«Как мы пишем». Ответы на анкету

В NN 5 и 7 нашего журнала за этот год опубликованы ответы ряда писателей на анкету следующего содержания:

1. В каком возрасте Вы начали писать и с какого времени считаете себя Профессиональным литератором?

2. Когда Вы начинаете свой рабочий день? Как он строится? Сколько времени Вы проводите за письменным столом, пишете от руки или на машинке?

3. Как Вы относитесь к писательскому блокноту, записной книжке, дневнику? Считаете ли Вы эти вещи нужными, или достаточно того, что Вам приходит в голову в самом процессе написания произведения?

4. Работая над своими романами, Золя заводил «личное дело» на каждого героя, вырабатывал точнейший план всей вещи. Как поступаете Вы? Есть ли у Вас план книги в целом, планы глав, эпизодов? Или вещь создается в процессе творчества, то есть герои, становясь «живыми», поступают сообразно своим характерам и убеждениям?

5. Как, по Вашему мнению, советский писатель может и должен учиться у классиков русской и мировой литературы?

6. Как пользуетесь Вы богатствами народной речи, фольклором – загадками, пословицами, сказками?

7. Как Вы относитесь к помощи одного писателя другому? Считаете ли возможным «совать нос», по выражению Горького, в рукопись товарища? Как Вы помогаете молодым?

8. Следует ли считать необходимым соответствие между тем, что писатель проповедует в своем творчестве, и его личным поведением?

9. Что нового внес XXII съезд КПСС в Ваше понимание писательского долга?

10. Ваши ближайшие творческие планы.

В этом номере мы заканчиваем публикацию полученных ответов.

Чингиз АЙТМАТОВ

1. Я начал писать довольно поздно, двадцати четырех лет. В этом возрасте М. Шолохов уже создал бессмертный «Тихий Дон». От этой мысли я подчас теряюсь: вероятно, большие писатели сразу глубоко пашут большое поле, а такие, как я, долго возятся на грядках. Стремлюсь к тому, чтобы моя грядка была хорошо возделанной, урожайной. В профессиональные писатели мне еще надо выходить.

2. Я знаю, что очень многое теряю оттого, что не могу установить твердый распорядок рабочего дня. Но я работаю в газете и пишу для себя, когда придется. Наверное, это очень плохо. Но зато, если дорвусь до стола и пишется, сижу по двенадцать – четырнадцать часов и бываю счастлив, когда смертельно устаю. Я не могу заставить себя писать на машинке, не могу понять тех, кто пишет на машинке. Наверное, отстаю от темпов жизни.

3. Для того чтобы систематически вести блокнот, надо быть человеком аккуратным, прилежным. У меня, к сожалению, нет таких качеств. Есть у меня общая тетрадь, куда я время от времени записываю что-нибудь нужное для себя. Думаю, что блокнот вести надо, это по крайней мере чем-то поможет, вреда от этого не будет. Конечно, в процессе творчества очень многое приходит в голову, а то какое же это будет творчество? По заданной программе работают разве что роботы.

4. Мне трудно ответить на этот вопрос. У каждого есть, наверное, свой индивидуальный метод. И даже для каждого отдельного произведения у автора может быть отдельный подход. Я знал одного товарища, который разрабатывал детальный график выхода и ухода героев со сцены. Сомневаюсь, чтобы это очень помогало.

5. Он, по-моему, просто должен хорошо знать творчество предшественников и впитать в себя все лучшее из созданного до него. Писателя, не усвоившего наследия прошлого, мне кажется, не может быть.

6. Специальной задачи в этой области я для себя не ставлю. Пользуюсь фольклором в том случае, если есть в этом необходимость, если это к месту и слову.

7. Помощь может быть, по-моему, только одна: всегда правдиво и честно высказывать товарищу свое мнение о его произведении.

8. Желательно, чтобы такое соответствие было. Но достигают его очень немногие. А вообще, кто его знает, жизнь очень сложна!..

9. Писать лучше, на новом уровне, пользоваться всем тем творческим простором, который открыл нам XXII съезд КПСС.

10. Больших планов нет. Буду писать повести и рассказы о наших днях.

г. Фрунзе

Тахави АХТАНОВ

1. Когда мне было пятнадцать лет, я опубликовал в районной газете первое свое стихотворение. С тех пор начал писать стихи и рассказы. Но большинство из них не опубликовано. Затем некоторое время занимался художественным переводом и критикой.

Сейчас работаю в прозе и драматургии. Почувствовав необходимость всецело заняться творческим трудом, с 1956 года я стал профессиональным литератором. Но считаю ли я себя им, – на этот вопрос мне трудно ответить.

2. Рабочий день начинается по-разному. Раньше больше работал по вечерам – до трех-четырех часов ночи, так как днем был занят на службе. Эта привычка сохранилась еще на несколько лет и после того, как у меня стало свободным и дневное время. Сейчас вхожу в Колею. Начинаю работу в девять часов утра. Трудно сказать точно, сколько времени я провожу за письменным столом, в основном шесть-семь часов. Но бывает и десять-двенадцать часов. Пишу только от руки, причем очень мелко и тщательно.

3. Блокнот ношу при себе, но не часто вношу туда записи. Блокнотные записи почему-то не «вписываются» в произведение, хотя в момент, когда их записываешь, они кажутся очень интересными.

4. План произведения созревает в голове. На бумагу я его не переношу. Он дополняется в процессе работы. Когда работаю, держу около себя записную книжку, куда заношу мысли, фразы и пр., которые войдут в последующие главы или акты.

5. На этот вопрос трудно ответить. По-моему, он должен просто впитать их в себя, а писать своеобразно.

