Курс – на духовную унификацию
…Десятый съезд КПК проходил в странной обстановке таинственности, как бы в подполье. Партия и народ об этом событии узнали лишь после закрытия съезда. В истории международного коммунистического движения, кажется, еще не бывало случая, чтобы правящая партия проводила свой очередной съезд в глубокой тайне. Но у маоистских руководителей, видимо, на то имелись свои соображения и причины.
Доклад Чжоу Энь-лая съезду и список новых руководящих органов партии достаточно подробно проанализированы в мировой прессе – и в социалистической и в буржуазной. В основном «работа» съезда свелась к «бичеванию скорпионами» и клеймению очередных козлов отпущения – Лю Шао-ци и Линь Бяо. Все выступавшие, как бы мгновенно прозрев, долго и горячо убеждали друг друга, что именно «эти мошенники и двурушники» виноваты во всех бедах, обрушившихся на Китай за последние годы. Затяжная депрессия в сельском хозяйстве и промышленности, разгром партийных, профсоюзных и, общественных организаций, стремительное падение государственного престижа на международном барометре, полный крах авантюристического курса маоистов внутри страны и за ее пределами и т. д. – все это результаты «коварных козней» Лю и Линя.
Само собою разумеется, – так уж повелось в последние годы, – ожесточенная и беспощадная внутрипартийная грызня сопровождалась давно всем надоевшими антисоветскими выкриками, воплями и стенаниями.
Съезд фактически определил «второе лицо» в государстве – премьера Чжоу. Судя по опубликованному варианту, Чжоу Энь-лай весь свой доклад посвятил самоутверждению, ибо положение «второго лица» в «Срединной Цветущей Республике», наряду с благостным почетом и сопутствующими ему привлекательными атрибутами, таит много самых неожиданных неприятностей и опасностей – тени Лю Шао-ци и Линь Бяо, которые в разные времена были «вторыми лицами», предостерегающе машут из небытия указательными перстами и навевают далеко не безмятежные сны. Но, как говорит китайская народная мудрость, хочешь добыть тигренка – полезай в логово тигра. То ли эти суровые обстоятельства внутрипартийной не регламентированной никакими правилами борьбы, то ли какие-нибудь другие, пока неведомые нам, причины заставили премьера, слывшего в недалеком прошлом за ценителя и покровителя изящных искусств и литературы, предать забвению эти маленькие слабости, которые, кстати, в смутные времена «великой пролетарской культурной революции» чуть было не обернулись неприятностями самого дурного тона. Во всяком случае, Чжоу Энь-лай в своем докладе ни словом не обмолвился об изящных искусствах, в том числе и о литературе.
Стало быть, покуда маоистское руководство разберется с более серьезными материями, литература и искусство будут и дальше, как принято говорить нынче в Китае, «пышно расцветать» и «добиваться невиданных успехов» под животворным «сиянием великих идей председателя Мао», с некоторыми, разумеется, поправками, которые пришлось внести э эти «сияющие идеи» в дни громких и Долгих торжеств по случаю 30-й годовщины «Выступлений» Мао Цзэ-дуна на совещании работников литературы и искусства Освобожденных районов (1942).
Поскольку X съезд не дал никаких основополагающих указаний о том, в каком духе дальше «процветать» литературе и искусствам, то, значит, остаются в силе прежние установки, инструкции и приказы. С тех памятных торжеств, когда уши изнемогали от юбилейных барабанов и гонгов, а глаза – от мелькания бесчисленных портретов одного и того же лица, прошло более двух лет – время достаточное, чтобы оглядеть «пышный расцвет» маоистской культуры.
Вероятно, нынешние наставники и руководители китайской литературы и искусства возлагали большие надежды на пропагандистскую возню вокруг «славного юбилея». Поэтому подготовка к нему велась в течение многих месяцев. Так, в провинциальной газете «Дачжун бао» в начале 1972 года появилась примечательная статья – так сказать, волеизъявление «широких периферийных масс», – основные положения которой были впоследствии повторены во множестве выступлений центральной и провинциальной прессы. Характерен ее заголовок – «Усилить руководство партии в области создания произведений искусства». Как показывает китайская практика последних лет, «усиление руководства партии» означает не что иное, как дальнейшее подавление всякой живой мысли, усиление и без того жестоких порядков солдатской казармы, которые вот уже в течение многих лет регламентируют жизнь народа.
