Ежегодник украинской критики и литературоведения

«Питання української радянської літератури», вип. IV, «Радянський письменник», Київ, 1958, 559стр.

Украинская литература послеXXи XXI съездов партии переживает период большого подъема. Заметен этот подъем также в критике и литературоведении. Вышла в свет двухтомная «История украинской литературы», а также ряд фундаментальных исследований о творчестве Тараса Шевченко и Ивана Франко. Все более значительное место в трудах литературоведов и критиков занимает проблематика современной украинской литературы. Все чаще появляются книги, разрабатывающие вопросы художественной формы – «Современная лиро-эпическая поэма» (В. Иванисенко), «Поэт и время» (Ю. Барабаш), «Драматургическое мастерство» (И. Киселев), «О художественности» (Н. Шамота) и др.

Растут кадры критиков и литературоведов. За последние годы они пополнились рядом новых имен: Юрий Барабаш, Виктор Беляев, Иван Дзюба, Игорь Дзеверин, Виктор Иванисенко, Анатолий Мороз, – работы этих молодых исследователей уже хорошо известны в республике.

Все больше работ украинских литературоведов и критиков публикуется и московскими издательствами. За первое десятилетие после войны в Москве вышло всего лишь девять книг украинских литературоведов. А за последующие пять лет украинское литературоведение и критика представлены в московских изданиях и издательских планах десятками названий: тут сборники статей М. Рыльского и Павла Тычины, книги и статьи А. Белецкого, Л. Новиченко, Н. Шамоты, И. Киселева, Л. Хинкулова, А. Тростянецкого, Б. Буряка, О. Килимника, З. Коцюбинской-Ефименко, А. Чичерина, И. Басса, С. Шаховского и многих других.

Но и этим не исчерпывается список имен и книг, с которыми стоило бы познакомить всесоюзного читателя. Так, нам кажутся вполне достойными перевода на русский язык книги Ю. Ивакина «Сатира Шевченко», Е. Шаблиовского «Шевченко и русская революционная демократия», И. Стебуна «Вопросы реализма в эстетике Ивана Франко», сборник статей Ю. Барабаша «Поэт и время», книга В. Иванисенко «Современная лиро-эпическая поэма» и некоторые другие.

Заметно выросли в объеме и улучшились критические отделы в журналах «Вітчизна», «Дніпро», «Советская Украина». Успешное развитие литературно-критической мысли на Украине повлекло за собой организацию специального журнала-двухмесячника «Радянське літературознавство», а вышедший впервые в 1955 году сборник «Питання української радянської літератури» практически превратился в регулярный ежегодник.

«Питання» в данном случае означает «вопросы», а еще точнее «проблемы». Проблемы эстетики, литературной критики и современной художественной литературы – в центре внимания авторов ежегодника как в трех первых, так и в рецензируемом четвертом выпуске.

«Образ положительного героя в послевоенной прозе», «Традиции русской революционно-демократической критики и украинская советская сатира», «Украинский советский исторический роман», «Горький и украинская советская литература», О современном украинском рассказе» – вот характерные заглавия лучших из статей первых сборников (авторы: Л. Коваленко, И. Дзеверин, В. Беляев, Л. Новиченко, А. Кундзич). В каждой из них, а также в наиболее значительных общетеоретических статьях (Н. Шамоты «О художественной правде», А. Трипольского «Идейность и художественность», в статьях И. Киселева о языке драматургии, И. Дзеверина о специфике сатиры и С. Крыжановского об эстетике социалистического реализма) теоретические проблемы решаются в тесной связи с проблемами художественного мастерства.

В наибольшей степени это достоинство живого разговора о современности и современной украинской литературе свойственно именно последнему, четвертому выпуску ежегодника.

Национальные истоки социалистического реализма – одна из самых острых и злободневных литературно-политических проблем. Как известно, ревизионисты всех мастей единодушно объявляют социалистический реализм выдумкой, искусственным построением, системой норм, навязанных «сверху», чуждых национальным традициям как русской, так и других литератур. Прослеживая возникновение и развитие социалистического реализма в литературах народов Советского Союза, устанавливая внутренние закономерности и причины, породившие его в каждой из братских литератур, мы тем самым выбиваем оружие из рук наших противников. Именно поэтому столь актуальной представляется направленность открывающей четвертый сборник статьи С. Крыжановского «Некоторые проблемы теории социалистического реализма».

