Игорь Сухих. Чехов в жизни: сюжеты для небольшого романа

Игорь Сухих. Чехов в жизни: сюжеты для небольшого романа. М.: Время, 2010. 416 с.

Чеховская тематика неоднократно фигурировала в исследовательской деятельности И. Сухих.

Жанр документального монтажа, в котором работает Сухих, не нов и уже не вызывает такого острого интереса, как в 20-е годы. Однако в контексте ознакомления с личностью Чехова книга предоставляет массу биографических фактов, неизвестных широкой публике.

В свое время В. Вересаеву (одному из первых писателей, работавших в вышеуказанном жанре) ставили в вину отсутствие в его труде методологии — в книге «Пушкин в жизни» он просто соответствующим образом выстроил события последних лет поэта. Игорь Сухих пренебрег и хронологией. Одни материалы он соотнес с различными аспектами жизни писателя (семья, гимназия, быт), другие — с абстрактными понятиями (вера, власть, эротика), третьи вовсе «привязаны» к конкретным местам, событиям, личностям (Петербург, Мелихово, Бунин). Однако этим смешением фактов достигается определенный эффект — подчеркивается эклектичность натуры Чехова.

И. Сухих словно нарочно стягивает поближе самые противоречивые свидетельства. Например, отношение Антона Павловича к отцу. В письме М. Чехову от 29 июля 1877 года писатель воспевает сыновнюю любовь:

«Отец и мать единственные для меня люди на всем земном шаре, для которых я ничего никогда не пожалею. Если я буду высоко стоять, то это дела их рук, славные они люди, и одно безграничное их детолюбие ставит их выше всяких похвал, закрывает собой все их недостатки, которые могут появиться от плохой жизни, готовит им мягкий и короткий путь, в который они веруют и надеются так, как многие» (с 34).

Однако в беседе с Немировичем-Данченко Чехов признается:

«- Знаешь, я никогда не мог простить отцу, что он меня в детстве сек» (с. 35).

В письме же А. Суворину он отзывается об отце с некоторым снисхождением: «Старик купец тоже не похож на моего отца, так как отец мой до конца дней своих останется тем же, чем был всю жизнь, — человеком среднего калибра, слабого полета» (21 января 1895 года, Мелихово, с. 36).

Не менее неопределенными представляются религиозные взгляды Антона Павловича. Можно сказать, что в книге собраны «сюжеты для небольшой религиозной полемики». Чехов главным образом полемизирует сам с собой. Вот что пишет Бунин о его представлении жизни после смерти:

» — Это суеверие. А всякое суеверие ужасно. Надо мыслить ясно и смело. Мы как-нибудь потолкуем с вами об этом основательно. Я как дважды два четыре, докажу вам, что бессмертие — вздор. Но потом несколько раз еще тверже говорил противоположное: — Ни в коем случае не можем мы исчезнуть без следа. Обязательно будем жить после смерти…» (с. 314).

В другом случае оппонентом Чехову становится Лев Толстой: «Мне же это начало или сила представляется в виде бесформенной студенистой массы; мое я — индивидуальность, мое сознание сольются с этой массой — такое бессмертие мне не нужно, я не понимаю его, и Лев Николаевич удивляется, что я не понимаю» (с. 313).

Автор ставит перед собой целью показать Чехова «с человеческим лицом». Цель эта так же интересна, как и сложна; если судить по приведенным в книге материалам, лицо Чехова даже современникам было мало знакомо. Мы можем сказать лишь, что Чехов находился в постоянном развитии, с каждой метаморфозой опровергая прежние свои убеждения. Но это утверждение, увы, не создает сколько-нибудь цельной картины.

С одной стороны, возникает старый вопрос — чем, собственно, важна личность писателя? Читая писателя, испытываем ли мы потребность знать подробности его биографии? В конце концов, Чехов как писатель и Чехов как личность — это два обособленных друг от друга существа.

Если обратиться к упомянутому выше определению, Чехов не является «культовым» автором. Как пишет И. Сухих в одной из своих работ — «Довлатов и Ерофеев: соседи по алфавиту», жизнь «культового» автора сливается с литературой, становится ее продолжением, мифологизируется. Жизнь Чехова описывается множеством «не», как говорит сам автор. Она «бесфабульна» и «лишена трагизма».

Наверное, именно поэтому Чехов как личность незнаком большинству читателей. С другой стороны, — обрывки бесед и переписка, воспоминания, выдержки — все это рисует нам портрет целой эпохи, дополняет картину маленькими, почти незаметными фрагментами. Если мы ставим целью создать наиболее полную и ясную картину, если, составив общее о ней представление, мы можем уже позволить себе задержать внимание на деталях, — тогда опыты «литературного монтажа» сравнимы с трудом кропотливого археолога, снова и снова перекапывающего отвал в поисках пропущенных артефактов.

Работа Сухих, выполненная в жанре документального монтажа, как раз такова.

В. ПАСЕЧНИК

г. Барнаул