С другой стороны, всему миру известно, что в последние годы в Китае не было создано ни одного мало-мальски сносного романа, поэмы, фильма, спектакля, хотя услужливые борзописцы, по совместительству числящиеся «знатоками» культуры, трубили о «небывалых достижениях в области литературы и искусства».
Всем поэтому ясно, что вторая часть заголовка названной статьи, ратующая за «создание произведений искусства», означает дальнейшее подавление любых попыток сказать правдивое слово в любой художественной форме о трагическом положении китайского народа, заведенного в тупик авантюристической политикой – как внутренней, так и внешней – нынешнего маоистского руководства.
Обратимся, однако, к содержанию статьи.
Первый ее тезис уже давно примелькался, он гласит: «Председатель Мао унаследовал и развил теории Маркса, Ленина в области литературы и искусства… научно установил пролетарскую революционную линию в области литературы и искусства».
Как же именно «председатель Мао унаследовал и развил теории Маркса, Ленина в области литературы и искусства»?
В начале своего «Заключительного слова» (23 мая 1942 года) на совещании работников литературы и искусства в Яньани он говорил: «Первый вопрос: кому должны служить наши литература и искусство? Собственно говоря, этот вопрос уже давно решен марксистами и, в частности, Лениным. Еще в 1905 году Ленин подчеркивал, что наша литература и наше искусство должны «служить… миллионам и десяткам миллионов трудящихся».
Как видим, автор открыто признает, что главнейший вопрос о назначении литературы и искусства в ходе революции был давно разрешен Лениным.
Что же касается «развития» Мао Цзэ-дуном ленинского эстетического учения, то оно на поверку сказывается грубой вульгаризацией, а то и полным извращением взглядов Ленина на культуру, литературу и искусство.
Второй тезис этой статьи гласит: «Нужно организовать профессиональных и непрофессиональных писателей на добросовестное изучение «Выступлений»… нужно по-настоящему работать над книгами, овладевать марксизмом, глубоко критиковать антимарксистские взгляды».
При беглом чтении этот призыв выглядит вроде бы безобидно. Но стоит к нему присмотреться внимательнее, и мы обнаружим его маоистскую, ханжескую сущность, прикрытую псевдомарксистской фразеологией.
Действительно, о каких «профессиональных писателях» идет речь? Ведь всем известно, что Союз китайских писателей и все его отделения в национальных районах, провинциях и городах были давным-давно маоистами разогнаны, все литературно-художественные журналы закрыты, некоторые писатели – Лао Шэ и другие – покончили с собой, множество их брошено в тюрьмы и выслано в лагери, а их произведения запрещены, оставшимся «профессиональным писателям» заткнули рты. Маоистские пропагандисты и рады бы, да не могут назвать имена профессиональных писателей и их произведения, с которыми они выступали со времен проклинаемой всеми «великой пролетарской культурной революции».
Призыв к добросовестному изучению «Выступлений», как нетрудно догадаться, был сведен к зубрежке новой порции специально подобранных цитат вместо серьезного критического разбора – разбора с марксистских позиций – этих «Выступлений», Разумеется, этого маоисты не могли допустить – они больше всего боятся, как бы люди не задумались над существом «трудов»»великого кормчего», и поэтому сделали все возможное и невозможное, чтобы замаскировать антимарксистскую сущность «Выступлений»,
Требование «глубоко критиковать антимарксистские взгляды» свелось к усилению антисоветской оголтелой клеветы, которая бытует во всех печатных органах Китая почти десять лет.
Как известно, на том же совещании в Яньани Мао провозгласил лозунг, который на многие годы стал «надежным компасом» в работе для всех деятелей литературы и искусства Китая: «литература и искусство должны служить рабочим, крестьянам и солдатам».
