Эстетика Маркса: методология, история, современность

К. Маркс и актуальные вопросы эстетики и литературоведения», «Наука», М. 1969, 356 стр.

Эстетическое наследие Маркса неизменно находится в центре внимания советских исследователей, раскрывших системность и концептуальность эстетики Маркса, отнюдь не сводимой к сумме отдельных суждений по поводу тех или иных явлений искусства. Не ослабляя внимания к изучению итогов марксовского анализа истории и теории искусства, современная научная мысль сосредоточивается на исследовании методологии эстетического мышления Маркса, овладение которой позволит разрешить самые сложные художественные проблемы нашего времени. Это стремление отчетливо обнаружила научная сессия ИМЛИ и Института русской литературы, посвященная 150-летию со дня рождения К. Маркса. Доклады, прочитанные на сессии, легли в основу рецензируемого сборника.Открывающая книгу статья А. Мясникова «Концепция искусства в трудах Маркса» подводит некоторые итоги изучения эстетики основоположника научного коммунизма и намечает пути дальнейшего исследования ее наиболее актуальных аспектов.Важнейшей особенностью эстетического учения Маркса, напоминает автор статьи, было рассмотрение художественной деятельности в сложной, но неразрывной связи с материальным производством и общественной жизнью. «И мы не сможем понять марксистской эстетики, если искусственно изымем ее из всей многогранной системы марксизма» (стр. 10). Плодотворность этого методологического принципа подчеркивает в статье «Вопросы эстетики в «Капитале» Маркса» и А. Иезуитов. «Социально-экономический подход к вопросам искусства, – утверждает он, – позволяет не просто констатировать в качестве феномена или парадокса, а объяснить сущность, вскрыть объективную основу и показать неизбежность возникновения ряда знаменательных явлений… которые невозможно объяснить и понять только с точки зрения развития искусства как такового» (стр. 42). Этот принцип марксовской эстетики для авторов сборника стал не только объектом изучения, он обусловил и логику исследования ими сложнейших явлений и закономерностей искусства.

Обращаясь к марксовской теории отчуждения меновой стоимости товара от его потребительной стоимости, А. Мясников сосредоточивает внимание на вытекающем из анализа этого экономического по своей сути явления выводе Маркса о враждебности капиталистической формации эстетическому чувству и искусству вообще: «…Торговец минералами видит только меркантильную стоимость, а не красоту и не своеобразную природу минерала». «Производительным трудом, – подчеркивает автор статьи, – в капиталистическом обществе считается лишь тот, который приносит прибыль… Поэтому, например, Мильтон, написавший «Потерянный рай» и получивший за него 5 фунтов стерлингов, был непроизводительным работником, а бульварный писатель, работающий на своего книгоиздателя, – производительным работником» (стр. 27).

Решение одного из важнейших вопросов эстетики – вопроса об отношении народных масс к художественному творчеству – А. Мясников находит в марксовской анализе последствий разделения труда: «Исключительная концентрация художественного таланта в отдельных индивидах и связанное с этим подавление его в широкой массе есть следствие разделения труда» (стр. 35). Преодоление этой ситуации в коммунистическом обществе создает условия, при которых «каждый, в ком сидит Рафаэль, должен иметь возможность беспрепятственно развиваться» (стр. 35 – 36).

В статье А. Мясникова подвергаются убедительной критике элитарные теории искусства; вместе с тем в ней содержится очень серьезное и злободневное напоминание о «другой теории, сторонники которой полагают, что только такое произведение искусства является народным, если оно доступно пониманию любого человека. Эта теория только внешне кажется очень демократической. На самом деле она может оправдывать и низкопробные подделки под искусство и отсталые эстетические вкусы» (стр. 24).