К сожалению, наши теоретики, отмечает С. Крыжановский, видят в дооктябрьской литературе только одного представителя социалистического реализма – Максима Горького. Между тем черты нового художественного метода явно обозначились в тот период и в творчестве А. Серафимовича и Демьяна Бедного, Г. Кржижановского и Л. Радина, Ф. Шкулева и Е. Тарасова, Акопа Акопяна и Андрея Упита, Эжена Потье и Мартина Андерсена-Нексе.

О «зародышах социалистического реализма» следует, по мнению С. Крыжановского, говорить и в связи с творчеством И. Франко, Леси Украинки и М. Коцюбинского. Мысль эта не нова для советского литературоведения и, в частности, для украинского. Подобные утверждения были высказаны на Украине около десяти лет тому назад. Но недостаточная изученность наследия этих трех писателей, отсутствие к тому времени цельной концепции литературного развития конца XIX – начала XX веков (а отсюда слабость аргументации) не позволили тогда по-настоящему раскрыть национальные истоки и особенности социалистического реализма в украинской литературе.

Разными путями приходили писатели к социалистическому реализму. Роль социалистического сознания в процессе освоения нового творческого метода была решающей. В статье С. Крыжановского проблема метода и мировоззрения поставлена, но трактуется, к сожалению, без должной четкости. Автор считает, что в создании нового искусства участвовали и те, кто «сознательно поставил свое дарование на службу новым общественным идеям», и те, кто шел «к социалистическому реализму иным путем, в силу самой природы реалистического искусства, в силу искания правды и истины’, так сказать стихийно» (стр. 14 – 15).

Верно, что искания правды должны были подвести писателя к идеям социализма. Но только осознанная приверженность этим идеям формировала в творчестве художника зародыши нового искусства или открывала широкий путь к этому искусству. Разве Франко и Леся Украинка не были – социалистами по убеждению? Разве Коцюбинский вслед за Франко и Лесей не выразил своих симпатий революционным идеям рабочего класса? И не это ли дает право связывать именно с их творчеством возникновение, так сказать, «первичных элементов социалистического реализма»? А стихийные искания правды, если они не подводили писателя к сознательному усвоению идей социализма, оставляли его в привычных границах критического реализма. Ибо социалистического реализма без социалистической идейности, без определяющей роли социалистического идеала не существует.

Аналогичная нечеткость позиций заметна и там, где С. Крыжановский считает возможным говорить как о переходном этапе от реализма критического к социалистическому – о «новом романтизме» и «новом реализме», сложившихся в начале XX века. И хотя в границах того и другого отмечается наличие прогрессивных и реакционных направлений, Горький и Андреев оказались отнесенными одновременно к этому «новому реализму», а романтизм раннего Горького и Леси Украинки причислен к «новому романтизму» вместе с реакционным романтизмом украинских декадентов – Вороного и Олеся. Метод, дескать, один и тот же, только мировоззрение разное.

Несомненное достоинство статьи Крыжановского в том, что основные вопросы, обсуждавшиеся во время дискуссии 1957 года о реализме, рассматриваются в ней на материале украинской литературы, применительно к задачам украинского литературоведения. Справедливо отмечая недостатки нашей теории, «сосредоточившей свое внимание преимущественно на раскрытии идейно-познавательных возможностей социалистического реализма», автор призывает «детальнее исследовать и показать новаторство искусства социалистического реализма в области художественной формы» (стр. 18).

Большинство статей сборника является как бы ответом на этот призыв. В частности, своеобразие и новизна композиционного строения современной украинской поэмы исследуется в статье В. Иванисенко. Тот же С. Крыжановский в лучшем – заключительном – разделе статьи интересно и аргументированно говорит об освоении нашей литературой новых областей прекрасного (поэзия индустриального труда, индустриальный пейзаж, героика революционной борьбы, дружба и единство людей разных национальностей и т. п.).

Безусловной поддержки заслуживает и призыв С. Крыжановского к изучению психологии художественного творчества. Известно ведь, что в прошлом в этой области на Украине делалось немало. Так, единственный в своем роде журнал «Вопросы теории и психологии творчества» издавался в Харькове (1907 – 1923). Можно напомнить, что достойным вкладом славянских ученых в конце XIX века в разработку этой проблемы был трактат Ивана Франко «Из секретов поэтического творчества» (1898). К сожалению, в современном украинском литературоведении и эстетике этот круг тем не пользуется достаточным вниманием.