Разница между ленинской и маоистской формулой огромная. Ленин неоднократно подчеркивал, что в число трудящихся входит трудовая интеллигенция, строящая вместе с рабочим классом и крестьянством новое общество, в понятие «трудящиеся» Ленин включал и огромную армию учащейся молодежи – будущих строителей коммунизма. В формуле Мао Цзэ-дуна две эти многочисленные прослойки отсутствуют. И отсутствуют, как увидим из дальнейшего, не случайно, вполне закономерно,
В самом начале своего «Заключительного слова» Мао Цзэ-дун задает риторический вопрос: «Что же такое народные массы?» – и сам отвечает на него: «Широкие народные массы – это рабочие, крестьяне, солдаты и городская мелкая буржуазия, составляющие более 90 процентов всего населения нашей страны. Поэтому наша литература и искусство служат, во-первых, рабочим – классу, руководящему революцией…»
Тезис о том, что новая революционная литература и новое революционное искусство должны в первую очередь служить рабочему классу, пролетариату – гегемону революции, у нас не может вызвать возражений. Но именно в этом месте «великий кормчий» фальсифицирует истинное положение вещей в китайской революции, искажает соотношение движущих сил, намеренно затушевывает классовую сущность руководителей, их мелкобуржуазное нутро.
В первые годы после образования КНР многие писатели, приняв за чистую монету демагогический лозунг маоистов о том, что литература и искусство должны в первую очередь служить рабочим, стали создавать произведения о городской жизни, о рабочем классе. Некоторые из них сразу жестоко за это поплатились. Стоило, например, Сяо Е-му правдиво изобразить маоистские «кадры», очутившиеся в городской, «разлагающей» обстановке, как немедленно последовала репрессалия и имя Сяо Е-му навсегда исчезло из литературы и жизни.
Тем не менее в эти годы было создано немало интересных, талантливых произведений.
Одно из них – пьеса Лао Шэ «Лунсюйгоу» – так называлась в Пекине канава, куда стекались нечистоты со всего города. Здесь, на «дне», жили бедняки, трудовые люди столицы. В предисловии к русскому изданию пьесы Лао Шэ писал: «…Я люблю трудовой народ… и мне захотелось воспеть драгоценные качества трудового народа» 1. Пьеса получила всенародное признание, она обошла все драматические театры Китая, по ней был снят кинофильм, демонстрировавшийся с успехом не только в Китае, но и в других странах, в том числе и в Советском Союзе.
Во время спектаклей в Пекинском народном художественном театре, – здесь впервые увидела свет рампы эта пьеса, – аудитория была самая демократическая: рабочие, рикши, мелкие кустари, молодежь, многие жители района Лунсюйгоу, где в дни премьеры на месте засыпанной вонючей канавы разбивали прекрасный парк. Нельзя забыть, с каким энтузиазмом зрительный зал реагировал почти на каждую реплику действующих лиц.
В те дни «Женьминь жибао» (4 марта 1951 года) в статье «Чему учиться у автора «Лунсюйгоу» писала: «Пьеса «Лунсюйгоу» – произведение реалистическое, в ней автор воспевает трудовой народ. Лао Шэ почерпнул в революции новые творческие силы, очень многому научился и, что очень важно, продолжает учиться. И мы хотим пожелать всем работникам литературы и искусства идти по пути, которым идет Лао Шэ». Мог ли тогда автор предположить, что ему, популярнейшему писателю Китая, чья слава давно перешагнула рубежи родной страны, придется наложить на себя руки, дабы не видеть омерзительных фашиствующих молодчиков?
Большим успехом в то время пользовалась и пьеса «Песнь о красном знамени», написанная коллективом авторов, – о жизни рабочих ткацких фабрик Шицзя-чжуана.
Пьеса известного драматурга старшего поколения Ся Яня «Испытание» также получила благожелательную оценку китайской критики. К рабочей теме в ту пору охотно обращались и прозаики. Цао Мин написала повесть «Движущая сила», рассказывающую о восстановлении гидроэлектростанции, которую при отступлении разрушили гоминьдановцы. Китайская литературная критика хвалила эту повесть, отмечая ее художественные достоинства. Несколько лет спустя Цао Мин создает роман «Сквозь ветер и волны».
Привлекли к себе внимание и другие произведения: роман Ай У «В огне закаляется сталь» – о жизни сталеваров и формировании рабочего нового типа, роман Ду Пэн-чэна «В мирные дни» – о строительстве железной дороги.
