Из переписки с М. Гаспаровым (1974-1978)

О своих отношениях с Михаилом Леоновичем Гаспаровым я уже писал на этих страницах (см.: [Смит 2006]). Наша с ним переписка началась по моей инициативе в мае 1971 года и продолжалась, то с большей, то с меньшей интенсивностью, вплоть до кончины М. Л. в ноябре 2005 года. Первые письма я писал ему по-русски, а примерно через год перешел на английский. Я познакомился с Гаспаровым лично в Москве 13 октября 1972 года в ИМЛИ.

С 1971-го до 1979-го я преподавал в Бирмингемском университете, переехав туда из Ноттингемского университета, где я работал с 1964 года. В 1960-е и 1970-е годы я занимался главным образом историей русской строфики ХVIII века, но в более широком плане интересовался современным русским стиховедением, в котором М. Л. играл ведущую роль. В письмах первых двух лет я прежде всего искал у М. Л. информации для своей библиографии новых советских публикаций, свидетельствующих о самых ранних шагах этого обновления¹. В дальнейшем я заинтересовался стихосложением Ходасевича, Цветаевой и метрическим репертуаром русской эмигрантской поэзии. По всем этим темам мы с М. Л. обменивались информацией, идеями, планами текущей и будущей работы.

В моем архиве сохранились копии далеко не всех моих писем, адресованных М. Л. Из того, что у меня хранится, для настоящей журнальной публикации я позволил себе сократить чисто фактические пассажи, например перечни литературных произведений. Такие купюры я отмечаю угловыми скобками и при необходимости вкратце объясняю, что именно было опущено. В письмах Гаспарова я также выпустил то, что не имеет первостепенной важности. В примечаниях я позволил себе привести несколько примеров дарственных надписей Гаспарова в книгах, сохранившихся в моей личной библиотеке.

В сентябре 1974 года я получил от М. Л. экземпляр его первой обобщающей книги по истории русского стиха, подытожившей его научную работу предыдущего десятилетия, «Современный русский стих: Метрика и ритмика» (М.: Наука, 1974), и написал рецензию, машинопись которой прислал Гаспарову, оговорив, что она написана не для специалистов. Отзыв его был такой:

20.11.1974

Dear Gerald,

я был бесконечно тронут, прочитав Вашу рецензию на мою книгу. Конечно, я не надеюсь, что почтенное издание, для которого она написана², заинтересуется русским стиховедением и напечатает ее; конечно, я хорошо вижу, как преувеличиваете Вы ее достоинства; но дороже всего для меня другое. Я и в самом деле хотел, чтобы моя книга получилась такой, какой Вы ее описываете; и если Вы, не зная о моих намерениях, сумели описать их так точно, то это значит, что мне хотя бы до некоторой степени удалось их осуществить. Спасибо! В Америке рецензию на нее собирается писать Тарановский³, в СССР, может быть, тоже будут отклики⁴.

Как Ваши дела по ХVIII веку? Я начал делать подсчеты по русской рифме⁵, чтобы точными цифрами подкрепить или исправить утверждения Жирмунского⁶, дело идет медленно, потому что материал для меня непривычен, но кое-какие интересные данные уже есть. Мне самому эти подсчеты сразу помогли развить собственный слух: три года назад я в стихотворных переводах еще пользовался такими «приблизительными» рифмами современного типа, которые теперь уже кажутся для перевода старинной поэзии недопустимыми. К сожалению, сделанного уже не исправишь. Сейчас печатается сборник моих переводов из средневековых вагантов; через год, наверное, он выйдет в свет⁷ <…>

Весь Ваш М. Гаспаров

Копии моего ответа не сохранилось в моем архиве. Где-то в начале следующего 1975 года я получил от Гаспарова новогоднюю открытку:

Dear Gerald,

в конце декабря я был с докладами в командировке в Ленинграде, и там мне вдруг сказали: «Знаете ли Вы, что в TLS напечатана рецензия на Вашу книгу?»⁸ Я ответил: «Рецензию, по-моему, знаю; но что она напечатана, этого я нимало не предполагал». Вернулся в Москву и тотчас получил Ваши бандероли. Еще раз спасибо! Видно, я недооценивал разносторонности интересов TLS. Что же касается самой рецензии, то могу лишь повторить то, что уже писал Вам: мне много еще придется работать, чтобы оправдать Ваши добрые и проницательные слова.