Против ревизионизма направлена статья молодого украинского критика Анатолия Мороза «О народности в литературе». Ревизионисты твердят, что ленинский принцип партийности якобы устарел, что он будто бы сковывает литературу и что его следует «выбросить за борт». Для нас, пишет А. Мороз, это означало бы «выбросить за борт компас посредине океана» (стр. 33). А. Мороз выступает против упрощенного и вульгаризаторского понимания партийности и народности литературы. Рассматривая эти понятия в их историческом становлении и развитии, он подводит к выводу о слитности, нераздельности их в современной литературе, где «партийность является высшим, опирающимся на прочный философский фундамент марксизма-ленинизма, проявлением народности» (стр. 32). Народность литературы выступает во многих аспектах и прежде всего в двух главных, пишет автор: «в постановке важнейших проблем современной жизни – с одной стороны, и в раскрытии психологической правды народных характеров и типов, быта и языка, национального колорита – с другой» (стр. 35).

Не все, на наш взгляд, верно в этой формулировке, где в один ряд поставлены характеры, типы, быт, национальный колорит. Это категории не одного ряда, но плодотворна самая попытка конкретно рассмотреть, как проявляется народность в этих аспектах, как сказывается она в отборе жизненного материала, в идейной проблематике и т. д.

Сугубо актуальна такая постановка вопроса для украинской литературы. И до сих пор еще есть (особенно в поэзии) сторонники упрощенного, этнографического понимания народности, для которых символом ее является «хата під солом’яною стріхою». На Третьем съезде писателей отмечалось, что подобному «этнографизму» подчас отдают дань и некоторые русские поэты, в чьих произведениях Деревянная изба и аксессуары старинного избяного быта стали выступать как символы будто бы неизменного «народного начала».

«Наша литература была голосом, совестью и зеркалом народа, – пишет А. Мороз. – А что, в противовес утверждениям клеветников, не уменьшилась мера ее народности и сегодня, может засвидетельствовать любое из наших лучших современных произведений – будь то «Русский лес» Л. Леонова, «За далью – даль» А. Твардовского, «Судьба человека» М. Шолохова, «Поэма о море» А. Довженко, «Кровь людская – не водица» и «Большая родня» М. Стельмаха».

И это отлично доказано в статье анализом названных романов Леонова и Стельмаха, анализом не только сочувственным, но и требовательным. Из интересных замечаний одно заслуживает особого внимания и поддержки. «Большая родня» М. Стельмаха, – пишет А. Мороз, – вводит читателя в шумную толпу простых людей, тружеников земли, изображенных просто и правдиво, со всем богатством человеческих эмоций и характеров; в «Русском лесе» Л. Леонова тема народа представлена иным способом, а непосредственно выведенных простых людей в романе единицы. Нельзя навязывать писателю иной творческий ключ вместо того, который он сам выбирает. Однако нам кажется, что эпопея Леонова или любой другой роман такого типа стал бы еще полнее, если бы в нем наряду с тем, что есть, была отведена более широкая «сценическая площадка» для простого жителя и труженика леса. И, – это уже касается только «Русского леса», – чтобы выходил этот труженик на сцену в одежде без малейшего намека на архаизацию. В свою очередь эпопея типа «Большой родни» стала бы шире и глубже, если бы писатель не отрекался от такого решения темы народа, которое было бы дано через интеллигенцию и различные другие слои и их отношение к народу» (стр. 50 – 51), как это сделал, хотя бы и не в полной мере, сам Стельмах в своем следующем романе «Кровь людская – не водица».

Разговор о художественном новаторстве советской литературы продолжает А. Трипольский в статье «Диалектика содержания и формы в искусстве». Диалектическую гармонию формы и содержания как «одну из главных предпосылок красоты искусства» А. Трипольский прослеживает на широком круге художественных произведений различных видов искусства (музыки, живописи, литературы). Убедительны в статье и примеры несоответствия формы содержанию, особенно частые в современном буржуазном искусстве. Абстракционизму и другим видам распада, разрушения единства формы и содержания, показывает А. Трипольский, противостоит эстетическая гармония искусства социалистического реализма.

