Открытие литературы

Русская литература живет на виду у всей страны. Ее радость и горе ведомы Салехарду и Махачкале, Абакану и Горно-Алтайску. События ее становятся событиями других литератур. Споры русских литераторов вовлекают в свою орбиту балкарцев и башкир, киргизов и чукчей.

Казалось бы, в этих условиях внимание тех, кто пытается разобраться в деятельности национальных литератур, в работе многонационального содружества, должно быть прежде всего привлечено к русской литературе. Однако процессы, происходящие в русской литературе в ходе взаимодействия, исследуются односторонне. Общедоступность русской литературы создает впечатление общеизвестности всего, что связано с ней.

В поездках по стране, по периферии многонационального содружества, погружаясь в интересы той или иной культуры, я по-новому видел русскую литературу. И появлялось необычное ощущение встречи с чем-то незнакомым. Возникло желание разобраться во взаимосвязях русской литературы с другими: перелистать хоть некоторые из бесчисленных исследований по этому поводу, заново перечитать знакомые произведения русских писателей.

БЕЛОЕ ПЯТНО

И тут меня охватило удивление: оказывается, несмотря на тысячи работ о взаимодействии русской литературы с другими, положение русской литературы в системе взаимодействия многонационального художественного содружества нашей критики и литературоведения обозначено лишь контурно.

Выяснилось, что здесь накоплено всего лишь несколько тезисов, давно ставших аксиомами. Первая, исходная: русская литература занимает особое место. Вторая (доказательству которой и посвящено большинство трудов) аксиома: русская литература оказывает влияние, передает опыт, помогает. Аксиомы, что и говорить, обладающие математической достоверностью. Но аксиом этих явно мало для решения сложной теоремы, заданной жизнью.

Добросовестно отмечая действительно особое место русской литературы, правомерно выделяя ее, критики и литературоведы незаметно для себя отделяют ее от других.

Любопытно, что это отделение русской литературы от других литератур страны находит невольную поддержку в литературоведении. Свежий пример – книга Б. Бурсова «Национальное своеобразие русской литературы». В основе книги Б. Бурсова лежит плодотворная концепция: автор, точно вырисовывая черты национально-самобытного художественного процесса, ищет своеобразие русской литературы и в испытанных ею влияниях, так как «Россия стояла на рубеже Запада и Востока», а в творчестве русских писателей «скрестились традиции всей мировой культуры, переплелась проблематика всемирной истории, поднятая в течение многих веков западными и восточными мыслителями и художниками». Вывод бесспорный; он тем более ценен, что автор обеими ногами стоит на русской национальной почве, опирается на анализ потребностей русского художественного слова. Однако автор, правомерно выдвигая русскую литературу на мировую арену, к сожалению, забывает «привязать» ее к литературам – непосредственным соседям, к истории Российского государства. Конечно, нельзя требовать от Б. Бурсова широкого рассмотрения в этой книге взаимодействия русской литературы со всеми литературами, в том числе и с теми, что развивались здесь же, под боком, в наиболее активной взаимосвязи. Но сказать об этом нужно было обязательно. Невольно вспомнишь тут Белинского, на которого часто ссылается Б. Бурсов: «Заговори об Англии, об Соединенных Штатах – вы и тут, как дома. Но при всей вашей начитанности вы не знаете самоедов».

Б. Бурсов как бы проходит мимо литератур-соседей. В этом – в невольном вынесении литератур-соседей на второй план – бурсовская книга смыкается с трудами, где русская литература предстает лишь в качестве влияющей, а также с исследованиями, где русская литература выступает опять-таки в одном амплуа – амплуа литературы, осваивающей исторический опыт всех близлежащих народов: подчеркиваю, не эстетический, а исторический, житейский опыт. Эта тенденция наиболее полно (хотя и не без понятных оговорок) проявилась в работе К. Зелинского «Что дают русской литературе народы СССР». Автор демонстрирует интересные наблюдения, они показывают, что русские писатели внимательно изучают жизнь народов страны. И даже более того – что они как бы перенимают их эстетический вкус, становятся посланцами этих культур в русской литературе. Жаль, что именно это, эстетическое взаимодействие мало привлекает внимание исследователя.

