Литературный Архангельск

«Север издавна манил к себе людей любознательных, отважных, как говорят сами северяне – бедовых. Еще до основания флота российского поморы на крепко и умело построенных ладьях бороздили воды северных морей, пробирались меж льдов Ледовитого океана, плавали на Колгуев, на Новую Землю, на Грумант¹. Дальновидный правитель Петр I трижды приезжал в далекий Архангельск, – и результатом этих поездок было «основание Российского купеческого флота на двинских берегах 1694 года, открытое тем, что первый царский купеческий корабль, построенный на Двине и российскими казенными товарами нагруженный, отправлен был, в помянутом 1694 годе, от города Архангельского в Голландию…» Так пишет первый архангельский историк, ученый-краевед В. В. Крестинин в «Краткой истории о городе Архангельском», изданной в 1792 году.

Строительство флота на Севере положило начало не только торговле, но и великим открытиям и путешествиям. Немало дерзких и отважных людей устремляется на Север. Архангелогородцы чтут имена знаменитых мореплавателей и землепроходцев, открывателей новых земель в Арктике, покорителей северного полюса. Пахтусов, Русанов, Седов, Папанин – их легендарные подвиги связаны с Севером.

А вместе с этим в таежной глухомани, в «краю непуганых птиц» жила дремучая старина, в раскольничьих скитах ярые приверженцы мятежного и непокорного Аввакума, осеняя себя двуперстным крестом, проклинали новые порядки и в знак протеста сжигали себя заживо вместе с семьями.

Сколько увлекательных страниц хранит в себе история Севера!..

В середине 30-х годов неутомимый путешественник и замечательный писатель М. Пришвин в поисках нетронутой Берендеевой чащи отправился в пинежские и мезенские леса, ехал на подводах, на плоту, шел пешком. Но даже в одном из самых глухих уголков европейского Севера М. Пришвин не нашел нетронутой Берендеевой чащи. По внешнему виду все оказалось так, как говорили о чаще: «Деревья стояли одно к одному, как громадные свечи, и уж, конечно, тут стяга не вырубишь, и тоже правда, что дереву здесь невозможно упасть, если не подрезать и те, к коим оно склонится». Но оказалось, что на каждом из этих гигантских деревьев, на белом зачищенном кусочке выведены буквы, означающие сортимент.

Какие же мысли пришли в голову писателя при виде этого зрелища?

«…Дети плачут, расставаясь с Жар-птицей. Да и взрослому нелегко; даже ведь и в сказке не так-то просто выхватить из нее для жизни перо, а поди вырасти дерево, жизни которому больше трехсот лет.

После того как стало возможным во всяких чащах на свете все высматривать с самолета, спускаться в недра тайги, вывозить оттуда пушнину, стало видно – не о той Чаще надо мечтать, какой она была без человека, а какую мы должны создать себе в будущем. Саженый лес только тому нехорош, кто его никогда не сажал и брал все готовое, но если утрата Чащи побудит посадить хоть десяток деревьев, то в скором времени в таком своем лесу среди даже еще маленьких деревьев человек увидит больше радости, чем в девственной Чаще. И тогда кажется, будто эта новая радость досталась, как в сказке: выхватил перо у Жар-птицы и начал желанное создавать сам от себя. И так бывает, что если перышко выхватил и присоединил сам себя к созданию Чащи, то и Жар-птица далеко не улетает и тут же рядом где-нибудь невидимо помогает из материалов заболоченного леса создавать Берендееву чащу». Мечту о будущей преображенной земле вынес художник из путешествия в далекие северные леса, куда он отправлялся в поисках нетронутой Берендеевой чащи. Эта мечта и вдохновила его на создание очерка «Северный лес».

О прошлом и настоящем Севера, о людях, преобразующих этот край, создают свои книги и писатели-северяне. Как и во многих других городах страны, в Архангельске работает немалый отряд творческой интеллигенции, есть своя писательская организация, заявляет о себе писательская молодежь.

Конечно, нельзя сказать, что в литературе нашей Север показан во всем его богатстве и красоте. И все-таки в литературной жизни Архангельска, в творчестве писателей-северян есть немало интересного, заслуживающего сочувственного внимания. Отделение Союза писателей СССР объединяет вокруг себя большой литературный актив, крепнущий с каждым годом. При редакциях районных и городских газет работают литературные группы, например в Северодвинске, Нарьян-Маре, Котласе, Холмогорах. По многолетней традиции в Архангельске проводятся литературные «пятницы». Можно, конечно, говорить о том, что несколько однообразны формы работы с молодыми писателями. Как правило, это обсуждение рукописей молодых литераторов. Обсуждаются стихи, рассказы, очерки, повести. Областное книжное издательство с каждым годом издает все больше книг местных авторов. Раз в год выходит объемистая, хорошо оформленная книга альманаха «Север». Выходят и в Москве книги архангельских писателей – Евгения Коковина, Степана Писахова, Михаила Скороходова.

