Кто такой Александр Рюхин?. По страницам романа М. Булгакова «Мастер и Маргарита»

Показанный по телевидению в конце 2005 года сериал «Мастер и Маргарита» в очередной раз подогрел неослабевающий интерес к роману М. Булгакова. В этом нет ничего удивительного: роман следует периодически перечитывать, обдумывать, обсуждать, спорить по поводу концепций, событий, героев… Вопросы, возникающие при чтении романа, не всегда находят ответы и часто ставят в тупик. В том числе они касаются и действующих лиц, в достаточной степени загадочных и нерасшифрованных. Немало усилий было затрачено на поиск их прототипов, но не всегда эти разыскания заканчивались убедительной идентификацией. Зачастую их результаты вызывают сомнения, так как бывают основаны большей частью на догадках и предположениях.

В данных заметках речь пойдет о литераторе Александре Рюхине – для невнимательного читателя фигуре малозаметной и фактически никак не влияющей на развитие главных сюжетных перипетий романа. Но раз Булгаков посчитал нужным ввести его в действующие лица, наделил поступками и размышлениями, значит, сделано это было далеко не случайно, значит, и для читателей он должен представлять интерес.

Наиболее проницательные толкователи персонажей «Мастера и Маргариты», как правило, не позволяют себе приписывать черты какого-либо героя одному из реальных лиц. Они видят сумму черт различных конкретных людей в том или ином романном образе. Если одни с уверенностью указывают на Д. Бедного как на прототип Берлиоза, то другие считают, что наряду с советским баснописцем в нем многое взято и от Л. Авербаха, и от Ф. Раскольникова, и от многих других литературных функционеров. Что касается образа Рюхина, то некоторые его как бы раз и навсегда связали с В. Маяковским¹, хотя обоснование такого выбора следует считать не совсем убедительным.

Для того чтобы оценить степень совпадения образа Рюхина и Маяковского, надо для начала хотя бы бегло вспомнить те эпизоды романа, что перекликаются с персоной поэта Рюхина, тем более что они укладываются всего в несколько страниц: Рюхин возникает в момент «умопомрачения» Ивана Бездомного в ресторане Грибоедова и вместе с милиционером и «Пантелеем из буфетной» сопровождает его до клиники Стравинского. В клинике новоявленный пациент, сильно разозлившись на окружающих, вымещает злобу на Рюхине, обзывая его идиотом, балбесом и бездарностью с попутными обвинениями в массе прегрешений: «Типичный кулачок по своей психологии <…> и притом кулачок, тщательно маскирующийся под пролетария. Посмотрите на его постную физиономию и сличите с теми звучными стихами, которые он сочинил к первому числу! Хе-хе-хе… «Взвейтесь!» да «развейтесь»… а вы загляните к нему вовнутрь – что он там думает… вы ахнете!» Ругань Бездомного, как и все случившееся с ним, угнетающе влияет на Рюхина. В расстроенных чувствах возвращаясь из клиники, он задумывается о своемнастоящем и будущем, внезапно ощущая себя скверным поэтом. Попавшийся по пути памятник Пушкину вызывает у него поток завистливо-обывательских суждений о природе поэтического таланта и еще более обостряет чувство собственного ничтожества. Явившись в ресторан, Рюхин окончательно впадает в депрессию и напивается. На этом его история в романе заканчивается.

Какие же доводы выдвигаются в пользу гипотезы Рюхин – Маяковский ее сторонниками? Их в основном три. Они затрагивают как поведение поэта, так и особенности его творчества. Первое обоснование касается обостренных отношений Маяковского с А. Безыменским, что отразилось в скандале в клинике Стравинского (считается почти доказанным соответствие Безыменского образу И. Бездомного²). Второе обоснование связано с неоднократными обращениями Маяковского к Пушкину (поэту и памятнику), в чем находят перекличку с рассуждениями Рюхина. Третье опирается на практику создания Маяковским стихов к праздникам (в частности, к 1 мая 1924 года).

Хотя три названных довода (иногда к ним добавляется факт непростых отношений Булгакова с Маяковским) выглядят несколько натянутыми и недостаточно глубокими, они прочно утвердились в булгаковедении. Правда, сами исследователи, похоже, чувствуют их слабость и иногда допускают такого рода оговорки: «Отношение Булгакова к Маяковскому было сложнее, чем это выражено в образе Рюхина»³.

Чтобы оценить степень узнаваемости Маяковского в образе Рюхина, следует внимательнее присмотреться к эпизодам романа с участием Рюхина для соотнесения их с возможным поведением Маяковского в тех же ситуациях. Во время инцидента в ресторане Грибоедова Рюхин возникает как единственный из многих литераторов, согласившийся сопровождать Бездомного в клинику. Он остается там «крайне взволнованным» представителем общественности до окончательного решения судьбы «заболевшего». Было ли это возможно, если бы Маяковский был Рюхиным, а Безыменский – Бездомным? Конечно, нет, так как между поэтами давно установились не то что натянутые, а откровенно враждебные отношения. Маяковский называл Безыменского «морковным кофе» и писал о нем:

Уберите от меня

этого

бородатого комсомольца!

Десять лет

в хвосте семеня, он на меня

или неистово молится, или

неистово

плюет на меня.

Безыменский тоже не оставался в долгу и обрушивал на противника ответный поток эпиграмм:

Шумел, ревел пожар московский…

Все думали, что Маяковский.

