Лев Толстой и украинская литература

Проблема взаимных связей литератур различных народов, исследование их многовекового культурного взаимодействия является одной из актуальных проблем нашего времени, когда идеи интернационализма и братства народов охватывают все более широкие массы и становятся одной из мощных сил, способствующих их борьбе за демократию и мир. Естествен большой интерес к этой проблеме и в нашей стране, где сложились и развиваются совершенно новые взаимоотношения между сплоченными социалистическими нациями.

Братство наших народов определяет и братство их литератур. Многонациональная советская литература – это дружественный союз национальных литератур нашей страны, которые взаимно дополняют и обогащают друг друга.

Культурные взаимосвязи русского и украинского народов имеют особый характер. Они никогда не были обычными духовными связями двух «соседних» стран. Общность происхождения и неразрывная близость дальнейшего пути двух народов, «столь близких и по языку, и по месту жительства, и по характеру, и по истории» ¹ определила их органическое культурное единение и постоянное взаимодействие. Этот процесс происходил и развивался вопреки реакционной национальной политике самодержавия, в борьбе передовых сил обеих наций против. великодержавной шовинистической прессы и стремлений украинских буржуазных националистов «вырыть пропасть» между народами.

Несомненно огромное прогрессивное воздействие передовой русской культуры на разнообразные отрасли культурного творчества всех народов прежней России, и в первую очередь на литературу, театр, музыку, живопись украинского народа. Произведения русских писателей способствовали развитию реализма в украинской литературе, помогали демократическим украинским деятелям в их борьбе против буржуазно-националистических публицистов и критиков, которые стремились культивировать реакционные идеи национальной ограниченности и обособленности. Однако еще недавно в некоторых литературоведческих статьях и работах встречался упрощенный подход к решению проблемы влияния русской литературы на украинскую, когда все сложное и многообразное творчество того или иного крупного украинского писателя «подгонялось» под традицию русской литературы, когда игнорировалось его национальное своеобразие, и он, по сути, представал не самобытным художником, творчески и порою критически осваивающим традиции, а подражателем. Конечно, русская литература всегда была великой школой высокой идейности и реализма для многих украинских писателей. Но влияние этой школы не глушило их самобытных сил, не заставляло отворачиваться от прогрессивных национальных традиций, а, наоборот, нередко способствовало обращению к этим традициям, к глубокому изучению жизни своего народа и тем помогало им полнее выявить свою творческую индивидуальность и свое новаторство.

С другой стороны, есть все основания говорить не только о влиянии, но и о взаимовлиянии литератур двух великих славянских народов. Несомненно, что достижения украинской культуры не проходили бесследно для русского народа. Украинская историческая дума и лирическая песня, бытовая сказка, искрящиеся юмором и живой наблюдательностью произведения выдающихся украинских писателей были известны многим деятелям русской культуры и оставили явный след в их творчестве. Гоголь, а затем Марко Вовчок, Лесков, Короленко с блеском и силой вносили в русскую литературу традиции украинской бытовой, лирической и исторической песни, комической сказки, народного театра, традиции Гулака-Артемовского, Котляревского и других писателей. А поэтический гений Шевченко, которому так много дала в его развитии передовая русская культура, в свою очередь стал достоянием русского народа и всех народов России. Между тем эта сторона обратного влияния украинской литературы на русскую исследуется еще мало. Медленно изучаются также пути проникновения ее лучших произведений в русскую культуру (в переводах), их влияние на читателей, оценки на страницах русских журналов и газет и т. д.

В плане взаимодействия русской и украинской культур немалый интерес представляет тема «Лев Толстой и украинская литература». Она нередко привлекала внимание советских исследователей².

Их работы, как и многочисленные мемуарные источники, не говоря уже о творческом и эпистолярном наследии самого писателя, в совокупности своей дают достаточно полное представление об «украинской теме» в произведениях Л. Толстого и об его многообразных связях с украинскими передовыми деятелями культуры.

Гораздо менее разработан нашим литературоведением вопрос о роли идейного и художественного наследия великого писателя в процессе развития украинской литературы.

