Критика «на глубине»
«Литература США в 70-е годы XX века». Ответственный редактор Я. Н. Засурский, М., «Наука», 1983, 368 с.
С примерно равным разрывом в десять лет в издательстве «Наука» выходили коллективные монографии, подготовленные сотрудниками ИМЛИ, – «Современная литература США» (1962), «Основные тенденции развития современной литературы США» (1973), «Литература США в 70-е годы XX века» (1983).
Во всех трех книгах объект и задачи анализа схожи: речь идет о литературных итогах соответственно 50-х, 60-х и 70-х годов. Но вместе с тем они отличаются друг от друга методологически, так что в известном смысле их можно рассматривать как вехи становления отечественной американистики в целом.
Первая представляет собой сборник почти невзаимосвязанных очерков-обзоров развития некоторых прозаических жанров и литературоведения США. «Основные тенденции…» явились первой и, бесспорно, удачной попыткой создания многоплановой панорамы литературного десятилетия. Это фундаментальная, цельная книга, где литературная ситуация «бурных шестидесятых» освещена едва ли не с исчерпывающей полнотой. Оттого до сих пор она читается как авторитетный путеводитель по литературной Америке, дающий не только представление о магистральных путях движения прозы, поэзии и драматургии в США того времени, но и разнообразную информацию о всех наиболее примечательных книгах десятилетия. Этой монографией завершался довольно длительный этап в истории нашей американистики – этап эмпирического описания литературного процесса во всем его реальном многообразии. Читая сегодня обе эти книги, мы можем проследить, как шло смещение ракурса критического видения – по пути расширения горизонта исследования, по пути все более экстенсивного охвата эмпирического материала. Монография, посвященная «литературным семидесятым», – еще один шаг вперед, а точнее, вглубь.
Не так давно, рецензируя два исследования по истории литературы США, вышедшие в самом начале нынешнего десятилетия и принадлежащие московским ученым, Д. Урнов обратил внимание на то, что авторов этих книг объединяет общность исследовательской позиции, особый способ критического видения, для которого характерен своего рода «взгляд изнутри», погруженность в массу исследуемого литературного материала, свободное им владение1. Такая же погруженность в материал, этот же «взгляд изнутри» составляет приметную черту почти всех глав-статей рецензируемой монографии.
Здесь невольно напрашивается аналогия с известным рассуждением Ю. Тынянова о путях «жестокой борьбы за новое зрение» 2 на переломных этапах литературного развития. Ю. Тынянов связывал процесс усложнения художественного видения с развитием «литературы на глубине». Можно сказать, что и в истории критики бывают такие же периоды «борьбы за новое зрение», когда, как и в литературе, происходит ломка старых и рождение новых, более сложных форм критического освоения литературной реальности. «Литература США в 70-е годы XX века» – очередной, так сказать, раунд этой «борьбы за новое зрение», конкретнее – борьбы за овладение «взглядом изнутри», упорно ведущейся в последние годы нашими историками американской литературы.
Читателя, взявшего эту книгу в надежде воспользоваться ею как литературно-критическим справочником, ожидает разочарование: авторы менее всего стремились к созданию литературной карты Америки 70-х.
Более того, предполагается, что такого рода карту читатель заранее составил для себя сам. Оттого, наверное, сравнительно мало внимания уделено здесь именно содержанию художественных произведений. Так, Н. Анастасьев в главе о поэтике романа подробно анализирует десять книг. При этом критик почти ничего не сообщает нам о хитросплетениях фабулы, о судьбах героев, о подробностях конфликта, – все эти романы были в свое время отрецензированы у нас (некоторые из них – Н. Анастасьевым), так что задача автора состояла в том, чтобы, не пересказывая содержания этих книг, подробно описать их художественную структуру. И потому анализируемые книги рассматриваются автором в качестве «индикаторов» динамики развития романного жанра на протяжении 70-х годов.
Смысл положенной в основу всей монографии установки сформулирован в названии открывающей ее главы А. Зверева – «Логика литературного десятилетия». Именно «логика», внутренняя механика, глубинные импульсы движущегося литературного процесса – вот что в первую очередь интересует авторов. Отказ от рассмотрения литературной декады в синхронном, горизонтальном разрезе, анализ литературной ситуации в ее динамической неустойчивости, в становлении, проникновение в суть подспудных движущих факторов литературной эволюции – это тоже признак критического исследования «на глубине». Кстати, статьи, где в наибольшей мере проявился метод анализа «на глубине» (обзор А. Мулярчика о преломлении в романе проблем общественно-политической жизни США, статьи С. Чаковского о негритянской литературе, М. Кореневой – о драме, А. Зверева – о поэзии), сближаются и по способу рассмотрения материала: из огромного моря десятков, если не сотен книг, созданных в прошлом десятилетии, берутся небольшие «пробы» – три, пять, семь произведений. Отбираются не просто «хорошие» или «крупные» книги, но наиболее типичные для данного литературного периода. По этой причине, между прочим, авторы статей о прозе лишь мимоходом упомянули имя Дж. -К. Оутс – плодовитой писательницы, выпустившей в 70-е годы чуть ли не двадцать томов, в том числе десять больших романов. То, что творчество Оутс оказалось обойдено вниманием, вовсе не недосмотр авторов, но свидетельство единодушного убеждения в том, что проза Оутс несколько сбилась с магистрального пути движения американской прозы.