Конечно, русская литература воспринимает тот исторический материал, который таит в себе жизнь каждого народа нашей страны, как она исследует и историю других народов мира. Это один из обычных видов мирового художественного взаимодействия. Но – лишь один из многих. И сводить к нему все многообразие художественного взаимодействия, конечно же, нельзя. Тем более взаимодействие русской литературы с литературами-соседями, столь разностороннее и прочное.

Рассмотрение русской литературы лишь на фоне мировых, к тому же часто не связанных с народами и культурами России, течений, взгляд на русскую литературу как на литературу, осваивающую только исторический, жизненный (а не эстетический) опыт других народов СССР, как на литературу, только влияющую на другие литературы (и остающуюся вне их воздействия), – все это может привести к изоляции русской культуры от культур остальных народов страны.

А ведь несомненно, что, отделив русскую литературу от других наших литератур, мы не сможем понять процессы, происходящие в многонациональном содружестве, не сможем понять эстетические процессы и в самой русской литературе, не сможем уяснить пятидесятилетнюю историю многонациональной советской литературы. Несомненно также и то, что напряженность и запутанность недавних дискуссий о художественном взаимодействии советских литератур, о национальной форме связаны в немалой степени с тем, что русская литература всерьез не установлена исследователями в поле общих эстетических сил, действующих в многонациональном содружестве.

Причины неизученности художественных стыков русской литературы коренятся и в недостаточно последовательном применении принципов историзма, художественно обоснованного социологического анализа, а подчас и просто в субъективизме и догматизме. XXIII съезд партии подтвердил правильность развития литератур страны, идущих ко все большему сближению через национальный расцвет. Съезд партии положил конец субъективизму, попыткам волевыми методами ускорить это сближение литератур, объявить слияние литератур делом чуть ли не сегодняшнего дня.

ОДНА ИЗ МНОГИХ

«Переимчивостью» русского народа, русской литературы одинаково восхищались и Белинский, и Достоевский. Мессианский налет отчетлив в утверждении Достоевского о слиянии в «русской душе» мирового опыта, о стремлении к слову «великой, общей гармонии, братского окончательного согласия всех племен по Христову евангельскому закону» (речь на открытии памятника Пушкину в Москве). Напрасно утверждает К. Зелинский, что это Достоевский «гениально угадал»; особенность русской литературы – стремление «ко всечеловечности и ко всемирности» (см. статью «Что дают русской литературе народы СССР», «Литературная газета», 18 февраля 1964 года). Тезис этот принадлежит Белинскому. Белинский, однако, не видел в «переимчивости» мистического дара, он обосновывал это качество русской литературы историческими обстоятельствами. И нам следует опираться здесь не на традиции Достоевского, а на революционно-демократические традиции Белинского и Чернышевского.

Чудесная «переимчивость» русского народа, русской литературы возникла не вследствие избранничества. Основа верно подмеченного Белинским свойства русской литературы вызрела в тяжелой и сложной истории русского народа. Взаимоотношения с соседствующими народами в немалой степени определяли судьбу русского народа, взаимоотношения с соседствующими литературами – судьбу русской литературы. Всем этим обусловливается и возникновение почти неизученного, огромного по масштабам пласта русских литературных произведений, так или иначе связанных с историей, культурами и литературами народов-соседей.

У истоков русской литературы стоит Пушкин, «колыбелью поэзии» которого был Кавказ. Кавказ сделался затем и «колыбелью поэзии» Лермонтова. В творчестве Пушкина Башкирия, Кавказ предстали родиной сильных и вольнолюбивых людей; в его поэзии отразились не только жизнь и быт народов Крыма, Казахстана, Поволжья, Молдавии, Белоруссии, Украины, но и фольклор и литература этих народов. Слова Пушкина: «и назовет меня всяк сущий в ней язык», – это первое очевиднейшее выявление глубинных черт русской литературы, признание своей родственной связи с бесчисленными культурными и полудикими народами страны.