Между тем несомненно, что высокое реалистическое бесстрашие Льва Толстого, его художественные открытия в области передачи тонкой и сложной «диалектики души», его напряженное и страстное искание правды, как и созданный им новый тип эпического многопланового, широкого повествования, не могли пройти бесследно для украинской прозы, утверждавшейся на позициях реализма, создававшей монументальные образцы социального романа и повести и пополнявшей по мере своего развития «интерес самих событий» новым интересом к «подробностям чувства».

Правда, еще в конце 20-х годов в украинской критике раздавались голоса, утверждавшие, будто художественные достижения Л. Толстого не нашли на Украине должного признания и не оказали никакого влияния на литературный процесс. Так, в статье И. Курганского «Л. Толстой в укранськiй критицi» можно было прочесть строки: «…Толстым как художником на Украине интересовались не так уж много. Главным образом его расценивают у нас как социального моралиста, народника, борца за национальное освобождение трудящихся, анархиста и человека» ³. Автор приведенных строк старается дать и «обоснование» такой недооценки творчества Льва Толстого, усматривая его в специфике украинской литературы и критики, которая будто бы в силу особых условий своего развития интересовалась лишь социальным существом взглядов великого писателя, видя в нем «нового пророка», и была равнодушна к художественной стороне его произведений. Для украинской литературы, по мнению И. Курганского, «художественные приемы и образы Толстого не имели решающего значения», и вообще, – утверждает критик: «На Украине было не до художественной красоты».

Не говоря уже о вульгарно-социологическом подходе к художественной литературе, который, несомненно, был свойствен автору упомянутой статьи, само утверждение о недооценке литературного творчества Л. Толстого на Украине не соответствует действительности.

В украинской критике и публицистике шла активная идейная борьба вокруг наследия Льва Толстого. Толкование личности великого писателя и его деятельности определялось в зависимости от мировоззрения и социальных позиций участников этой борьбы.

Реакционная буржуазно-националистическая и так называемая «москвофильская» критика нередко искажала образ Льва Толстого. Не сочувствуя его облиниям собственнического государства, его смелому отрицанию официальной религии и лицемерной буржуазной морали, эта критика старалась воспрепятствовать революционизирующему влиянию обличительных толстовских идей на широкие массы украинских читателей. В многочисленных москвофильских изданиях («Галичанин», «Прикарпатская Русь» и др.) на все лады превозносился Толстой-проповедник теории «непротивления злу насилием». Внимание читателя направлялось на религиозно-моралистические поучения и трактаты писателя, в то время как его классические художественные произведения обычно замалчивались.

В буржуазно-националистической критике Л. Толстой нередко трактовался как «пророк», великий «апостол человечности», «страж на дороге к правде и любви». Декадентствующий националист Евшан пытался пояснить противоречия идейного облика Л. Толстого борьбой в душе писателя христианского и языческого начал (он «прежде всего человек душевный – ни язычник, ни христианин до конца, а вечно воскресающий, изменчивый и могущий воскреснуть и обратиться к христианству – полуязычник, полухристианин»). Трагическое же величие и славу Толстого этот критик объяснял небывалым самоумерщвлением гения ради мистического душевного самовызволения «подвигом самоубийства» ⁴.

Носителем «моральной проповеди», пророком «современной религии любви» предстает Лев Толстой и в статье М. Грушевского, посвященной юбилею великого писателя в 1908 году. Само чествование Льва Толстого изображается здесь как «манифестация вечного движения человеческого морального мировоззрения, его вечной самокритики и вечного обновления, вечного усовершенствования человеческой жизни» ⁵.

Писания украинских буржуазно-националистических критиков были мало оригинальны и, в общем, звучали в унисон со статьями русских буржуазно-либеральных публицистов, намеренно идеализировавших реакционные стороны учения Толстого, провозглашавших его «учителем жизни», создателем «новой религии» и замалчивавших необычайную силу и смелость реалистических произведений Л. Толстого, его страстный протест против несправедливого социального строя. В разглагольствованиях Евшана нетрудно заметить эпигонские отголоски книги Д. Мережковского «Жизнь и творчество Л. Толстого и Достоевского», на которую он и ссылается в своей статье.

