Гофманиана Крошки Цореса и терциада Крошки Цахеса

Предлагаемая работа была первоначально представлена в качестве доклада на конференции, посвященной памяти А. Д. Синявского, состоявшейся в марте 2011 года в Библиотеке иностранной литературы им. М. И. Рудомино. Тема доклада была подсказана чтением сборника «Русский круг Гофмана», составленного по инициативе этой библиотеки. См.: Русский круг Гофмана / Сост. Н. Лопатина (М.: Центр книги ВГБИЛ, 2009). См. также антологию «Серапионовы братья» (М.: Высшая школа, 1994), которая открывается вступительной статьей А. Гугнина «Серапионовы братья в контексте двух столетий» и включает публикацию романа Гофмана и литературных текстов и манифестов участников Петроградского литературного объединения «Серапионы».

О том, что в России литературная братия романтиков и мечтателей издавна считала Гофмана своим, хорошо известно¹. И в середине 1950-х годов, в пору, когда советская культура еще не отряхнулась от хвастовства приоритетом величия отечественной литературы и науки везде и во всем, нужно было обладать сарказмом и ироничностью Н. Берковского, чтобы начинать лекции о немецких романтиках XIX века словами: «Эрнст Теодор Амадей Гофман (Амадеем он назвал себя в память В. А. Моцарта), писатель, художник, музыкант и композитор, родился в Кенигсберге (ныне Калининграде), так что в некотором роде он наш соотечественник».

Привкус разочарования, ностальгии и самоиронии в шутке Берковского нескрываем: ведь уже в 1933-1936 годах он был автором ряда блестящих работ по истории и теории немецкого романтизма, в число которых входила и вступительная статья к тому «Новелл и повестей» Гофмана (с оригинальной и до сих пор не вполне оцененной интерпретацией «Крошки Цахеса»), а к 1946 году успел закончить большую проблемную монографию «О мировом значении русской литературы» (другое название — «Запад и русское своеобразие в литературе: русский стиль, русская эстетика и оценка их на Западе»². Даты написания работ и отстояние от времени публикации говорят о многом: в 1949 году в сервилистско-патриотической статье «Антинаучные измышления под видом диссертаций» А. Лейтес навязал на Гофмана ярлык реакционера, изобразителя расщепленного сознания, воспевающего безумие и аристократическое салонно-декадентское музицирование, характерное для западно-европейской буржуазной культуры³. Уничижительная характеристика Гофмана была составлена Лейтесом из опасных «микроцитат», вырванных из пресловутого доклада Жданова о творчестве Ахматовой и Зощенко, а конкретным адресатом его нападок был А. Шамрай, высоко квалифицированный киевский исследователь литературно-исторических связей между немецким и украинским романтизмом, в 1939-м защитивший докторскую диссертацию о Гофмане как романтике и предшественнике критического реализма. По окончании войны Шамрай начал готовить к печати дополненное и расширенное издание диссертации, но намерение его, разумеется, было пресечено на корню. И в диссертации, и в монографии «Ернст Теодор Амадей Гофман. Життя i творчiсть» (1969) Шамрай многократно ссылался на работы Берковского и оригинальным образом дополнял многие из его теоретических положений, так что у того было более чем достаточно оснований ожидать, что антикосмополитические гонения коснутся и его. Поэтому с 1949 года Берковский отказался от научно-исследовательской работы по компаративистике и исторической поэтике и сосредоточился по преимуществу на преподавательской деятельности, но и там, оберегая и подстраховывая своих наивных аспирантов и соискателей степеней, вынужден был уговаривать их заниматься, скажем, не Фолкнером, а создавать n-ую в ряду публикаций монографию о «Хижине дяди Тома» (таковая диссертация была благополучно защищена, например, Н. Полонской).