Главный недостаток этой статьи – в крайностях, излишней прямолинейности утверждений. По мнению А. Трипольского, «художественная форма не может вступать в противоречие с тем содержанием, которое она выражает», а «если бы вступила с ним в противоречие, то не было бы и речи о художественном произведении как произведении искусства» (стр. 151). Автор признает либо полную гармонию формы и содержания, либо, не находя ее, исключает произведение из круга явлений искусства. Между тем нередко в практике искусства частные неудачи художника в хорошем произведении вызваны именно несоответствием (опять же не полным, а частичным) содержания и той формы, которую избрал художник.

Статья А. Трипольского первоначально была напечатана (под другим заглавием) в журнале «Советская Украина». Ее расширенный вариант, опубликованный в сборнике, обнаруживает и ряд других слабостей, Которых не было в первом варианте. Особенно бросается в глаза неуместность тона в споре с рецензентом цикла стихотворений М. Бажана «Мицкевич в Одессе». «Разнося» рецензента, А, Трипольский заодно перечеркнул и отличный цикл стихотворений М. Бажана. Очень хорошо, что в сборнике помещена специальная статья Е. Адельгейма о поэтическом мастерстве М. Бажана, статья вдумчивая и содержащая объективную оценку этих стихотворений.

Статьи А. Трипольского, А. Мороза и С. Крыжановского в основном определяют теоретические позиции и уровень сборника, его вклад в решение насущных проблем социалистического искусства на материале украинской литературы. В остальных девяти статьях ее опыт обобщается и анализируется по жанрам. Об украинской прозе написаны статьи Б. Буряка «Правда художественная и правда жизни», К. Волынского «На подъеме», Л. Санова «Герой и конфликт»; украинской поэзии посвящены статьи Е. Адельгейма «Встреча поэтов» и В. Иванисенко «К вопросу о жанровых признаках современной поэмы»; драматургия характеризуется в статьях И. Киселева об Иване Микитенко и Е. Старинкевич «Характеры в драме»; современный украинский очерк – в статье И. Рыбинцева; Ю. Бурляй пишет о художественном богатстве сатиры. Статьи далеко не одинаковы по своему уровню. Но все вместе они дают довольно широкую картину успехов украинской литературы, Жаль только, что в отдельных частях эта картина слишком эскизна, а эстетический анализ не всегда достаточно глубок.

Например, статья К. Волынского открывается многообещающим утверждением: «1966 и еще в большей мере 1957 годы были урожайными в украинской литературе, особенно в области прозы» (стр. 285). Но вся статья свелась к перечислению названий и тем украинских романов этого двухлетия. А ведь этого отнюдь недостаточно, чтобы судить о действительно выдающихся успехах, о движении украинской советской прозы ко все большему художественному совершенству. Автор справедливо относит к числу лучших романы М. Стельмаха «Кровь людская – не водица», О. Гончара «Перекоп», Ю. Смолича «Мир хижинам, война дворцам» и «Сестры Ричинские» Ирины Вильде. Но из статьи не, видно, почему именно эти романы следует считать лучшими. Ни одного из них автор не анализирует и не характеризует с точки зрения мастерства. А без этого решительно невозможно доказать, что роман Стельмаха «Кровь людская – не водица» – лучшее из всего до сих пор написанного этим талантливым прозаиком, что это действительно новое слово в развитии украинской прозы. Особенно схематичен разговор о героях. Обычно критик говорит только о чертах характера героя, даже не пытаясь показать, какими средствами создан художественный образ, в чем секрет его жизненности и художественной убедительности.

Переходя к характеристике произведений о современности (до сих пор речь шла о романах, посвященных недавнему прошлому), К. Волынский отмечает «общую активизацию нашей прозы». Однако уже самое перечисление значительных произведении, появившихся за два года, автор вынужден ограничить всего лишь двумя повестями (П. Оровецкого «Сердце солдата», Ю. Збанацкого «Поздравьте меня, друзья») и одним романом (В. Собко «Обыкновенная жизнь»). На наш взгляд, недооценена критиком повесть А. Копыленко «Земля большая», которую он упоминает только вскользь, где-то в скобках. Бедность картины, нарисованной К. Волынским, еще более усугубляется тем, что из поля зрения критика по непонятным причинам исчез ряд произведений о Великой Отечественной войне, а среди них повести «Дума о бессмертном» П. Загребельного и «Мы расстреляны в сорок втором» М. Пархомова – две повести, вызвавшие живой интерес читателей и полемику в критике.

И все же основное, чего не достает статье К. Волынского – внимания к эстетическому анализу. Очевидно, еще действует некая традиция оценивать произведение только по степени актуальности тематики, разговором о которой все и ограничивается.