В дни ухода Л. Толстого из Ясной Поляны, когда весь мир с волнением ждал исхода великой трагедии, некий С. Дорош на страницах газеты «Рада» спешил заявить: «…для литературы он уже умер… Толстой – мировой гений, Толстой – великий художник образов уже исчез с горизонта русской литературы, которая пошла другой дорогой. Остался Толстой – философ и проповедник.

И этот Толстой стал теперь какою-то высшею, почти космической силою» ⁶.

Критики националистического толка прибегали нередко и к прямым выпадам против Л. Толстого. Если одни из них намеренно идеализировали реакционные стороны его учения, то другие ханжески упрекали великого обличителя в несоответствии его учения и образа жизни, клеветнически называли его «лицемером», и пытались бросить тень на его моральный облик. В этом духе выступала, например, О. Пчилка на страницах редактируемой ею газеты «Рідний край» в 1908 году, во время всероссийского чествования восьмидесятилетия Льва Толстого. Позднее она же писала: «Наша газета никогда не преклонялась с великим почтением перед Л. Толстым. Даже во время его прошлогоднего праздника, когда по всей России гремела ему всеми голосами громкая и звучная хвала, «Рiдний край» (в кн. 29 за 1908 год) высказал свои вовсе не благожелательные воззрения на Л. Толстого» ⁷.

Однако не буржуазные националисты и не реакционные галицкие «москвофилы», а демократические украинские писатели выразили подлинное отношение украинского народа к учению и художественному творчеству великого реалиста. Иван Франко, Ольга Кобылянская, Леся Украинка, Степан Васильченко, Михайло Коцюбинский высоко ценили Льва Толстого, видя в нем замечательного художника, создателя величественного эпоса русской жизни, одаренного изумительным даром проникновенного психологического анализа. Сочувствие родному угнетенному народу и боль за его судьбу отнюдь не заставляли украинских писателей отворачиваться от художественных достижений великого реалиста и пренебрегать «красой» его произведений. Напротив, желание правдиво изобразить жизнь и борьбу народных масс, показать сложность переживаний и чувств простого человека заставляло их обращаться, как к непревзойденным образцам, к произведениям Л. Толстого с их эстетикой жизненной правды и беспощадным обнажением социальных и моральных противоречий.

Слабые же стороны толстовского учения: проповедь «непротивления злу» насилием, подмена задач революционной борьбы задачами личного самоусовершенствования – обычно встречали критику в публицистических статьях и в художественных произведениях демократических украинских писателей.

Большое место принадлежит Л. Толстому в творческой судьбе Ольги Кобылянской. Русская литература сыграла вообще значительную роль в обращении писательницы к реалистическому воссозданию действительности и существенным образом повлияла на развитие ее демократического мировоззрения, на характер стиля ее произведений.

Особое значение в формировании эстетических вкусов и представлений писательницы имели И. Тургенев и Л. Толстой. До конца жизни она не могла освободиться от неотразимого обаяния художественного мастерства и волнующих беспокойных исканий правды создателя «Анны Карениной» и «Войны и мира».

Определенную роль в развитии мировоззрения писательницы сыграли идеи Л. Толстого. Не без основания некоторые исследователи считают, что именно Л. Толстой-мыслитель помог ей отойти от раннего интереса к философии Ницше с его националистическими настроениями и индивидуалистической проповедью господства «сверхчеловека» над толпами «обыкновенных людей». В юмореске «Biн i вона» («Он и она»; написана в 1892 г., напеч. в 1895 г.) Ольга Кобылянская иронически интерпретирует афоризмы Ницше, развенчивает его высокопарный немецкий национализм и презрительное отношение к женщине. Ее герои сперва увлечены ницшеанством, но живая жизнь, любовь, рост взаимного уважения между ними побеждают некритическое увлечение «модными» идейками. В юмореске не случайно часто фигурирует имя Л. Толстого как величайшего славянского писателя. «Он» постепенно пробуждается от ограниченного мещанского шовинизма и, сравнивая Ницше и Толстого, размышляет об их власти над умами людей, о неминуемом столкновении их учений и грядущей победе «северного святого». В уста своего героя О. Кобылянская вкладывает такие слова: «Я чрезвычайно ценю и люблю литературу великорусскую. Возьмем, к примеру, Толстого. Не Магомет ли он в некотором роде? Интересно, чей мир победит: его или Ницше? Мне кажется, что его…» ⁸.