Русская литература развивалась по пушкинскому пути: опираясь на собственные традиции, ставя перед собой свои особенные задачи, сохраняя свою самобытность. Это не мешало ей широко осваивать и творчески трансформировать опыт других литератур.

Пушкинская традиция, исторически видоизменяясь, нашла продолжение в творчестве Лермонтова и Рылеева, Гоголя и Гончарова, Некрасова и Л. Толстого. Лермонтов изучает азербайджанский (он называет его «татарским») язык, пишет на основе национального фольклора сказку «Ашик-Кериб». Его творчество впитало романтику Кавказа, отразило художественную мысль восточных народов нашей страны. Лермонтов не был бы возможен как поэт, каким мы его знаем, без Кавказа.

Поэтому неясна мне позиция Б. Бурсова, приходящего фактически к отрицанию связей русской классики с Востоком. Восток «воздействовал отрицательно на русскую психику», «России было предназначено перебороть в себе отрицательный восточный элемент», – утверждает он. Б. Бурсов приводит ленинские слова об «азиатчине». Но надо же помнить, что Ленин имел в виду прежде всего русскую «азиатскую» отсталость. Кроме того, наряду с азиатской дикостью была ведь и великая азиатская культура. Говоря о Л. Толстом, исследователь пишет, что идеология Востока «подкупала его более всего своей проповедью фатализма». Было и это.

Но только ли это? Восток подкупал Л. Толстого мужеством и отвагой, тончайшей лирикой, выразительнейшей образностью. Вспомним: «Хаджи-Мурат», «Казаки», «Набег», «Рубка леса»… Или же отдельные рассуждения Толстого важнее его великолепного Хаджи-Мурата?

Традиции дружбы литератур интенсивно умножаются на третьем, пролетарском этапе освободительного движения. 1905 год вызвал к жизни новую татарскую литературу, создал условия для возникновения новой белорусской, многих среднеазиатских, сибирских литератур. Заявляют о себе писатели – буряты, якуты, белорусы, казахи. В разгул черносотенного погромного шовинизма Горький, Чехов, Брюсов, Короленко ведут борьбу в защиту интересов других народов. Короленко отважно сражается за» судьбу удмуртов («мултанское дело»). Горький становится инициатором издания сборников произведений писателей различных национальных литератур. Борьба за укрепление дружбы народов, дружбы их литератур становится следствием и предпосылкой успешного развития в России революционного движения. В творчестве писателей-россиян закрепляются общие черты: гуманизм, народолюбие, стремление к межнациональному творческому взаимообмену.

В деятельности, в творчестве и самой личности М. Горького черты нового этапа в развитии литератур нашли, пожалуй, наиболее полное и яркое воплощение. В соответствии с закономерностями русского литературного процесса Горький стремится всемерно и всесторонне развить межнациональное сотрудничество. В его творчестве, в его деятельности ярко вырисовываются черты гражданина и писателя многонационального сотоварищества, одушевленного любовью к своему народу, но одновременно питающего уважение и братское доверие к другим народам. До русских писателей в течение долгих лет не доходило творчество художников народов страны. Абай Кунанбаев знал русских писателей – они его нет. То же можно сказать о татарских писателях конца XIX и начала XX века и многих других. Царизм добился определенных успехов в замалчивании достижений нерусских народов, он стремился разобщить народы, внушить презрение к «инородцам». Борьбе с этим немало сил отдал опять же Горький. Он знал писателей многих народов и стремился познакомить с ними русского читателя, он осознавал, что литературы других народов страдают под гнетом царизма еще больше, чем русская. Горький стремился привлекать самых разных писателей к участию в русских изданиях, он готовил сборники грузинской, татарской, еврейской, польской, латышской, армянской литературы. По его примеру привлекались к этой работе и другие писатели. В. Брюсов выпустил сборник армянских писателей.

