единстве. В очерке прослежены внутренние связи между отдельными произведениями, уловлены и оттенены те неприметные накопления, которые приводят к качественному рывку в творчестве писателя, определяя во многом закономерности его развития. Автор показывает, как наращивает Л. Пантелеев, по выражению К. Чуковского, «мускулатуру таланта» – в отточенности психологических характеристик, в языковом мастерстве.
Особенно ценно пристальное внимание критика к так называемым «мелочам». В разговоре о Л. Пантелееве острота зрения такого рода тем более важна, что художественная деталь – неброская, неяркая, но удивительно точная и емкая – играет у него огромную роль.
Сильная сторона работы Б. Сарнова – удачное сочетание логического и лирического подхода к произведению. Критик не боится обнаружить в себе читателя, выразить свои эмоции, лирические раздумья.
Читая очерк Б. Сарнова, еще раз убеждаешься в правильности известного положения о недостатках как продолжении наших достоинств. Сжатость, насыщенность, лаконизм – лучшие его качества. Но иногда это-самоограничение вредит убедительности. Если утверждать, к примеру, что в «Пакете» писатель вывел «характер действительно новый, еще не описанный, не объясненный в русской литературе» (имеется в виду и советская), то нужно сравнить его с другими характерами, иначе утверждение это повисает в воздухе. И таких неразвернутых, недосказанных утверждений в книжке не так уж мало.
Особенно не удовлетворяет разбор «Республики Шкид». Повесть эта не переиздавалась уже двадцать пять лет, так что писать в расчете на хорошо знакомого с ней читателя, как делает автор, нельзя. Кроме того, не получаем мы фактически ответа на автором же поставленный вопрос: что превратило «шкидов» в настоящих советских людей? Большая жизнь, которая шла за стенами школы, – говорит автор. Но это слишком общий ответ. Большая жизнь шла за стенами любого воспитательного учреждения, но отнюдь не всюду были такие же блестящие конечные результаты, как в «Шкиде». Даже из литературы того периода мы знаем о других домах для беспризорников (хотя бы рассказ «Химеры» Л. Копыловой или повесть И. Микитенко «Уркаганы»), Как и почему становилась «шкидская республика» частью большого мира – этого в работе Б. Сарнова нет.
Не всегда удается критику совмещение анализа с проблемностью и показом непрерывности творческого пути и в разговоре о некоторых других значительных произведениях Л. Пантелеева («Последние халдеи», «Ленька Пантелеев»).
Б. Сарнов справедливо уделяет много места вопросам теории и психологии творчества. Но, к сожалению, абсолютно не касается замечательного пантелеевского юмора, даже в разборе «Пакета». А ведь начинает он этот разбор с высказывания писателя о юморе детской книги, взятого из статьи, само название которой толкает на правильную постановку проблемы («Юмор и героика детской книги»). Юмор «Пакета» – действительно новое слово в литературе. Верно заметила В. Смирнова, что он прокладывает дорогу юмору «Теркина». Этот пробел, пожалуй, самый существенный в очерке.
Можно предъявить критику еще ряд частных претензий, можно поспорить с некоторыми его положениями, отметить другие упущения, но в целом книжка эта – умная, талантливая.