Влияние толстовских идей «непротивления злу насилием», самоочищения и всепрощающей любви нашло отражение в одном из романов Ольги Кобылянской, посвященном судьбам национальной интеллигенции («Через кладку», 1911).

Но идеалистическая философия Л. Толстого не стала основой мировоззрения О. Кобылянской и оставила, в общем, незначительные следы в ее творчестве. Зато художественные идеи великого писателя нашли глубокий отклик в ее сознании и отразились в ее эстетическом отношении к действительности.

Художественный принцип той правды, которая была основным героем произведений Л. Толстого, – правды жизни человека, его страданий и надежд, – этот принцип был краеугольным камнем эстетики Ольги Кобылянской.

«Его мир, – писала О. Кобылянская в статье о Толстом, – это повседневная жизнь, являющаяся чаще всего жизнью будничной, но этот мир также таит в себе все вершины и глубины человеческого бытия» ⁹. Этот широкий и безграничный мир повседневной человеческой жизни был миром и самой украинской писательницы.

Близость ко Льву Толстому сказывается и в любовании писательницы естественной жизнью трудового человека, связанного с землей, с природой и часто сливающегося с ней во всей своей стихийной силе и почти первобытной красоте. Мир этого человека – справедливый, честный и непосредственный – противопоставлен в ее произведениях, как и у Л. Толстого («Три смерти», «Казаки» и др.), бездушию и механицизму буржуазной цивилизации, фальши и лицемерным условностям обывательской среды.

Глубокое преклонение перед художественным гением Льва Толстого сохранилось у Ольги Кобылянской на всю жизнь. В своей статье «О Толстом», написанной на немецком языке в 1930 году, она говорит о писателе такими словами: «…он был Лев Толстой, гордость России, подарок всему миру, окруженный удивлением и любовью» ¹⁰.

В статье анализируются такие произведения писателя, как «Анна Каренина», «Война и мир», «Казаки», «Крейцерова соната», «Смерть Ивана Ильича». О. Кобылянская видит и верно определяет объективную значимость этих произведений. Величайшей заслугой писателя она считает создание им нового типа широкого эпического повествования, в котором поднимаются проблемы всенародного значения: «… он единственный поднял роман до уровня великой народной эпопеи. Книга «Война и мир» стоит особняком во всей литературе новой эпохи. Он первый после Гомера, которого намного превзошел широтою охвата действительности, вобрал в себя всю народную жизнь» ¹¹.

В отличие от Ивана Франко, недооценившего роман «Война и мир», писательница отмечает, как особое достоинство произведения, широкий охват всех общественных слоев России и изображение героических событий Отечественной войны, взволновавших народные массы. Завершением величественной толстовской народной эпопеи России Ольга Кобылянская считает роман «Воскресение», где «…наряду с Россией молодой и могучей – дряхлая Россия страданий, крестьяне, узники, Сибирь…» ¹².

Об учении Л. Толстого писательница отзывается сдержанно, называя его «очень древним посланием» и объясняя его возникновение тем, что «уже выработанные формы бытия сдерживали и этого великана». Но как бы то ни было, величие писателя она видит в том, что «он позволяет нам взглянуть по-новому на все то, что мы влечем за собою по традициям нашего общества, на всю ту неправду, всю пустоту, весь этот фальшивый блеск, всю пустую спесь, всю бессердечность, всю жестокость, а также лень и равнодушие.

…Его произведения – это удары молота» ¹³.