Всего хорошего Вам в Новом Году! Из библиографии Лилли и Шерра, составленной для Холшевникова⁹, я узнал, что Ваши статьи о Позднееве¹⁰ и о логаэдах Цветаевой¹¹ уже в печати, и порадовался надежде скоро с ними познакомиться. Я сейчас торопливо делаю подсчеты по русской рифме — так сказать, подкрепляю цифрами суждения Жирмунского. Мне при этом приходит в голову мысль, что в XVIII веке не орфография влияла на русскую рифму, а наоборот, рифма на орфографию: все рифмы были точными, потому что неустойчивость орфографии позволяла для каждой подобрать графически точный вариант. А когда в XIX веке орфография стала устойчивей, то многие из этих рифм превратились из-за этого из графически точных в графически приблизительные; по аналогии это породило и другие приблизительные рифмы, и т. д. Но об этом я надеюсь еще посоветоваться и с Вами и с другими специалистами по XVIII веку.

<…> Всего хорошего!

Ваш М. Гаспаров

Как явствует из нижеследующего письма Гаспарова, я ему написал очередное письмо 13 января 1975 года, но, к сожалению, копии в моем архиве не сохранилось. Он ответил так:

9.02.1975

Dear Gerald,

большое спасибо за письмо от 13 января и за статью о стихе Ходасевича¹². Книжку В. Западова я Вам отправил почти тотчас по получении письма; надеюсь, что Вы ее уже получили¹³. Я рад, что эта книжка вышла, потому что решительно не согласен со взглядами автора, — как и Вы, насколько я помню. Теперь с ними можно будет спорить в открытую¹⁴. По неудачности применения статистики к малым и сверхмалым порциям текста работа Западова более всего сходна, по-моему, со статьей Кондратова о 4-ст. ямбе Заболоцкого, напечатанной когда-то в польском сборнике «Поэтика и математика»¹⁵. Но разумная мысль у него есть — в том, что касается необходимости раздельного подсчета ритма по различным жанрам. Общей картины это не переменит, а уточнить ее может.

В письме Вашем меня немного встревожили слова о «химере полного охвата материала», во имя которой Вы откладываете завершение работы по стиху ХVIII века. Я знаю много случаев, когда из-за чрезмерной щепетильности исследователя, располагавшего 95 % материала, а стремившегося располагать непременно всеми 100 %, ценнейшие исследования так и оставались ненаписанными или недописанными. В старшем поколении таков был М. П. Штокмар¹⁶, а в нашем — П. А. Руднев¹⁷. Очень хочу надеяться, что Вашу работу не постигнет такая судьба. Не призываю Вас немедленно завершать ее во что бы то ни стало — только потому, что Ваша лишняя поездка в Москву и Ленинград была бы мне корыстно очень приятна возможностью лишней встречи и беседы с Вами¹⁸.

Статья о Ходасевиче мне понравилась. Повторяя схему статьи Бейли о Случевском¹⁹, она дает хороший образец и для будущих подобных работ. Главный ее недостаток от Вас не зависел: это отбор материала. Я не видел издания, которым Вы пользовались²⁰; но, судя по Вашему описанию, Ходасевич был непомерно строг к себе, отбросив чуть ли не все стихотворения из «Молодости» и «Счастливого домика». А их было бы интересно включить в исследование: как кажется (под рукой у меня их нет, говорю по памяти), их метрический репертуар был ближе к среднему облику поэзии 1900-1910-х годов, и «антиэволюция» Ходасевича от этого порога была бы картинней, чем от того, который он сам поставил в своем «Собрании стихов». Доступны ли Вам издания четырех сборников Ходасевича? Я не уверен, что смог бы достать для Вас светокопии, но я мог бы сам сделать и прислать Вам подсчеты по недостающим вещам. Напишите, если нужно.