Говоря о вырабатываемом в трудах наших американистов последних лет, и в частности в этой книге, «новом зрении» на литературу США, необходимо отметить еще и то, что в статьях А. Зверева, Н. Анастасьева, А. Мулярчика и С. Чаковского о прозе, хотя нередко речь идет об одних и тех же писателях и книгах, оценки этим книгам, а вместе с тем и целым тенденциям литературного процесса выносятся весьма разноречивые. Так, С. Чаковский и Н. Анастасьев придерживаются почти диаметрально противоположных точек зрения На роман Дж. Болдуина «Прямо над головой», а А. Зверев ведет заочный спор с А. Мулярчиком по поводу творчества Г. Видала. Явно расходятся мнения А. Зверева и Н. Анастасьева относительно художественных качеств романа У. Стайрона «Софи делает выбор». Такое разногласие – тоже признак критики «на глубине», характерная черта «нового зрения», восприятия и оценки сложных, спорных, неоднозначных явлений современной западной литературы, Ведь вполне адекватное, подлинно научное постижение текущей, не устоявшейся еще литературной реальности не может не быть пронизано глубоко личным, пристрастным – в хорошем смысле – отношением критика к этой реальности. Помимо всего прочего, разногласие во мнениях, царящее на страницах монографии, становится и побудительным стимулом к дальнейшим размышлениям о судьбах американской литературы, о непростых путях ее развития. 70-е годы уже ушли в прошлое, но перипетии литературной жизни той поры за океаном только теперь начинают осмысляться в полной мере.
Чаще всего возникает в этой связи вопрос об особом художественном качестве литературы, тех ее специфических идейно – эстетических параметрах, которые сообщают всему десятилетию некую законченность, завершенность. Для американской литературы 70-х годов такое «качество» было найдено уже на исходе десятилетия: упрочение реалистических традиций, поворот к реализму. Этот вывод часто звучал на страницах журналов, потом его подтвердили авторы недавней монографии «Новые художественные тенденции в развитии реализма на Западе. 70-е годы» (М., 1982). Этим пафосом проникнуты главы-статьи А. Зверева и А. Мулярчика и в рецензируемой книге. Правда, оговоримся, что вычерчиваемые А. Зверевым и А. Мулярчиком маршруты движения в сторону реализма касаются путей развития романа. А что в других жанрах? В главе «Поэзия» А. Зверев прямо пишет, что для поэзии прошлое десятилетие было «переходным временем», «трудным временем смены» (стр. 297, 324). Не только смены поколений, но и смены идеологических и эстетических ориентиров, причем эта смена далеко не всегда завершалась обретением новых, столь же цельных и устойчивых, ориентиров, как и те, что в течение этого «переходного времени» пересматривались (примером может служить творчество таких крупных поэтов, как А. Гинсберг или Дж. Меррилл). По свидетельству М. Кореневой, интенсивными идейно-художественными поисками было отмечено развитие драматических жанров, причем, как пишет критик, «70-е годы не выдвинули, как предыдущее десятилетие, группы молодых драматургов, произведения которых и явились бы в первую очередь художественным воплощением опыта своего времени… Не появилось в это время и лидера» (стр. 328).
Если же вновь вернуться к роману, то, думается, точнее о сути перемен, происходивших в этом жанре в 70-е годы, сказано в не слишком мажорном отзыве Н. Анастасьева о двух крупнейших «финальных» романах десятилетия – «Песни палача» Н. Мейлера и «Софи делает выбор» У. Стайрона, – отзыве, который может быть распространен на многие другие книги 70-х годов: «…Это столько же победа реалистической литературы, сколько и предчувствие настоящей зрелости» (стр. 139). Да и название написанной Н. Анастасьевым главы – «В поисках формы» – вполне соответствует всему духу литературного десятилетия, отмеченного скорее интенсивными поисками, сопровождающимися как победами, так и поражениями, нежели завоеванием каких-то прочных позиций, закреплением на новых рубежах. В самом деле, родившееся в конце 70-х убеждение наших критиков в том, что американские писатели решительно повернули к реализму, основывалось на примерах таких книг, как «Осенний свет» Дж. Гарднера, «Молитвенник» Дж. Дидион, «Фолконер» Дж. Чивера, «Песнь Соломона» Т. Моррисон, «Песнь палача» Н. Мейлера. То было и впрямь «предчувствие» большой реалистической литературы.