6. Я очень люблю пословицы, афоризмы. В нашей казахской литературе нет особо большой разницы между «народным» и «литературным» языком.

7. В основном скептически. Но я много читаю произведения молодых писателей. В рукопись правку не вношу. Когда начинающий писатель понимает мысль, дальше мы начинаем думать и искать вместе. Иногда это дает положительные результаты.

8. Следует, если его, это соответствие, не понимать поверхностно.

9. Чувство гражданского долга. Чувство ответственности. Стремление бороться со всем тем, что мешает советским людям в жизни, работе, быту.

10. Работаю над новым романом. Тема? Затрудняюсь точно сказать. О новом стиле руководства, – вообще о том новом, что сейчас входит в нашу жизнь.

г. Алма-Ата

Григорий БАКЛАНОВ

1. Писать начал после войны, в 1946 году, то есть двадцати трех лет. Профессиональным литератором считаю себя с 1954 года.

2. Обычно в девять утра и работаю до двух часов дня. Когда вещь подходит к концу, работаю еще и вечерами, то есть с пяти часов допоздна. Летом рабочий день начинается раньше.

Прозу пишу от руки.

3. Очень жалею, что не вел на фронте ни дневника, ни записной книжки. Но тогда я не думал, что буду писать когда-либо. И вот многие подробности тех лет забылись.

Записную книжку, дневник вести надо. К сожалению, сам я веду их нерегулярно.

4. Как правило, начиная работать, я уже всю вещь представляю себе в общих чертах. Иногда даже знаю последнюю фразу. Но никаких «личных дел» на героев, никаких точнейших планов вещи или глав не завожу, так как в процессе работы очень многое меняется, входят новые герои, а с ними и новая жизнь. На мой взгляд, гораздо дороже найти точную интонацию главы, глав, всей вещи в целом. Тогда все оживает. Неукоснительное соблюдение единожды выработанного плана способно только убить эту живую струю.

5. Прежде всего учиться у классиков. Учиться, чтобы по-своему рассказать о своем времени.

6. Привычка слушать живую речь, отбирая в ней самое драгоценное, думается, выработана у каждого писателя.

Пословицы, поговорки люблю читать и читаю часто. Люблю частушки. Не надо только стремиться тут же использовать их.

7. Охотно помогаю, читаю рукописи. Людям близким даю читать свои рукописи.

8. Разумеется, следует.

9. XXII съезд КПСС не только поставил величайшие задачи, но и напомнил каждому о его гражданском долге. Писательский долг – это и есть прежде всего гражданский долг.

10. Работаю над повестью «Июль сорок первого года» – о первых месяцах войны, что явствует из названия, и над повестью «Чужой» – о наших днях.

Георгий БЕРЕЗКО

1. Мне было девять лет, когда я написал стихотворение или, вернее, нечто, казавшееся мне стихотворением. Нечто начиналось так: «Барабанщик забил в барабан…» Мое пристрастие к военной теме проявилось, как видите, довольно рано. Потом я писал много, писал стихи, которые никто не печатал, статьи, очерки, рецензии, киносценарии. Но понадобилось переменить ряд профессий, побывать на войне, много видеть, чтобы только к сорока годам стать профессиональным литератором. Вероятно, раньше у меня и не имелось для этого достаточных оснований.

2. Пишу по утрам и стараюсь, чтобы на том коротком пути, который проделывается от постели к письменному столу, ничто не отвлекало, не рассеивало внимания – ни телефонный звонок, ни книга, ни разговор о чем-либо постороннем. Над своей прозой работаю часа четыре. Затем приходят на смену другие занятия: чтение, письма и т. д. Немалое время, увы, отнимают всевозможные заседания. Но без них, очевидно, тоже нельзя. Литератор по самому характеру своей работы – одиночка, и ему полезно поэтому чаще выходить из дому. Я не говорю уже о полезности всяческих поездок, всяческого общения с людьми. Пишу я от руки, пером, завидуя и дивясь любителям машинок.

3. По-видимому, без каких-то записей «для памяти» обойтись просто невозможно. Но вести эти записи систематически, изо дня в день, я никогда не умел, о чем искренне сожалею. Иногда в поездках, собирая «материал» для задуманной книги, я в конце каждого дня пишу для себя – и только для себя – как бы письмо о том, что я увидел и услышал. Потом, вернувшись из поездки, я перечитываю свои письма к себе и чаще всего досадую на то, что был недостаточно обстоятелен в описаниях.

4. Обычно особенно трудными бывают первые страницы и первые главы. Здесь почти все еще тебе не известно: и характеры твоих героев, и их внешний облик, даже их имена. Все только рождается, возникает. Вот почему составление предварительного, точного плана романа представляется мне удивительным подвигом. Вероятно, это некое особое, индивидуальное свойство воображения. Мне видится вначале только самое общее движение вещи, «как сквозь магический кристалл». Но в чем, думается мне, необходима полная ясность – это в звании того, что, собственно, ты намерен сказать. Идея книги – это авторский компас. По крайней мере так бывает у меня.

5. Писатель должен быть также неутомимым читателем. Но я заметил, что довольно опасно – в профессиональном смысле – читать плохие или даже посредственные книги. И хотя я не думаю, что дурной вкус, бедность воображения, бедность мыслей – вещи заразительные, но и вкус, и воображение, и мысль требуют постоянного воспитания. Плохо написанная книга, недостатки которой слишком очевидны, как бы притупляет бдительность, то есть требовательность. Между тем литератору полезно находиться в постоянном поиске, в постоянном напряжении. И великие писатели прошлого учат прежде всего тому, что никого не надо повторять.