Вся эта работа имела целью не просто ознакомление русского читателя с писателями страны. Ее воздействие оказалось очень глубоким и многосторонним. В. Брюсов заявил, что он «увидел в поэзии Армении… вселенную, в которой блистали и светились высокие создания подлинного художественного творчества». Средневековую армянскую поэзию он признал одной «из замечательнейших побед человеческого духа, какие только знает летопись всего мира».

После победы советской власти меняется само отношение к литературам народов страны, где живут и трудятся не только «тунгус и друг степей калмык», но и народы, создавшие произведения мировой эстетической ценности. Время показало, что и названные Пушкиным народы имеют такие произведения: калмыцкий эпос «Джангар» стоит на одном уровне с созданиями народного гения, получившими всемирную известность. Открываются дотоле неведомые сокровища и у других народов, по-новому предстает российская литературная карта, карта Советского Союза.

Деятельность Горького, Брюсова отражала тенденции развития русского общества, русской литературы. Нельзя здесь видеть лишь чисто индивидуальные склонности. Информированности требовали задачи преобразования межнациональных отношений, межлитературного взаимообмена. Именно этим объясняется постоянное повышение интереса к литературам и народам страны во все последующие годы развития Советского государства.

Традиции межнационального, межлитературного художественно-эстетического взаимообмена – это коренные национальные традиции каждой литературы, выработавшиеся в результате тяжелого исторического опыта, традиции, ставшие одной из закономерностей внутринациональной литературной динамики, во многом, если не в самом существенном, определившие национальную специфику каждой литературы, ее тематику, идейное содержание, изобразительные средства, смену художественных направлений, стилистическое развитие. Эти традиции перешли по наследству каждой советской литературе, они лежат в основе возникшей после социалистической революции единой многонациональной советской литературы.

В исследовании процессов творческого взаимодействия литератур важную роль играет изучение национального своеобразия не только русской, но каждой литературы народов СССР. Вот почему, надо полагать, вызовет отклики дискуссия на эту тему, открытая в журнале «Дружба народов» (1966, N 5) статьей В. Оскоцкого «Литературный герой и его национальный характер».

ВЕХИ ЕДИНЕНИЯ

Примечательно, что уже в статьях Горького раскрыты специфические черты русской литературы, вызванные ее ролью в многонациональном содружестве.

Вехой в изучении многонациональной литературы стала статья А. М. Горького «Литературное творчество народов СССР», опубликованная 19 сентября 1928 года одновременно в «Правде» и в «Известиях». Статья фиксирует все возрастающую роль художественной литературы – она приобретает особенно глубокое, социально-воспитательное значение». Горький горячо приветствовал издание альманахов и сборников «Литература народов и племен Союза Советов». Альманахи принесут большую пользу: «русский читатель более ясно увидит разнообразие творчества друзей, живущих рядом с ним, ярче увидит сходство и различия между ними, а также между ними и собою». А «для читателей, которые говорят и пишут на различных языках, легче будет ознакомиться с творчеством друг друга в переводах на русский язык…». Так впервые формулируется одна из главнейших особенностей многонациональной советской литературы, отмечается одна из интернационалистических обязанностей русской литературы.