Плодотворность методологического принципа взаимосвязи социально-экономического и эстетического анализа демонстрируется и в статье П. Беркова «Маркс о всемирной истории и проблемы мировой литературы». Проанализировав взгляды Маркса на возникновение и развитие мирового рынка и на его роль в установлении «всесторонней связи и всесторонней зависимости наций» (стр. 90), исследователь ставит вопрос о принципах изучения мировой литературы. По его мнению, необходимо различать «историю мировой литературы» как этап, а именно новейший современный, последний этап» (стр. 92) литературного развития, и предшествующий ему период относительно изолированного развития национальных и местных литератур. Мне кажется, что такой подход потребует пересмотра некоторых положений о влиянии одной национальной литературы на другую, относящихся к эпохе, когда еще не могли возникнуть объективно-исторические возможности подобного процесса.

Статью ученого из ГДР К. Трегера «Идея реализма у Маркса и Энгельса» со статьей советского исследователя С. Ваймана «Диалектика характера и обстоятельств как эстетическая проблема в «Святом семействе» объединяет не только предмет, но и методология научного исследования: движение европейской литературы от романтизма через критический реализм к реализму социалистическому исследуется здесь в связи с историей возникновения, развития и кризиса капиталистической формации.

К. Трегер обращается к раскрытому Марксом и Энгельсом изменению исторической роли буржуазии, которая в период завоевания власти выступала в лице своих идеологов-просветителей от имени всего человечества, а в эпоху господства ее «общественные и политические учреждения оказались злой, вызывающей горькое разочарование карикатурой на блестящие обещания просветителей» (стр. 130). Иллюзорное представление о буржуазном обществе, «в котором индивидуум по собственной воле или под дружественным воздействием становится частицей общего» (стр. 131), по мысли автора статьи, явилось объективной основой Просвещения, так же как «итоги первой фазы буржуазного развития», похоронившей иллюзии просветителей, породили романтизм, который «переадресовал небу каждое действительное требование человечности» (стр. 127). В этой связи и критический реализм рассматривается К. Трегером как «гуманное утверждение творческой личности против власти отчуждения и самоотчуждения человека, выражающих сущность капиталистического общества» (стр. 133). Таким образом, история развития литературы предстает как отражение стремления индивидов к гармоническим отношениям с обществом, как эстетическое отражение классовой борьбы во всех формах общественной жизни.

Своеобразен подход С. Ваймана к решению аналогичной проблемы: автор исследует ее в связи с марксовской критикой идеалистических концепций литературного развития. Раскрывая механику капиталистического отчуждения общественной жизни от индивида и порожденное этим идеалистическое заблуждение о независимости обстоятельств от характеров, Маркс не только выявляет порочность младогегельянской методологии Шелиги, но я объясняет истоки романтического двоемирия. Новая, послеромантическая форма искусства, таким образом, оказывается связанной с необходимостью преодоления антагонистического отчуждения. Это преодоление Маркс видит в пролетарском принципе солидарности и взаимопомощи, единственной «объективной почве новой художественной формации» (стр. 103).

Подлинно научный социально-экономический подход к объяснению художественной деятельности открывает пути для решения сложных проблем искусства и вместе с тем противостоит вульгарному социологизму, от которого предостерегал еще Маркс. «Если само материальное производство, – писал он, – не брать в его специфической исторической форме, то невозможно понять характерные особенности соответствующего ему духовного производства и взаимодействия обоих» (стр. 128). Маркс обращал внимание и на то, что «определенные периоды его (искусства. – Я.Е.) расцвета отнюдь не находятся в соответствии с общим развитием общества, а следовательно, также и с развитием материальной основы последнего, составляющей как бы скелет его организации»¹. Таким образом, социально-экономический подход, во-первых, требует исторической конкретности и, во-вторых, необходимо предполагает исследование специфики искусства как относительно самостоятельной формы человеческой деятельности.