Для многих украинских писателей произведения Л. Толстого становились образцами художественного совершенства. Внимательно следил за печатанием романа «Воскресение» в журнале «Нива» Панас Мирный. Сам украинский прозаик в это время работал над третьей и четвертой частью своего романа «Повія» («Гулящая»), в котором изображалась печальная участь молодой девушки Христи, ставшей жертвой социальной несправедливости и попавшей «на дно» большого города вместе с другими отверженными, падшими женщинами. 2 апреля 1899 года критик В. Горленко, отвечая на письмо (неизвестное) П. Мирного, писал ему: «Вы боялись за последнюю часть «Повп» после «Воскресения»…» Очевидно, выход из печати романа Л. Толстого заставил П. Мирного особенно упорно работать над художественным совершенствованием своего произведения¹⁴ В конце XIX – начале XX века представители нового поколения демократических писателей Украины по-прежнему с неослабевающим интересом читали и взволнованно обсуждали произведения Л. Толстого, острые проблемы, поставленные в них. В 1888 году Леся Украинка и Михаил Косач организовали в Киеве литературный кружок «Плеяда», объединив в нем немало пишущей украинской молодежи. Кружок ставил перед собой задачу развивать украинскую литературу и, в частности, обогащать ее переводами из русских и зарубежных писателей – Пушкина, Гоголя, Лермонтова, Л. Толстого, Некрасова, Шекспира, Байрона, Гёте, Гейне, Мицкевича. О том, как звучало здесь имя Льва Толстого, можно судить хотя бы по письму одной из участниц кружка, впоследствии украинской демократической писательницы Александры Евгеньевны Судовщиковой-Косач (известной под псевдонимом Грицько Григоренко)- автора реалистических рассказов из жизни крестьянства. В письме к Михаилу Косачу от 20 марта 1890 года юная писательница восклицала: «P. S.

1. В. И. Ленин, Сочинения, т. 25, стр. 74.[↩]
2. См. статьи: В. Лазурского – «Т. Шевченко i Л. Толстой» (Записки Одеського Наукового Товариства при АН УРСР, Секщя шт. – фиголог. нр. 2, 1929 р.), Н. Гусева – «Лев Толстой i Украша» («Украша», 1943, нр. 7), В. Осмоловского – «Видання твоpiв Л. Толстого в Галичиш i боротьба навколо них» («Радянський Льв1в», 1950, нр. 11), А. Кундзича – «О переводах произведений Л. Н. Толстого на украинский язык» («Дружба народов», 1953, кн. 5), А. Недзвщського – «Толстой i Украша» (Пращ Одеського университету, Зб1рник фиюл. ф-ту, т. IV, 1954), М. Пархоменко- «И. Франко и Лев Толстой» (в кн. «Иван Франко и русская литература», М. 1954), А. Поповкина – «Л. Н. Толстой и украинская культура» («Литературная Тула», 1954, кн. 9), С. Брейтбурга – «Марко Вовчок 1 Лев Толстой» («Лiтературна газета», 18 червня 1957 р.) и др. Ряд страниц на интересующую нас тему встречаем также в книге Н. К. Гудзия «Лев Толстой» (Держлггвидав, К. 1950) и в его же статье «И. Франко и русская культура» («Рад. литературознавство», 1957, нр. 3).[↩]
3. »Записки Одеського Наукового Товариства», 1929, N 2, секція icT. – фідолог., от. 16. [↩]
4. Евшан, Лев Толстой, «JIiт. наук. вістник», 1910, Жовтень-грудень, стр. 469 – 472.[↩]
5. М. Грушевський, Юбилей Льва Толстого, «Літ. наук, вістник», 1908, кн. IX, стр. 537.[↩]
6. »Рада», 1910, N 248.[↩]
7. О. Пчiлка, Граф Лев Николаевич Толстой i чернiгiвський селянин, «Рідний край», 1909, ч. 33.[↩]
8. Ольга Кобилянська, Твори в трьох томах, т. I, Держлiтвидав, Київ, 1956, стр. 411.[↩]
9. Там же, т. 3, стр. 581.[↩]
10. Ольга Кобилянська, Твори в трьох томах, т. 3, Деряинтвидав, Кшв, 1956, стр. 584.[↩]
11. Там же, стр. 579.[↩]
12. Там же, стр. 586.[↩]
13. Там же, стр. 585.[↩]
14. М. Пивоваров, Панас Мирний i росiйська культура, «вітчизна», 1949, N 5, стр. 160.[↩]