Нет нужды перечислять многие интересные произведения о рабочем классе, которые появились в первое десятилетие после провозглашения КНР. Упомянем еще лишь талантливые стихи и поэмы Ли Цзи о рабочих-нефтяниках Юймыня, среди которых поэт долго жил, вместе с ними работал и потом описал нелегкий труд этих людей новой для Китая профессии.
Итак, на первых порах китайский рабочий класс получил немало художественных произведений о себе – романов, повестей, пьес, рассказов, стихов. Но это было – повторяем – только в первые годы после провозглашения КНР.
В современном Китае все книги, о которых шла и будет идти речь, запрещены. В течение многих лет всему китайскому народу, в том числе и рабочим, пришлось читать и учить наизусть красный цитатник – евангелие от Мао. Но и его в срочном порядке изъяли из обращения, так как предисловие было написано Линь Бяо.
В течение многих лет маоисты не вспоминали о рабочем классе – было не до этого, в верхах шла ожесточенная, не на живот, а на смерть, борьба за власть. Маоисты несколько лет свергали и развенчивали «второе лицо» в государстве – «двурушника и предателя» Лю Шао-ци и его сторонников. Эта долгая и упорная борьба показала, что в самых высших сферах нынешнего китайского руководства существовала и существует мощная оппозиция, противостоящая Мао и его ближайшему окружению.
Борьба эта отняла у маоистской клики много сил, ряды ее поредели, заколебалась почва под ногами. Большие надежды возлагались на армию, и маоисты начали было выдвигать на все командные посты в стране военных, страна превращалась в казарму. «Вторым лицом» и «местоблюстителем» Мао стал Линь Бяо. Вдруг, в один «прекрасный» день, маоисты забеспокоились – слишком большую силу начал забирать верховный главнокомандующий. Пришлось его убрать, и начался обратный процесс – изымание власти из рук военных. Процесс этот продолжается и в наши дни.
Именно в это время маоисты снова вспомнили о рабочем классе – нужна какая-то опора, хоть и временная. Опять была пущена в ход демагогическая тактика заигрывания с рабочим классом, его снова стали величать «гегемоном революции», «опорой партии», «героическим классом» и т. д. Тщательно отобранных «передовых представителей рабочего класса» стали выдвигать – разумеется, под неусыпным надзором маоистских ставленников – в марионеточные органы местного самоуправления, вытесняя из них военных. Одновременно рьяно разоблачалась «предательская деятельность» Линь Бяо и «его приспешников»,
Судя по длительности этой пропагандистской кампании и накалу страстей, у Линя было много единомышленников и сторонников.
С некоторых пор в газетах стали появляться вирши, очерки, корреспонденции, заметки, восхваляющие «небывалые трудовые победы» в промышленности. При этом, разумеется, умалчивалось, что уже в течение многих лет значительная ее часть занимается главным образом изготовлением эмалированной посуды, зажигалок, шариковых карандашей, термосов и других товаров, которые идут на международный рынок по бросовым ценам.
А несколько месяцев назад появился очередной «шедевр», вознесенный до небес маоистской пропагандой, – «разговорная» драма «Стальной поток». Некий Сяо Юй – очевидно, молодое дарование, за этой подписью ничего сколько-нибудь интересного не появлялось – представляет названную пьесу таким образом: «…Перед пышущей огнем домной китайский рабочий класс, взявший свою судьбу в собственные руки, уверенно идет курсом развития социалистической индустрии, дает отпор вылазкам империалистов, ревизионистов, реакционеров, подрывным действиям классового врага и выпадам оппортунистов, он не только своими руками производит легированную сталь высшего качества, но и самого себя переплавляет в твердого, как сталь, могучего революционного бойца; такова прекрасная, величественная картина, встающая в «Стальном потоке»…» 2.
Ничего не скажешь, картина действительно величественная: героический рабочий класс «уверенно идет курсом», обозначенным «великим кормчим», и не только на ходу «дает отпор вылазкам… подрывным действиям… и выпадам», но и «себя переплавляет в… бойца» – надежную опору Мао и его группировки.