Б. Буряк в своей статье о правде жизни и правде художественной справедливо упрекает писателей в том, что они мало уделяют внимания изображению интеллектуальной жизни героев, и потому-то герои часто выглядят сухими, черствыми, эмоционально обедненными. «Герои произведений часто не воспринимают прекрасного», и виной сему – писатели, которые «не умеют разбудить в них эти чувства» (стр. 271).

Мысли эти кажутся нам плодотворными, а позиция критика обещающей. И уж во всяком случае обязывающей автора приступить к эстетическому анализу, к оценке мастерства писателей и – что было бы особенно интересно – к разговору о том, какие же эстетические представления воспитывает у читателя то или другое произведение, какие идеалы прекрасного внушает оно ему. К сожалению, верно намеченная программа не выполнена. И Б. Буряк остается главным образом в кругу суждений этико-моральных, а к тому же повторяет истины слишком очевидные.

Статья Б. Буряка богата разрозненными, но часто противоречивыми наблюдениями, в ней немало интересных примеров, но все это выглядит как бы необработанным материалом. Особенно бросается в глаза многословие. По нескольку раз возвращается автор к повторению одних и тех же положений, – и в то же время многие выводы основаны на единичных примерах или совсем не подкреплены наблюдениями. Б. Буряк, например, отмечает, что украинские писатели «мало пишут об эстетике народного быта. А знание и отображение этой стороны жизни нашего современника открывают перед художником новые возможности проникновения в мир его эстетических переживаний». Но, во-первых, это неверно. Украинская литература отличается (это ее традиционная черта) пристальным и часто скрупулезным вниманием к быту и его эстетической стороне. А, во-вторых, Б. Буряк, очевидно, понимает эстетику народного быта только в этнографическом смысле. Он тут же восхищается отнюдь не лучшей сценой из романа Д. Бедзика «Хлеборобы», где колхозница, как пишет критик, «украшает жилище ярким созданием своей души», то есть рисует на стене петушков и красные мак».

В этом Б. Буряк, вероятно, и видит пример, достойный подражания. Других рекомендаций в статье нет.

Непростительно не уважать народное искусство, но еще более непростительно эстетические вкусы современного украинского народа ограничивать этнографическим примитивом. А ведь именно эта тенденция не так уж редко встречается в произведениях некоторых писателей. Хуже того, ощущение этнографического своеобразия часто утрачивается, и остается голый примитив. Недавно в журнале «Вітчизна» была опубликована повесть Якова Баша «Надежда». Главная героиня – красивая и сердечная, умная и отважная женщина; она талантливо трудится и храбро защищает свою родину от немецких захватчиков. Казалось бы, все в ней прекрасно. Но вот мы попадаем в комнату, где живет эта хорошая женщина. Комната обставлена так, как нравится героине и как, по всей видимости, нравится самому автору: подушечки, салфеточки, вышивочки, занавесочки, а «где не хватало натуральных кружев – их заменяли художественно (!) вырезанные бумажные…» Сидя в этом многосалфеточном, вышивочно-кружевном раю, «Надежда долго любовалась фантастическими узорами бумажных занавесок на окнах». Комментарии, как говорится, излишни.

Подобные примеры встречаются в произведениях не только украинских писателей. И потому разговор о воспитании, повышении эстетического вкуса литераторов (и критиков в том числе) был бы полезнее, чем упрек в невнимании к эстетике народного быта.

Интереснее анализ в статьях о поэзии и драматургии. В статье Е. Адельгейма о цикле стихов М. Бажана «Мицкевич в Одессе», удачно названной «Встреча поэтов», раскрывается своеобразие поэтического видения мира у А. Мицкевича и М. Бажана. Критик подчеркивает роль марксистско-ленинского мировоззрения и социалистических идеалов советского поэта, которые помогают ему глубже постичь, истолковать и отразить духовный мир и источники творческого вдохновения великого польского поэта. Жаль только, что в этой статье мало суждений о стихе. Критик вполне уместно напоминает великолепные строчки М. Бажана;

І рими уміють стріляти, і зважте –

На кого стріляють і б’ються із ким.

Да ведь это целая программа для критика! Но, увы, и здесь она осталась только программой.