Если начать разговор о творчестве писателей-северян с некоторых обобщений, то можно сказать, что многие из них испытали на себе весьма плодотворное влияние устной народной поэзии, от влияние сказалось на языке их произведений, на колорите. Разумеется, в каждом случае по-разному проявилось влияние фольклора, поморских диалектов на язык, на стиль. Но это то общее, что объединяет, скажем, А. Чапыгина, Б. Шергина, С. Писахова, М. Голубкову и Н. Леонтьева с опубликовавшими свои первые книги Н. Жернаковым и И. Полуяновым.

Корни возникновения этой плодотворной традиции в том, что европейский Север был в прошлом и до сих пор остается своеобразной кладовой устного народного творчества. Еще в прошлом веке ученые – лингвисты и филологи – ездили на Север записывать былины, сказки, песни, пословицы и поговорки, изучать богатства северного языкового пласта. И верно, какой другой край нашей страны может похвалиться таким обилием былинщиков, сказочников и песенников!

В 1901 году А. В. Марков записал от Аграфены Матвеевны Крюковой шестьдесят две старины, содержащие свыше десяти тысяч стихов, причем семнадцать старин не были ранее известны науке. Всей стране известны имена сказительниц Марфы Крюковой (дочери Аграфены Матвеевны), Марьи Дмитриевны Кривополеновой и других. Учеными найдены в районах области следы древнего искусства скоморохов.

В 1885 году Академией наук был издан отмеченный Ломоносовской премией «Словарь местного архангельского наречия», составленный скромным чиновником Александром Подвысоцким. Несмотря на свою неполноту и некоторые неточности, словарь включает в себя большие языковые богатства.

На фольклорной основе в 20-е годы был создан получивший широкую популярность в нашей стране Государственный русский народный хор северной песни.

Уважительное отношение народа к хранителям произведений фольклора вызывало желание молодежи подражать им, учиться у них образной речи, «красному» слову. Вот откуда у северян эта живописная, узорчатая «говоря», привлекающая к себе внимание всякого чуткого к слову человека.

Народ-языкотворец постоянно обогащает язык литературный. Подтверждением этому служит и творческая практика писателей-северян. Сын олонецкого крестьянина А. Чапыгин рано познал нужду, с одиннадцати лет, пастушил; он хорошо знал быт северного крестьянства, его горькую долю, его редкие радости. И крепкой любовью полюбил он северную природу. Вольная и поэтическая душа его щедро впитывала в себя неповторимую красоту диких суземов, величественных рек и озер, волшебное очарование белых ночей. Всеми корнями связанный с Севером, А. Чапыгин пришел к «Разину» и «Гулящим людям» лишь после того, как создал ряд произведений о Севере, в полной мере используя его языковые богатства. Они и позволили ему создать исторический «шелками вытканный» (Горький) роман, показывающий великое народное движение.

«Колдуном слова» назвал в свое время Демьян Бедный сказочника Писахова, патриарха северных писателей и художников. Кто бы ни приехал в Архангельск из людей, любящих литературу и искусство, путешественникови географов, -двух человек в городе они не минуют: Степана Григорьевича Писахова и Илью Константиновича Вылко (Тыко Вылко).

— Сначала осматривают Архангельск, – шутит Степан Григорьевич, – потом меня.

Немало за свою жизнь поездил по Северу С. Писахов. Бывал на Печоре, на Мезени, на Пинеге, на Онеге. Бывал в разных концах России. А пятьдесят лет назад, будучи молодым художником, путешествовал по Греции, Египту, Палестине, Италии, Франции. Больше всего Писахов любит рассказывать о своих поездках по Северу. Его рассказы полны живости, юмора, это маленькие новеллы, изложенные образным, колоритным, необычайно выразительным языком. И в них видишь северного сказочника, видишь таким, каким показался он при первом знакомстве: прямо пришедшим из сказки – мудрым, седым, лукавым, с доброй стариковской улыбкой под седыми висячими усами…

Рассказывая, Степан Григорьевич останавливается на каком-нибудь особенно понравившемся ему слове, произносит его на разные лады, любуется им со всех сторон и заражает и вас этой своей влюбленностью в крепкое, звонкое, меткое русское словцо.

— Девок на выданье на Пинеге зовут «хваленки». Ну, что за слово! Как много в нем сказано – в одном слове! И ведь каждому русскому человеку будет понятен его большой смысл, если слово это умеючи окружить да преподнести читателю. Так ли я говорю?

А словечек таких у Писахова – полная кладовая. Он вспоминает о том, что после появления в печати первых сказок его спрашивали, пользуется ли он словарем Даля. Старый сказочник в шутку говорит, что если бы Владимир Даль побывал на Пинеге и на Печоре, то, наверное, прибавил бы еще один том к своему словарю.

Сказки С. Писахова стали появляться в печати в 1932 году в журнале «30 дней» (раньше, в 1924 году, была опубликована только одна сказка «Не любо – не слушай» в сборнике «На Северной Двине»). Затем в Архангельске сказки Писахова трижды издавались отдельной книжкой. А вот в Москве до 1957 года ни разу не издавались. Какой-то бойкий рецензент или редактор однажды забраковал рукопись и написал автору, что у него «беден язык». Больше Писахов и не обращался туда. Но вот почитатели таланта северного сказочника вспомнили о нем, и в 1957 году «Сказки» С. Писахова, изданные «Советским писателем», со вкусом оформленные художником И. Кузнецовым, появились на прилавках книжных магазинов.