Промораживание русской европеистики и в том числе небрежение работами по проблеме «Гофман в России» продолжалось до 1964 года, когда З. Житомирской удалось наконец напечатать библиографию «Гофман. Библиография переводов и критической литературы», включающую данные с 20-х годов XIX до середины ХХ века. Но и после этого русской гофманиане долго еще было нечем похвастать — и главные усилия авторов, которым удавалось протолкнуть свои работы в печать, сводились к тому, чтобы выявить отголоски гофмановских мотивов в русской прозе и «проследить различные формы литературных связей, включающих в себя «не только усвоение, но и творческий спор»⁴, как это сказано в издательской аннотации к книге А. Ботниковой. По непонятным причинам, работая уже в условиях относительной безопасности, Ботникова не замечает совершенно особого подхода Берковского к рассмотрению судеб немецких писателей-романтиков в России. Берковский первым заговорил о своеобразном «избирательном сродстве», когда Гофмана, яркого фантазера-романтика, «чужие» воспринимали как своего и близкого, а «свои» трактовали с известным пренебрежением, как дилетанта и самозванца (слишком доступен, поверхностно-занимателен):

Я сказал бы, что в Германии порою Гофману не желали простить его достоинств: его артистического блеска, его остроумия и юмора, его великой грации, его способности широких контактов с читателями, живости его и жизненности. Все это было малодоступно филологам и критикам, воспитанным на литературе, полной отвлеченности и книжности⁵.

А вот Абраму Терцу / Андрею Синявскому Гофман оказался близок именно этим умением узнавать и сохранять в себе себя — другого, но при этом не требовать от окружающих, чтобы они соглашались с ним и с его «другостью». Он всегда чувствовал и сознавал, что у него, как у Гофмана, с повседневной регламентированной системой были «стилистические разногласия»##Такое определение авторской и биографической позиции было заявлено во время судебного процесса в феврале 1966 года и далее стало ключевым понятием ряда его творческих самооценок. См. статью с одноименным названием «Стилистические разногласия» (Искусство кино. 7 (1989). С. 34-38), публикации в сборниках: Цена метафоры, или Преступление и наказание Синявского и Даниэля / Сост. Е. М. Великанова.

1. См.: Э. Т. А. Гофман. Библиография русских переводов и критической литературы / Сост. З. Житомирская (М., 1964). Исчерпывающая био-библиографическая работа Житомирской была в дальнейшем незначительно дополнена А. Ботниковой в проблемном исследовании «Э. Т. А. Гофман и русская литература (первая половина ХIХ века)» (Воронеж, 1977) и послужила толчком для библиографических и обзорных работ в Германии. См., напр.: Norman W. Ingham, E.T.A Hoffmann’s Reception in Russia. Wtrzburg: Jal-Verlag, 1974. Cheaure Elizabeth. E.T.A. Hoffmann Inszenierungen seiner Werke auf Russischen Bthnen. Heidelberg: Carl Winter Universitbtsverlag, 1979. S. 261-269 (библиография). Cопоcтавление А. Синявского / Tерца и Э. Т. А. Гофмана см. в: Gehak Meta. Formen des Autobiographischen bei Andrej Sinjavskij (Abram Terc) «Golos iz chora», «Kroѕka Cores» und «Spokojnoj noјi» (Mtnchen, 2004). Другие авторы проблемных исследований вопроса будут указаны ниже

   [↩]

2. Гофман Э. Т. А. Новеллы и повести / Сост. и вступит. ст. Н. Я. Берковского. Л.: ГИХЛ, 1936. Расширенную версию работы «Э. Т. А. Гофман», законченную, судя по библиографическим сноскам, к 1967 году и изданную, увы, уже после смерти ученого (1972), см. в кн.: Романтизм в Германии. Л.: Художественная литература, 1973; О мировом значении русской литературы. Л.: Наука, 1975. См. также: Мир, создаваемый литературой. М., СПб.: Наука, 1989; там же — библиография работ Н. Я. Берковского (с. 483-493).[↩]
3. Литературная газета. 1949. 15 октября.[↩]
4. Ботникова А. Б. Э. Т. А. Гофман и русская литература (первая половина XIX века). С. 2.[↩]
5. Берковский Н. Я. Романтизм в Германии. С. 470. [↩]