М. Е. Б а б и ч е в а. На чужбине писали о Родине: проза второй волны русской эмиграции: биобиблиографические очерки. М.: Пашков дом, 2020. 590 с.

Казалось бы, вторая волна русской эмиграции уже давно не является terra incognita в истории литературы и культуры. Однако нельзя не заметить, что до сих пор этому феномену посвящено небольшое количество исследований. Причина понятна: информация о писателях, долгое время считавшихся предателями Родины, сильно контрастирует с каноническим представлением о Великой Отечественной войне, с устоявшимися моральными ориентирами в ее репрезентациях.

Однако ХХ век уже два десятилетия назад стал прошлым, появились альтернативные точки зрения на войну, были признаны лакирующими действительность многие советские произведения, увидели свет неканонические тексты (например, В. Астафьева или Дж. Литтелла). В итоге война все чаще воспринимается как трагедия, где нет победителей и побежденных, где можно и нужно увидеть судьбу не столько народа, сколько отдельного человека.

В этом свете книга М. Бабичевой «На чужбине писали о Родине: проза второй волны русской эмиграции» вносит свой вклад в воссоздание полной картины середины ХХ века, разворачивая целую панораму альтернативных взглядов на события той эпохи. Причем речь идет не только о войне, но и о других, зачастую неудобных для советской истории темах: «жизни в предвоенном СССР, фронте, плене, сотрудничестве с оккупантами, беженском лагере, уклонении от реэмиграции, укоренении в другой стране» (с. 13).

Книга Бабичевой состоит из нескольких частей. Прежде всего, это обращение «К читателю», где поясняются обстоятельства появления работы, ее структура, принципы отбора материалов. Исследование относится к серии «Книжная вселенная», нацеленной на публикацию «всех лучших рекомендательно-библиографических пособий по художественной литературе, подготовленных в Российской государственной библиотеке (РГБ) на протяжении многих десятилетий» (с. 7). Перед нами — переработанное и дополненное переиздание биобиблиографических очерков, вышедших в 2005 году. Теперь, через пятнадцать лет, глав и персоналий стало больше, потребовали обновления списки библиографии.

Безусловно, важной задачей книги является информирование о фондах РГБ, привлечение внимания к кругу источников, который оценивается Бабичевой как «более 90 % доступных произведений, написанных представителями русской послевоенной эмиграции» (с. 8). В результате мы видим, какой большой малоизученный пласт материалов буквально ждет своих исследователей.

Следующим разделом книги стала обзорная статья по теме, написанная в лучших литературоведческих традициях. Здесь есть и постановка научной проблемы, и общая характеристика литературы второй волны русской эмиграции, и ее сопоставление с первой и третьей волнами, и разбор общих мест рассматриваемых текстов: тем, эпизодов, персонажей и так далее. Хорошее знание большого массива данных позволяет Бабичевой выделить как типологические черты изучаемого феномена, так и его индивидуальные проявления.

Исследовательница констатирует, что «этот пласт русской литературы до сих пор почти недоступен массовому читателю на родине» и в количественном отношении «значительно уступает литературе первой и третьей волн» (с. 11). Среди этого круга писателей не было «классиков с мировыми именами», они потеряли связь с Россией в силу различных обстоятельств и не могли вернуться домой из-за вероятных репрессий. Отсюда, как пишет Бабичева, «сложная, многоплановая адресность их творчества» (с. 12).

Автор книги рассматривает литературу второй волны как специфический историко-культурный феномен. Возможно, не хватает пояснения данного тезиса, но из исследования в целом видно, что этому явлению были свойственны и схожесть писательских судеб, и одинаковые интенции в отношении к советской жизни, и общая социальная и творческая среда.

Почему же в центре внимания Бабичевой оказывается проза, но не поэзия? С точки зрения исследовательницы, данный тип словесности «наиболее полно представляет эту часть русского рассеяния как социально-исторический феномен, отражает специфику ее возникновения и существования и, соответственно, особенности создания ее литературы» (с. 13). Особенно важна, по мнению автора, автобиографичность, свойственная прозе подавляющего большинства рассматриваемых писателей.

Бабичева выделяет следующие общие черты, характерные для писателей второй волны русской эмиграции. Во-первых, это неприятие советской власти, сформировавшееся еще во время Гражданской войны или после столкновения с режимом в 1920–1930-е годы. Во-вторых, многие из них побывали в застенках НКВД и лагерях, отчего даже у сторонников коммунизма менялось мировоззрение. Поэтому к началу Великой Отечественной войны эти люди внутренне противостояли большевистской идеологии и, оказавшись в плену или в оккупации, принимали решение сотрудничать с немцами. Бабичева, как правило, уходит от оценки деятельности коллаборационистов, констатируя лишь факты (чаще всего — работу в пропагандистских газетах). С одной стороны, неизбежно возникает вопрос относительно прошлого таких людей, с другой — практически все они в дальнейшем прошли фильтрационные лагеря союзников и были приняты на службу в западных странах. Из семнадцати персоналий в книге только В. Самарин оказался в центре скандала, связанного с коллаборационистской деятельностью, да и то его поддержали как другие эмигранты, так и некоторые студенты и бывшие ученики (с. 293).