Но насколько оно оправдалось? Насколько прочными оказались те высоты, которые были завоеваны авторами названных романов? Сделав серьезные заявки на овладение большими социально-философскими темами, на обращение к эпически-масштабной проблематике, ни Дж. Гарднер, ни Дж. Чивер, ни Т. Моррисон, ни Дж. Дидион, ни Н. Мейлер не сумели удержаться на этих высотах: книги, опубликованные ими на рубеже 70 – 80-х годов, оказались менее масштабными, менее значительными. Более того, в каком-то смысле их новые книги стали повторением уже ранее «отработанного» опыта…
Несколько особняком в монографии стоят главы о документальной прозе (Е. Стеценко) и литературе малых этнических групп – индейцев и чиканос (А. Ващенко). Положение авторов этих двух глав было довольно сложным: они выполняли задачу первопроходцев.
Е. Стеценко, по сути дела, впервые создала не только панораму становления, но и типологию документализма в литературе США. А. Ващенко наметил пути освоения доселе неизвестного литературного массива. Объект анализа диктовал критикам способ исследования: обе эти статьи получились описательно – классификационными. Но первый шаг сделан, и надо надеяться, что углубленное изучение этих двух областей современной литературы США будет продолжено.
Что же касается глав, посвященных литературе модернизма (Т. Морозова) и «рабочей теме» (А. Дармодехина), то, как мне кажется, они не вполне удались, точнее – не «вписались» в общий контекст монографии. Причина в том, что в обеих сказалась методологическая недостаточность принципа анализа, надо прямо сказать, устаревшего принципа.
В обеих главах речь идет о явлениях, если не очень хорошо, то, во всяком случае, достаточно хорошо знакомых всем, кто интересуется американской литературой: и о модернизме, и о «рабочей теме» у нас написано немало. Т. Морозова предлагает вниманию читателей обзор творчества ряда представителей модернистской литературы, рассказывая о содержании произведений Т. Пинчона, Дж. Барта, Дж. Хоукса (подробно), а также У, Берроуза, Д. Бартельма, Дж. -П. Донливи, Дж. Кейджа (бегло). Напрашивается вопрос: неужели современный американский модернизм исчерпывается лишь своей самой очевидной разновидностью – прозой бывших «черных юмористов», с которой, кстати говоря, нас несколько лет назад познакомил А. Зверев в монографии «Модернизм в литературе США» (М., 1979)? Возникает тут и другой, более серьезный вопрос: было ли выработано – а если было, то в чем заключается – новое эстетическое качество американского модернизма образца 70-х? Эти вопросы, к сожалению, остаются без ответа. И, прежде всего, потому, что у Т. Морозовой все свелось к эмпирическому описанию, к своего рода инвентаризации (да и то неполной) книг – к снятию только верхнего слоя литературного процесса. В статье А. Дармодехиной издержки эмпирически описательного метода сказались с особой наглядностью. Элемент описательности здесь полностью вытеснил элемент аналитичности: ее статья – это лишь пересказ содержания, причем зачастую даже тех произведений, которые были переведены на русский язык.
Обе эти статьи, на мой взгляд, по-своему поучительны: они свидетельствуют, что сегодня уже недостаточно того, что вполне устраивало еще лет десять назад, – тщательного изучения литературной эмпирии. Метод критики «на глубине», столь успешно примененный исследователями реалистической прозы, поэзии и драмы, необходимо применять и в других случаях, когда накопленный опыт критико-литературных исследований позволяет это сделать. В случае с модернизмом и с социалистической литературой США такая возможность есть. В частности, анализ «рабочей темы», как кажется, было бы эффективно вести, разрабатывая проблему социальной типологии американского литературного героя. Вопрос этот давно стоит перед нашей литературной наукой, ибо фундамент для такого рода исследования уже заложен многими работами о литературе «потерянного поколения», о пролетарской литературе 30-х годов, о «военном» и «молодежном» романе послевоенных лет.
Две эти главы выпадают из структуры монографии. Надо надеяться, что они послужат отправной точкой для дальнейшего поступательного движения критической мысли. И, перефразируя цитировавшиеся уже слова одного из авторов этой монографии, можно сказать, что в целом эта книга явилась столько же уверенной победой критики «на глубине», сколько и предчувствием ее грядущих побед.