«Чтя память безвестных северных сказителей – моих сородичей и земляков, я свои сказки веду от имени Сени Малины», – говорит автор в коротеньком предисловии. Сеня Малина, веселый рассказчик, реальное лицо, встреченное автором в жизни, стал героем его сказок. Образ Сени Малины, враля и весельчака, рыболова и «первостатейного охотника», человека авантюрной складки, в то же время несет в себе черты народного характера. Сеня Малина – не просто бездумный враль и старый озорник; в его рассказах за внешней оболочкой фантастических метаморфоз и невероятных происшествий отчетливо выражены вековые чаяния и думы северного крестьянина.

Вот, к примеру, сказка «Снежные вехи». В ней наглядно выражена мечта крестьянина об облегчении тяжелого ручного труда, поглощавшего много времени и физических сил. Примечательна в ней, как и во многих других сказках, тяга к прекрасному, мечта о прекрасном.

В основе сказок Писахова лежат фантастические сюжеты, но нередко самая фантастическая сказка кончается серьезно, без тени улыбки. «Уже повремени малость, мы нашу Уйму яблонями обсадим, только уж всамделишними» («Яблоней цвёл»). Это подчеркивание – «всамделишними» – необходимо рассказчику для того, чтобы совершенно снять шутливо-ироническую интонацию в разговоре о будущем. Хотя разговор этот весь в одной фразе, он исполнен глубокого смысла. Дерзкий полет фантазии, может быть подсознательно, опирается на реальную почву. Источником вдохновения служит сама действительность.

Стремление народа подчинить себе стихийные силы природы выразились в том, как Малина «наловил всяких разных ветров: суховейных, мокропогодных, супротивных, попутных» и как он распоряжался этим «ветряным запасом» в практических целях, облегчая труд баб и мужиков («Ветер про запас»); и в том, как находчивый мужик запряг сто белых медведей и «поехал на медведях по морю» («Белые медведи»), и в том, как Сеня Малина морем покрывался вместо одеяла («Сплю у моря»). Такие мотивы часто встречаются в сказках Писахова.

Сильной стороной сказок является сатирическое изображение попов и чиновников, всех «помыкающих трудящими, мешающих налаживать жизнь в общем согласье». Попы и чиновники, как правило, показаны в конфликте, в столкновении с Сеней Малиной и с людьми его круга, с мужиками-тружениками.

Вот безудержная фантазия Сени Малины с помощью «запасных ветров» подняла деревню Уйму высоко над землей («На Уйме кругом света»). Что же увидели уймичи на белом свете?

«Видели разные всякие страны, видели разных народов. У всякого народа своя жизнь. Над всякими народами свой царь либо король сидит и над народом всячески изгиляется, измывается. Народным хлебом ‘цари, короли объедаются, на народную силу опираются, народ гнетут. А чтобы народ в разум не пришел, чтобы своих истязателей умными и сильными почитал, цари, короли полицейских откармливают и на народ науськивают. Разномастных попов развели, попы звоном-гомоном ум отбивают, кадилами глаза туманят. Непонимающий народ отпору не дает, думает – так и надо.

Как мы это усмотрели да в толк взяли, в такую ярость взошли, что кабы не так высоко мы были, кабы наши руки дотянулись, – мы бы разом всех царей, королей прикончили, да в те поры у нас руки были коротки».

Узнав, что в Уйму проникла крамола, туда устремились чиновники. Но уймичам теперь уже нестрашны чиновники, они «всей деревней на них гаркнули», а на губернатора напустили «ветер штормовой».

И здесь, в одной из самых причудливых и замысловатых по сюжету сказок, в основе стоит реальный конфликт, взятый из действительности, продиктованный жизнью.

Язык сказок С. Писахова отличается живостью, красочностью, остроумием. Меткие словечки то веселыми стайками, то в одиночку мелькают на страницах книжки, сплетая красивый замысловатый узор колоритной и образной речи. И звучит эта речь плавно, неторопливо. Нельзя не уловить ее мелодии, ее размеренного ритма.

Вера в могучую силу слова всегда жила в народе, и это нашло свое выражение в фольклоре. В сказках Писахова фольклорная магия слова существенно преобразуется, она приближена к реальной почве. В сказке «Письмо мордобитно» рассказывается, как Сеня Малина написал «большую бумагу». «Крепкие слова» этой бумаги били чиновников по головам, «по министеровским личностям… за весь рабочий народ!»

О сказках Писахова можно сказать: в них – не просто русский дух, в них – северный русский дух, – так ярко ощутим в них колорит края, так приросли они к Северу.

Давно уже сказки Писахова полюбились читателям. Некоторые из них передаются устно как народные. Характерный пример широкого их распространения привел П. Безруких еще в 1941 году (журнал «Литературное обозрение», 1941, N 2, стр. 4). Значительно трансформированную сказку Писахова одному из литераторов удалось записать на Украине.

1. Грумант – старинное поморское название острова Шпицберген.[↩]