Русские писатели все более живо интересуются творчеством народов СССР. Продолжает внимательно изучать литературу Армении В. Брюсов; крепнут дружеские связи А. Луначарского с литераторами республик. Русские писатели совершают многочисленные путешествия по республикам и областям. А. М. Горький в 1928 и 1929 годах объезжает Украину, Белоруссию, Татарию, Грузию, Армению, Азербайджан, Осетию. В. Маяковский побывал в Татарии, на Кавказе, в Белоруссии, в Грузии, в Азербайджане. С. Есенин увидел Баку. Совершили поездки и другие писатели: Д. Бедный (в Азербайджан), Вс. Иванов (в Белоруссию), Ю. Тынянов (в Армению), Ф. Гладков, Л. Сейфуллина, С. Кирсанов (в Белоруссию). Путешествуют А. Белый, Б. Пастернак, И. Сельвинский. Все эти и другие поездки не проходят бесследно, они воздействуют и на творческие устремления. В Баку ощутили В. Маяковский, Д. Бедный, С. Есенин, Н. Асеев, В. Киршон всю важность рассказа о гибели 26-ти бакинских комиссаров. Много произведений русских писателей родилось в результате таких поездок. В свою очередь это общение оказывало воздействие и на нерусских писателей. В. Маяковский признавался: «Я много езжу по разным городам Союза, и одно из моих главных занятий – выслушивание стихов пролетарских литературных организаций…» Слово Маяковского ободрило многих ищущих поэтов.

Большим событием стал Первый съезд писателей.

Доклад А. М. Горького на съезде поднимал творческие проблемы развития русской литературы. Вопросы роста, движения национальных литератур не были специально выделены в докладе. Но те общие проблемы становления социалистической эстетики, которые там ставились на материале русской литературы, имели значение и для других литератур. В своем докладе Горький поставил одну из самых главных проблем – проблему взаимоотношений русской литературы с другими литературами страны, проблему назревшую, острую; ведь, кроме всего прочего, съезд примечателен и тем, что выявил значительное, несопоставимое с 20-ми годами возрастание значения русской литературы. Указав, что «советская литература не является только литературой русского языка, это – всесоюзная литература», отметив, что «литераторы братских нам республик, отличаясь от нас только языком, живут и работают при свете и под благотворным влиянием той же идеи», Горький заявляет: «…мы не имеем права игнорировать литературное творчество нацменьшинств только потому, что нас больше». И развивает свою мысль: «Не следует забывать, что на всем пространстве Союза Социалистических Республик быстро развивается процесс возрождения всей массы трудового народа «к жизни честной – человеческой», к свободному творчеству новой истории, к творчеству социалистической культуры». Горький выражает уверенность в том, что новые литературы выдвинут крупные таланты: «Если у нас в прошлом – гигант Пушкин, отсюда еще не значит, что армяне, грузины, татары, украинцы и прочие племена не способны дать величайших мастеров литературы, музыки, живописи, зодчества» ¹. Горький находит нужным сказать, что у него «нет никаких причин и желаний» выделять «представителей братских республик на особое место». Ведь они «работают не только каждый на свой народ, но каждый – на все народы Союза Социалистических Республик и автономных областей». Ведь история «возлагает на них такую же ответственность за их работу, как и на русских». Мера требований должна быть одинакова. Горький считает себя вправе говорить так потому, что он твердо уверен: «скоро мы получим от них книги, замечательные по новизне материала и по силе изображения». И напоминает: «количество народа не влияет на качество талантов».

Горький, требуя от русских писателей внимания к литературам народов СССР, обосновывает этику многонационального содружества, выдвигает понятие интернациональной ответственности одной литературы за судьбы другой или других (в особенности литературы большой за судьбы юной, неразвитой), литературы русской, бывшей ранее литературой народа метрополии, – за судьбы литератур ранее колонизованных народов. Русская литература, самая богатая литература страны, обязана была помогать другим, содействовать культурно-национальному прогрессу.

Здесь же, в докладе, обосновывается еще одно важнейшее, решающее для судеб многонациональной советской литературы положение – о роли русского языка, русской литературы в системе многонационального содружества. Горький приводит наиболее существенные места из письма «одного татарского литератора».

1. В этом высказывании есть неточность. «Величайшие мастера литературы» у этих народов уже были: Т. Шевченко – у украинцев, Г. Тукай – у татар, М. Налбандян – у армян, Ш. Руставели – у грузин, Нарекаци – у армян, не говоря уже о Низами, Физули у азербайджанцев и т. д.[↩]