На таком величественном фоне и действует центральный персонаж сочинения – Чжао Сы-хай. Вот что о нем сообщает автор статьи: «Что за характер Чжао Сы-хай?
Старый мастер Тянь о нем говорит: «Этот парень с детства хлебнул горя», но потом «его поддержала рука партии… Поэтому он и стал замечательным примером представителя рабочего класса. Он горячо любит свой класс, любит компартию, любит великого вождя председателя Мао – и за все это борется…»
Перед нами тот же герой, который в свое время звался «бравым бойцом председателя Мао» Лэй Фэ-ном, заполнял страницы дневника выписками из сочинений Мао и восхвалениями «великого кормчего»; он менял несколько раз имя и профессию, но суть была все та же – бездумно преданный председателю Мао «винтик» или «болтик»-идеальный представитель народа, выкроенный по мерке маоистов.
Сейчас приспело время нарядить образцового героя в рабочую спецовку – маоисты хотят подвести новый, по их мысли, надежный фундамент под оседающее здание китайского Иерихона. Поэтому-то пекинские пропагандисты снова льстят китайскому рабочему классу, пускаются на всяческие посулы – лишь бы натравить его на реальных и воображаемых врагов председателя Мао. Поэтому критик по старой шпаргалке выкликает: «Чжао Сы-хай выступает как представитель рабочего класса, основная черта его духовной сущности – классовое самосознание. Такого рода пролетарские герои, взявшие в свои руки судьбу своего класса, судьбу страны и всего дела революции, – опора нашего государства диктатуры пролетариата. Множество таких героев – яркое свидетельство претворения в жизнь курса нашей партии. Председатель Мао неоднократно указывал нам: «Рабочий класс – гегемон семисотмиллионного населения нашей страны»; «Необходимо всемерно опираться на рабочий класс». Благодаря личной заботе председателя Мао у нас непрерывно появляются тысячи тысяч таких чжао сы-хаев и их роль в социалистической революции и социалистическом строительстве растет день ото дня».
Не нужно обладать буйной фантазией, чтобы представить себе художественные достоинства этой пьесы, – она напоминает велосипед, который сработали при помощи топора. Но на одно обстоятельство следует обратить внимание. Сочинение это называется «Стальной поток» – и не случайно. Дело в том, что в Китае еще со времен Лу Синя огромной популярностью пользовалась книга А. Серафимовича «Железный поток», на ней, как и на других книгах советских писателей, воспитывались многие поколения китайских революционеров. «Железный поток» участники знаменитого Великого похода берегли и хранили во время труднейшего марша наравне с боеприпасами и продовольствием. Сейчас, когда в Китае уже много лет продолжается антисоветский шабаш, маоисты стремятся всеми способами вытравить из памяти народной все, что хоть отдаленно напоминает о «советском» – будь то книга советского писателя, советский станок на чанчуньском автомобильном заводе, с которого уже давно сбито клеймо поставщика, 1-й концерт для фортепьяно с оркестром Чайковского, который так блистательно исполнял китайский пианист Лю Ши-кунь (во время «великой пролетарской культурной революции» озверевшие хунвэйбины перебили ему кисти рук), мост через Янцзы, построенный, как и многие другие жизненно важные объекты, при помощи советских специалистов самых разных профессий.
Как видим, даже самое убогое сочинение могут обязать нести идеологическую кладь, в данном случае, правда, непосильную.
Статья завершается своеобразным «апофеозом» с очень характерным для маоистской прессы суесловием: «Сегодня на земле Китая, озаренной лучами идей Мао Цзэ-дуна, новые цветы пролетарского искусства, подобные «Стальному потоку», пробиваются из почвы, расцветают, составляя вместе с яркими, раскрывшимися навстречу солнцу изумительными цветами образцовых революционных спектаклей многокрасочный, весенний сад ста цветов».
Известно, что подавляющее большинство населения Китая – крестьяне. Поэтому вопрос вовлечения широких крестьянских масс в китайскую революцию имел решающее значение для дальнейших судеб всего революционного дела.