Проходя после войны лагеря союзников, получая статус «перемещенных лиц», беженцев, практически все писатели, ставшие героями очерков, пережили страх перед возможной репатриацией. Далее им пришлось интегрироваться на новой родине, какое-то время терпеть лишения, пока практически все они не достигли успеха (в той или иной степени). Этот успех не всегда был связан с писательской деятельностью, эмигранты работали преподавателями, библиотекарями, участвовали в деятельности антисоветских СМИ, религиозных организаций, но рано или поздно обращались к сочинительству и получали признание на данном поприще.

Бабичева отмечает, что, несмотря на формальную свободу от цензуры, «большая часть произведений» эмигрантов второй волны была «откровенно тенденциозна» (с. 14), будучи исключительно нацеленной на критику советской действительности. Вполне возможно, что именно поэтому, отвечая определенным ожиданиям зарубежной аудитории, данные тексты снискали там популярность. Тем не менее нельзя не признать, что подобный взгляд на СССР, как правило, был обус­ловлен личным травматичным опытом писателей и служит важным дополнением к собственно советской точке зрения на происходящее в стране.

Согласно Бабичевой, в прозе второй волны эмиграции наиболее полно были разработаны две темы — события Второй мировой войны и сталинские репрессии. Военная проблематика в произведениях этих писателей связана с «исторической виной руководства страны перед народом» (с. 15), неподготовленностью к вторжению, бессмысленными жертвами, плохим обеспечением армии и так далее. Авторы (вместе со своими персонажами) оказывались перед дилеммой — бороться за независимость родины или против большевистского режима. Они неоднократно описывали случаи лояльного отношения населения к немецкой оккупации и последующее разочарование в новом порядке, вызванное жестокостью фашистов. Нашла отражение в этих произведениях и тема нацистских лагерей для пленных и рабочих с востока.

«Эксклюзивным жизненным материалом, раскрытым преимущественно писателями второй эмиграции» (с. 18–19), считает Бабичева повествование о лагерях для перемещенных лиц, название которых — Ди-Пи (от англ. displaced persons) — возводится именно к заглавиям произведений этих авторов (Б. Ширяева и других). Угроза выдачи советским властям стала одной из знаковых трагических сюжетных ситуа­ций в данном пласте литературы.

Сталинские репрессии исследовательница считает «второй важнейшей темой в прозе послевоенной русской эмиграции» (c. 20). Фактически В. Алексеев, Г. Андреев, С. Максимов, Б. Ширяев и другие, опубликовав свои произведения в середине 1950-х, стали первооткрывателями этой темы — до А. Солженицына и В. Шаламова. Исследовательница отмечает, что наряду с изображением мрачного быта ГУЛАГа в текстах этих писателей часто на первый план выходило «светлое, жизнеутверждающее начало», связанное с религиозностью персонажей, с красотой природы (с. 20–22). Что интересно, встречались попытки изображения репрессий и с другой стороны — с точки зрения чекистов (как у Н. Нарокова или Н. Троицкого). Это лишний раз свидетельствует, что в данной литературной среде существовала определенная творческая свобода, позволявшая использовать различные повествовательные стратегии и пытаться понять психологию различных слоев населения.

Чрезвычайно интересна очерченная Бабичевой панорама других, индивидуальных, тем, встречающихся в прозе второй волны эмиграции. Это и нищета большей части СССР в предвоенные годы, и искусственно организованный голод на Украине, и социально-материальное расслоение, и роскошь элиты, и мистическое обоснование событий, и проведение параллелей с древней историей (с. 24–26).

Особенностями изучаемой прозы Бабичева также называет психологизм, сочувствие персонажам, опору на личный опыт, тяготение к романной форме и циклизации, высокую степень литературно-критической активности (с. 26–27).

В завершение обзорной статьи исследовательница пишет о специфике возвращения прозы второй волны эмиграции в литературу («дискретно», «вбросами»), перечисляет современных ученых, занимающихся этой проблематикой (В. Агеносов, М. Талалай, П. Базанов и другие), и прилагает список библиографии по теме — всего лишь 20 наименований.

Основная часть книги — 17 биобиблиографических очерков, посвященных писателям второй волны эмиграции: В. Алексееву, Г. Андрееву, Г. Климову, Ф. Кубанскому, С. Максимову, Н. Нарокову, Л. Ржевскому, В. Самарину, В. Свену, М. Соловьеву, Н. Троицкому, Н. Ульянову, Т. Фесенко, Б. Ширяеву, В. Юрасову и др. (читатель уже по этому перечню может понять, много ли он знает об этих персоналиях). В каждой главе кратко описываются жизнь и творчество автора, а также дается библиографический список, включающий в себя художественную прозу эмигранта, его публицистические и литературно-критические работы, литературу о нем и его произведениях.

Формат книги позволяет читать ее с любой главы. Но именно прочтение всех очерков дает возможность ощутить и осмыслить как трагичность судеб писателей второй волны эмиграции, так и разнообразие их текстов (хотя бы в пересказе). Эта книга не может оставить равнодушным, заставляя задуматься о различных неудобных вопросах ХХ века, «разрывая шаблон» в восприятии ключевых событий эпохи. В то же время пафос объективизма, свойственный исследовательнице, позволяет ей корректно обойти острые углы этических проблем ради восполнения наших знаний о прошлом.