При явном противостоянии логично ли было Маяковского – поэта совершенно иного масштаба и иного круга общения – сделать сопровождающим Бездомного-Безыменского, когда у того наверняка нашлось бы в ресторане немало единомышленников? Да и дальнейшее описание поведения Рюхина в клинике никак не вяжется с тем, как мог бы себя вести Маяковский: «Рюхин побледнел, кашлянул и робко сказал», «вздрогнув», «пугливо озираясь», «сконфузился до того, что не посмел поднять глаза», «похолодел», «испуганно подумал», «вспыхнул от негодования», «тяжело дышал, был красен», «испуганно ответил», «задрожал», «опять вздрогнул», «робко спросил»… Вряд ли можно придумать другие, более неподходящие слова для характеристики поведения Маяковского. Да и «постная физиономия» Рюхина, о которой говорил Бездомный, как-то не стыкуется с внешним обликом Маяковского.

Оскорбления, с которыми обрушился на Рюхина Бездомный, оказались для того полной неожиданностью. Своей внезапностью и необъяснимостью они полностью выбили Рюхина из колеи. Если бы на месте Рюхина находился Маяковский, любая ответная вспышка грубости была бы вполне предсказуемой и даже ожидаемой. И уж никак нельзя представить, чтобы агрессивные выпады Бездомного остались без ответа.

Не стыкуется с поведением Маяковского и финальный эпизод, когда вернувшийся в ресторан Рюхин просит: «Водочки бы мне…» И далее: «…в полном одиночестве сидел сгорбившись над рыбцом, пил рюмку за рюмкой…» Это явно не про Маяковского. Общеизвестно, что он водку не пил и никто не видел его пьяным⁴.

Что касается вопросов, связанных с творчеством Маяковского отношение к Пушкину и написание стихотворений к праздничным датам), то и здесь тоже не так все просто. Пушкинская тема была и остается одной из главных у русскоязычных поэтов. 20 – 30-е годы были временем прихода в поэзию большого числа энергичных, но не всегда подготовленных людей⁵. Для приобщения народа к литературным шедеврам в стране самым широким образом проводились пушкинские дни. С размахом отмечалось в 1924 году 125-летие со дня рождения поэта (Маяковский со своим «Юбилейным» был одним из многих, откликнувшихся на злободневное событие), а в 1937 году – столетие со дня его смерти (когда уже Маяковского не было в живых). Почти каждый советский литератор стремился высказаться на эту тему. Публиковались стихи, интервью, ответы на анкеты, звучали порой парадоксальные мысли и соображения.

Судя по размышлениям Рюхина, его представление о поэзии Пушкина было весьма примитивным («Но что он сделал? Я не постигаю… Не понимаю! Повезло, повезло!»). Оно никак не соответствовало интеллектуальному уровню Маяковского. Ведь поэт знал наизусть огромное количество стихов Пушкина (включая всего «Евгения Онегина») и неоднократно говорил о том, что на них учился, и о своем уважении к поэту⁶. В «Юбилейном» (которое трактуется в пользу сторонников гипотезы Рюхин – Маяковский) поэт объяснялся в любви к Пушкину. Стихотворение запомнилось благодаря яркой образности, необычайности сюжета…

Что касается слов Бездомного о стихах к «первому числу», они могли быть одновременно адресованы большому числу поэтов. В то время создание стихотворных опусов к каким-либо датам было повальным увлечением. Классик советской пародии А. Архангельский даже вынужден был посвятить этой теме цикл пародий «Халтурное» (1928), создав несколько трафаретных стишков к 8 марта, 1 мая, 7 ноября… Написаны они были далеко не в стиле Маяковского. Таким образом, любому, вставшему на путь создания «датских» стихов, пришлось бы выдержать немалую конкуренцию среди коллег по перу. Лозунгов и агиток Маяковский за свою жизнь написал, конечно, немало, но если бы только он один занимался этим делом!

Итак, оказывается, не так уж много общего в образе Рюхина с поведением и творчеством Маяковского, а если и намечаются некоторые параллели, то их легко приписать немалому числу других литераторов. Конечно, можно возразить: нельзя слишком буквально экстраполировать романные образы на судьбы реальных людей – порой бывает достаточно только намеков. Однако Булгаков не был в своем творчестве особенно усердным шифровальщиком.

1. См.: Соколов Б. В. Роман М. Булгакова «Мастер и Маргарита». М.: Наука, 1991; Соколов Борис. Булгаков. Энциклопедия. М.: Эксмо, 2005 ^[↩]
2. Это соображение приходится брать за основу во всех дальнейших рассуждениях.^[↩]
3. Комментарий Г. Лесскиса к роману «Мастер и Маргарита» // Булгаков М. Собр. соч. в 5 тт. Т. 5. М.: Художественная литература, 1990. С. 645 – 646^[↩]
4. Об атом, в частности, писал В. Катаев: «Водку совсем не признавал. С презрением говорил, что водку пьют лишь чеховские чиновники» (Катаев В. Трава забвенья. М.: Детская литература, 1967. С. 169).^[↩]
5. А. Чапыгин в письме к М. Горькому (1926) писал: «Молодые писатели <…> густо невежественны, в этом их смерть» (цит. по: Булгаков М. Письма. Жизнеописание в документах. М.: Современник, 1989. С. 11).^[↩]
6. См.: Маяковский В. Собр. соч. в 8 тт. Т. 4. М.: Правда, 1968. С. 479^[↩]