Положение КПК усложнялось еще и тем обстоятельством, что крестьянство было сплошь неграмотной, привязанной к своему клочку земли, арендуемому у помещиков и богатеев, массой. На протяжении многих веков формировалось мировоззрение китайского крестьянина – человека угнетенного, забитого, неграмотного, бесправного – в духе покорности, безропотности перед своими повелителями и господами. И вот этого человека надо было вовлечь в революцию.
На совещании работников литературы и искусства в Яньани Мао, провозглашая свой лозунг, прежде всего имел в виду идеологическое воздействие литературы и искусства на широкие крестьянские массы.
Вначале «служение литературы и искусства крестьянам» дало положительные результаты только в освобожденных районах, так как практическая работа среди крестьянства в районах, которые контролировались гоминьдановцами, фактически не приносила желаемого эффекта.
Бригады работников литературы и искусства – прозаики, поэты, граверы, художники, артисты, музыканты – отправились в деревни освобожденных районов и баз.
Передо мной книги, сборники народных песен, записанных в те времена, альбомы народных вырезок из бумаги, сотни гравюр и новогодних картинок. Все это было создано работниками литературы и искусства с учетом традиционных вкусов и запросов самых широких крестьянских масс. Разумеется, не все было равноценно по качеству, ибо установка была на «обеспечение общедоступности». Другими словами, писатели и художники, композиторы и артисты были обязаны «изучать жизнь народных масс» и создавать произведения, удовлетворяющие однодневные духовные запросы народа, то есть идти на поводу у бескрайней крестьянской массы, зараженной мелкобуржуазными взглядами, феодальными и полуфеодальными пережитками.
В своем «Заключительном слове» Мао рассуждает, правда, о задачах «повышения уровня», но это относится главным образом к «повышению уровня для актива». Барски-пренебрежительное отношение к повышению культурного уровня широких народных масс уже тридцать лет назад показало истинное мелкобуржуазное обличье маоистского руководства, его утилитарно-прагматический подход к искусству, в корне противоречащий марксизму.
Многие из произведений литературы и искусства той поры – непритязательные агитки – скоро были справедливо забыты. Но наряду с ними появились вещи, которые и по сей день не утратили своей художественной ценности и могли бы служить народу.
Напомним несколько произведений о жизни китайского крестьянина, написанных прежде всего для него. Широкой известностью сначала в освобожденных районах, а потом и во всем Китае пользовалась поэма тогда очень молодого поэта Ли Цзи «Ван Гуй и Ли Сян-сян», которая получила поистине всенародное признание.
Всем памятна пьеса «Седая девушка», созданная коллективом авторов. Ее смотрели миллионы китайских крестьян. Пьеса в течение многих лет шла и на сценах советских театров, и советский зритель имел возможность по достоинству оценить это талантливое произведение. Видным событием в истории новейшей китайской литературы стали романы о китайской деревне «Солнце над рекой Сангань» Дин Лин и «Ураган» Чжоу Ли-бо, повествующие о новой жизни трудового крестьянства, о глубоких сдвигах в его психологии.
Три последних произведения были высоко оценены советскими людьми, которые всегда с огромным интересом и симпатией следили за борьбой китайского народа, – эти произведения талантливых китайских авторов были удостоены Государственных премий в области литературы.
Нельзя не назвать и произведений одного из талантливейших писателей Китая, Чжао Шу-ли, – они также хорошо известны советскому читателю. Лучше его никто не знал китайскую деревню, и лучше, правдивее никто не писал о китайском крестьянине. «Женитьба маленького Эр-хэя», «Песенки Ли Ю-цая», «Перемены в Лицзячжуане», «В деревне Саньливань» – вот далеко не полный перечень книг Чжао Шу-ли, полюбившихся китайскому читателю с самым разным образовательным цензом – от неграмотных крестьян, воспринимавших текст на слух, до президента Академии наук. Вот что писал в свое время Го Мо-жо о «Песенках Ли Ю-цая»: «Я опьянен свежестью, здоровьем и простотой сюжета и манерой письма. Здесь новый мир, новые люди, новые чувства, новые нравы, новая культура. Я уверен, что эта повесть способна увлечь любого читателя» Хотите продолжить чтение? Подпишитесь на полный доступ к архиву.