Анализ поэмы А. Малышко «Это было на рассвете» позволяет В. Иванисенко сделать в своей статье ряд верных выводов о новаторской природе советского эпоса, одной из самых характерных черт которого является «изображение личной судьбы в ее связи с судьбой народа». Это, пишет критик далее, «сообщает поэме философскую глубину, обращение к таким темам, как тема человеческого бессмертия и тема прометеизма, тема народа-творца истории и к другим наиболее эпическим темам» (стр. 506). Обращаясь к поэмам В. Лисняка, Е. Доломана и других, автор справедливо упрекает их в некотором эмпиризме, неумении отображать в общем потоке жизни процессы значительные, в поверхностном описательстве событий, которым нередко подменяется глубокое раскрытие жизни, характера героя. Однако интересный разговор кажется не вполне завершенным: стих, его особенности остались, к сожалению, за пределами анализа.

Богатство и конкретность наблюдений, живой интерес к современному состоянию украинской поэзии, достигшей за последние годы особенно значительных успехов во всех разновидностях жанра поэмы, позволили В. Иванисенко и Е. Адельгейму поставить в своих статьях проблемы, общезначимые для всей советской литературы. То же можно сказать и о статье Е. Старинкевич «Характеры в драме», богатой убедительными рассуждениями о различных способах и средствах раскрытия характеров в драматическом произведении (диалог, самохарактеристика, предыстория героя и т. д. и. т. п.). Особенно интересны соображения о различных видах и мастерстве диалога.

Статья И. Киселева посвящена драматургии И. Микитенко. В украинской критике было отмечено, что автору «удалось раскрыть характерные черты драматургии И. Микитенко – от его ранней агитки «На плодородной земле» и до наиболее зрелой пьесы «Соло на флейте» ¹. Заслуга значительная особенно потому, что творчество этого талантливого и при жизни даже несколько перехваленного писателя после его смерти было предано забвению.

В статье И. Киселева характерные черты драматургии Микитенко – современность, подчеркнутая публицистичность, яркая конфликтность и даже ряд конструктивных особенностей его пьес – поставлены в связь со временем, на которое приходится расцвет творческой деятельности писателя (вторая половина 20-х – первая половина 30-х годов), с напряженной классовой борьбой тех дней.

Широкий круг проблем и спорных вопросов теории сатиры затрагивает статья Ю. Бурляя «Художественное богатство сатиры». В этом ее неоспоримое достоинство. Но полемический жар обличений, направленных в адрес пресловутой «теории бесконфликтности», кажется уже несколько запоздалым, а некоторым из отправных позиций автора недостает ясности. Отрицая, что сатира – «вид художественного отображения действительности», Ю. Бурляй считает ее то «разновидностью художественной литературы», то «разновидностью произведений литературы самых разнообразных жанров нашего реалистического искусства». Здесь же он кается в том, что раньше и сам «наряду с термином «разновидность»… пользовался термином «вид» (стр. 459). А вот теперь он употребляет только первый из этих терминов («разновидность»), как термин, «выдержавший проверку в дебатах» (стр. 461). Но буквально через три страницы выдвигается еще одно определение: «Сатира – всепроникающая разновидность художественного изображения», которая может иметь место в произведениях «почти всех жанров трех известных литературных родов» (стр. 464). И хотя в этом определении нет «вида», а есть «разновидность» – оно по существу сходно скорее с одним из отвергнутых, чем с «выдержавшим испытание в дебатах».

Сборник «Вопросы украинской советской литературы» по праву стал ежегодником украинской литературно-критической мысли.

Советская литература – это не только различные национальные литературы, это вместе с тем известное многонациональное единство, сцементированное братской дружбой народов и писателей, создающих не только каждый свою национальную, но и единую советскую литературу. И обмен творческим опытом между национальными литературами – непременное условие их плодотворного развития. Рецензируемый сборник содействует этому. И думается, было бы хорошо, если бы такие сборники издавались и в других республиках. Успешная работа над многотомными историями литературы в прибалтийских республиках, выпуск за последние два-три года однотомных и двухтомных очерков истории национальных литератур почти во всех республиках – все это свидетельствует о том, что в каждой из пятнадцати столиц уже есть (как в Москве и Киеве) силы для разработки проблем не только истории литературы, но и для углубленного разговора о ее современном развитии. В таком разговоре, несомненно, будет преодолен и тот недостаток нашей критики и нашего литературоведения, который еще заметен в работах авторов рецензируемого труда – слабость эстетического анализа.

1. «Вітчизна», 1959, N 1[↩]