<…>

Очень интересны приводимые Вами подсчеты по метрическому репертуару двух поколений эмигрантской поэзии²¹. Антологию «На Западе» я когда-то видел и думаю, что для первой прикидки ее материала достаточно²². Дальнейшая же Ваша работа вызывает у меня лишь преклонение: я очень хорошо представляю, что достать тексты здесь так же трудно, как достать тексты ХVIII века. У нас, к сожалению, тоже: я когда-то попробовал было обследовать эмигрантский дольник 1920-1940-х годов по московским фондам, но это оказалось безнадежно. Тарановский когда-то рекомендовал моему вниманию трагедию Н. Недоброво «Юдифь», посмертно опубликованную в «Русской мысли», кажется, в 1919-м, в Софии: неоклассицистическую трагедию александрийским стихом²³. Мне так и не удалось ее увидеть; а интересно, каков ритм ее 6-стопника! Может быть, это попутно заинтересует и Вас как попытка реставрации стиха ХVIII века.

Я сейчас пересчитываю — по следам Жирмунского — статистику русской рифмы ХVIII-XX веков: йотированной, приблизительной и неточной. Кое-какие закономерности выступают при подсчетах яснее, чем их решался формулировать Жирмунский; но в целом, чем больше проверяешь, тем больше убеждаешься в высоком качестве его работы. Я еще надеюсь обсудить с Вами очень интересующий меня вопрос: насколько существенна для формирования репертуара русских рифм была орфографическая неустойчивость ХVIII века? А пока хочу поделиться лишь одним наблюдением — дополняющим открытие Уорта насчет богатых рифм Сумарокова²⁴. Он прав: Сумароков культивировал их с исключительной заботой, и ученики Сумарокова, хоть и не столь усердно, следовали за ним: и Майков, и Херасков, и даже антагонист сумароковцев — Петров, и, кажется, Муравьев. Обрывается эта забота на Державине: после произведенного им землетрясения в русском стихосложении на протяжении всего XIX и нач. ХХ века, от Жуковского до Брюсова, показатель обеспеченности рифмы опорными звуками держится на уровне в 3-4 раза ниже, чем в ХVIII веке: вероятно, на естественном языковом уровне (по моделям я еще не проверял). Возобновление интереса к опорным звукам в начале ХХ века обнаруживают — из обследованных мною — впервые три поэта: Анненский, В. Иванов, Кузмин. Вот уж кого не ожидал я встретить в предшественниках «левизны рифмы» Маяковского и Пастернака! А на другом конце истории русской поэзии интерес к опорным звукам несомненен у Тредиаковского; здесь он — прямой предшественник Сумарокова, Ломоносов между ними — провал. Это объяснимо: Ломоносов воспитывался на немецкой поэзии, равнодушной к «богатству рифмы», Тредиаковский и Сумароков — на французской, культивировавшей его. Но в ХХ веке? Что Анненский и Кузмин учились на французах, не удивительно, но откуда это у Иванова с его германской выучкой? Очень много интересного, очень много еще предстоит считать, и все дальше отодвигается «История русского стиха», которую я еще надеюсь написать и для которой делаю эти подготовительные обследования²⁵.

Всего Вам самого лучшего!

Весь Ваш М. Гаспаров

В своем ответном письме от 18 февраля 1975 года я писал о работе Западова, поблагодарил Гаспарова за замечания о Ходасевиче и сделал несколько замечаний по вопросам рифмы поэтов XVIII века. Дальнейшее обсуждение этих вопросов имело место во время очередной моей поездки в СССР; в середине апреля я был в Ленинграде, а с 23 марта по 10 апреля и с 24 апреля по 3 мая находился в Москве. Несколько раз беседовал с М. Л. Вернувшись в Англию 3 мая 1975 года, снова прислал ему материалы и черновики текущей работы. Копии письма у меня не сохранилось. Ответил М. Л. так:

16.05.1976

Dear Gerald,

я получил и Вашу статью о микроанализе 4-ст. ямба у Ходасевича²⁶, и следующее письмо Ваше от 3 мая. Спасибо за внимание и очень интересную статью. Вопрос о «микроанализе» стиха, по-видимому, сейчас все больше выдвигается на первый план: кроме упомянутых Вами в примеч. 5 работ Западова и Викери²⁷ (в оценке которых я с Вами согласен) и работы А. Кондратова в польской «Поэзии и математике» 1965 года о Заболоцком (Вы о ней забыли упомянуть, но она не лучше)²⁸, сейчас печатается в Ереване статья Р. Папаяна о ритмике лицейского ямба Пушкина, сгруппированного по содержанию стихотворений²⁹ (тоже малоудачно); а К. Тарановский сейчас совместно с Прохоровым готовит статью о ритмических различиях отдельных групп произведений в Псалтыри Тредиаковского³⁰. — Главная опасность таких микроподсчетов — в том, что средние показатели малых выборок могут быть ненадежны; приходится высчитывать для них доверительный интервал вероятной ошибки по формуле L=t/vkσ. Я плох в математике, и такие подсчеты могу делать только со справочником в руках; однако для Вашего материала по 4-ст. ямбу я сделал такой подсчет, и он подтвердил надежность Ваших результатов: полосы доверительных интервалов для трех типов ямба не перекрывают друг друга. Вот что у меня получилось³¹: «восходящий» тип: 70,2±0,4; 86,8±0,5; 36,0±0,4; «уравновешенный» тип: 79,1±0,9; 81,8±0,4; 35,1±1,0; «нисходящий» тип: 84,0±0,9; 72,9±0,8; 45,1±1,2.

Отличие моих средних показателей от Ваших объясняется тем, что у меня не было пяти стихотворений из просчитанных Вами (трех «Соррентинских заметок», «Не верю в красоту земную» и «Бывало, думал: ради мига»); и, наверное, кое-где могли быть расхождения в тонировании отдельных строк <…>

Самая интересная часть Вашего материала, по-моему, это дифференцированный анализ ритма отдельных строк четверостишия (насчет словоразделов у меня пока есть сомнения: не слишком ли малы исходные цифры). Хорошо сформулировано на стр. 10-11, что в восходящем типе вторичный ритм задается последней строкой четверостишия, а в нисходящем — первой.

По рифме Ходасевича у меня были подсчеты для первых двух его сборников; сейчас я сделал еще подсчет для «Европейской ночи» (стихотворения по списку, который я привел в предыдущем письме, до «Соррентинских фотографий», 179 женских рифм, 173 мужских закрытых, 87 мужских открытых). Получилось, действительно, отчетливое движение к консервативной рифмовке: Здесь Гаспаров дает таблицу о рифмах Ходасевича, где в период 1906-1916 годов йотированные рифмы составляют 8,3 %, приблизительные — 27,0 %, а среди неточных женские — 1,2 %, мужские закрытые — 0,0 %, мужские открытые — 0,9 %, и число опорных согласных на 100 рифм 17,0, а для периода 1922-1928 годов соответственно 3,2, 18,4, 0,6, 4,6, 10,0. >

Меньше стало йотированных (очевидно, этот тип рифмы ассоциировался у Х. не столько с Пушкиным, сколько с Брюсовым), меньше приблизительных (хотя, например, у Балтрушайтиса или Сологуба их было еще меньше), зато явились неточные мужские открытые «любви-твои, окружа-буржуа, озаря-я, мои-они» (напоминающие пушкинскую эпоху). Особенно замечательно явное избегание «новомодных» опорных согласных. 17,0 раннего Ходасевича совпадали со средним показателем поэтов XIX века, от Жуковского и Батюшкова до Фета; 10,0 позднего Ходасевича давали в XIX веке только Жуковский (в романсах), Баратынский и Языков, а ниже этого не было ни у кого.

1. См.: [Smith 1973]; перепечатка в кн.: [Ten Russian…] [↩]
2. Еженедельник  TheTimes Literary Supplement  (Литературное приложение к газете «Таймс») выходит с 1902 года.[↩]
3. Кирилл Федорович Тарановский (1911—1993), в то время про­фессор Гарвардского университета. По всей вероятности, рецензии на данную книгу Гаспарова он не опубликовал; за эту информацию я благодарю профессора Барри Шерра.[↩]
4. См.: [Кормилов], [Баевский].[↩]
5. Речь идет об исследовании, опубликованном серийно в разных сборниках (1977, 1979, 1981, 1983) и в окончательной форме вышедшем так: [Гаспаров. Эволюция…]; см. также: [Гаспаров 1997: III, 290—349]. [↩]
6. [Жирмунский]. [↩]
7. Речь идет о кн.: [Carmina…]. В моем экземпляре дарственная надпись: «Джеральду Смиту с любовью и благодарностью от переводчика М. Гаспарова. 25.10.75». Приблизительными рифмами современного типа в этой книге Гаспаров называет такие (выбранные почти наугад): отчие/притчу я; поведаю/следует; времени/имени; невзрачного/непорочного (Фульберт Шартрский, «Стих о монахе Иоанне», с. 277). Общие соображения Гаспарова по этому вопросу см. в разделе «Переводы»: [Гаспаров 2000: 319-326]. См. также: [Scherr]. [↩]
8. См.: [Smith 1974]. Эта рецензия в переводе на русский помеще­на после переписки в настоящем номере «Вопросов литературы». [↩]
9. [Лилли, Шерр].[↩]
10. [Smith. A.V.Pozdneev…]. [↩]
11. [Smith. Logaoedic…]; см. также: [Смит 2002: 117—144]. [↩]
12. [Smith. The Versificationof V.F.Xodaseviј…]; перепечатка в кн.: [Slavic…  373—391];  перевод:  «Стихосложение  В. Ф. Ходасевича (1915—1939)» в [Смит 2002: 75—94]. [↩]
13. [Западов].[↩]
14. См. мою рецензию: [Smith. <Review>…] [↩]
15. [Kondratow]. [↩]
16. Михаил Петрович Штокмар (1903—1965) — автор первой би­блиографии русских работ по стихосложению (1933), а также важ­ных работ по русскому народному стиху (1952) и рифме Маяковско­го (1958).[↩]
17. Петр Александрович Руднев (1925—1996) — стиховед, автор зна­чительных работ о стихе Блока и метрическом репертуаре русской поэзии XIX века[↩]
18. Речь идет о моей кандидатской диссертации, в которой описы­вается строфика русской поэзии с 1685 по 1815 год; я защитил ее в 1977 году (Лондонский университет, заочный отдел). Помимо моей преподавательской и административной занятости тех лет работа над диссертацией задерживалась из­за того, что с материалом (преж­де всего, с периодикой XVIII века) я мог ознакомиться только в цен­тральных книгохранилищах и архивах Москвы и Ленинграда. См.: [Smith 1983]; перевод: «Строфика русской поэзии 1735—1816 гг.» в [Смит 2002: 49—74]. [↩]
19. [Bailey]. [↩]
20. Имеется в виду издание: [Ходасевич].[↩]
21. В статье я приводил как контекстуальный материал цифры о метрическом репертуаре русской эмигрантской поэзии межвоенного периода, впоследствии в расширенном виде послужившие основой для моей статьи: [Smith. The Versificationof Russian…]; перевод см.: [Смит 2002: 203—218]. [↩]
22. [НаЗападе…]. [↩]
23. Первая публикация пьесы: [Недоброво]. См.: http://az.lib.ru/ n/nedobrowo_n_w/text_1919_judif.shtml. [↩]
24. [Worth].[↩]
25. После многих предварительных публикаций книга вышла де­вятью  годами  позже  и  сразу  стала  классикой:  [Гаспаров.Очерк… 1984]. [↩]
26. [Smith 1980].[↩]
27. [Vickery]. В примечании 5 данной статьи Западов не упомина­ется.[↩]
28. [Kondratow].[↩]
29. [Папаян]. Сразу после статьи в том же сборнике напечатан от­клик Гаспарова: [Гаспаров. Ещераз…].[↩]
30. [Тарановский, Прохоров]. [↩]
31. В письме Гаспаров выписывает следующие цифры в форме таб­лицы.[↩]