Забвение, а вернее, неспособность отвечать этим требованиям, как отмечает Е. Евнина в статье «Марксизм и современное французское литературоведение», приводит к вульгарно-социологическим схемам, подобно созданной автором «Социологии романа» Л. Гольдманом. В его определении реализма как «романического мира, чья структура аналогична основной социальной структуре, в недрах которой он создан» (стр. 181), человеческому сознанию отводится роль зеркала, пассивно отражающего экономические процессы. Единодушная критика, которой марксистская печать Франции подвергла эту концепцию, свидетельствует о том, что специфика искусства представляет актуальную общественную проблему, решение которой непосильно противникам марксизма и его вульгаризаторам.

Если Гольдман в своих теориях метафизически абсолютизирует одну сторону художественного познания – его объективный характер, то небезызвестный Гароди в новой книге «Марксизм XX века» гипертрофирует другую сторону – «субъективный фактор в создании произведения искусства» (стр. 185). Это не может не привести Гароди к отрицанию познавательной функции искусства и – по сути – к повторению задов субъективного идеализма.

Согласившись с критической частью статьи Е. Евниной, необходимо подробней остановиться на положительном решении проблемы объективных и субъективных начал в художественном творчестве, тем более что к ней обращается еще ряд авторов сборника.

А. Мясников подчеркивает то обстоятельство, что позиция Маркса неизменно была основана на признании за искусством умения «говорить языком самого предмета, выражать своеобразие его сущности». И в то же время Маркс подчеркивал, что соотношение объективных и субъективных сторон «далеко не всегда стабильно: в разные эпохи, в разных методах на первый план выступают разные стороны этого сложного единства» (стр. 18).

Это утверждение – единство объективного и субъективного в искусстве и живой, развивающийся характер этого единства – безусловно верно и должно служить исходным пунктом марксистского подхода к проблеме. Но решение ее настоятельно требует выяснения хотя бы наиболее общих закономерностей, определяющих соотношение объективных и субъективных начал в искусстве. Без такой конкретизации некоторые положения статьи, на наш взгляд, нуждаются в уточнении.

Среди факторов, определяющих соотношение объективного и субъективного в искусстве, можно выделить два наиболее существенных: во-первых, степень социальной зрелости индивида, в ходе исторического развития выделяющегося из неразвитого единства с обществом, и, во-вторых, объект художественного освоения. В некоторых родах и видах искусства, например в лирической поэзии, объект освоения совпадает с его субъектом, и поэтому нельзя согласиться с А. Мясниковым, когда он оставляет только за «сторонниками различных субъективистских эстетических систем» признание в качестве предмета изображения «впечатлений от нее (жизни. – И. Е.), которые сложились в душе художника» (стр. 15). Думается, проблема объективности и субъективности в этих формах искусства оборачивается другой стороной: объективное в них выступает как общезначимое.

Статья Ю. Борева также посвящена соотношению познания и оценки, то есть объективного и субъективного фактора в искусстве. Автор обращает внимание на мысли Маркса о специфическом, несводимом к зеркальному отображении мира в сознании человека. «Собственно, впервые в истории науки, – пишет Ю. Борев, – Маркс убедительно показал, что даже простейшие наши восприятия уже являются известным обобщением жизни, происходящим под влиянием общественной практики» (стр. 57). Автор привлекает современные достижения физиологии высшей нервной деятельности, раскрывшей существование «аксиологического центра мозга, на основе предшествующего опыта регулирующего всю работу человеческого сознания» (стр. 58), и присоединяется к мысли С. Рапоппорта о том, что всякое отражение реальности в сознании человека не может не быть оценочным отношением (стр. 60). Но это субъективное, оценочное отношение в свою очередь оказывается отражением объективного мира, который через опыт входит в человеческую психику, чтобы взаимодействовать с новым опытом субъекта. Понимание этого беспрерывного перехода объективного мира в сознание человека и через сознание – вновь в объективный мир представляется мне совершенно необходимым условием решения проблемы соотношения субъективного и объективного в художественном мышлении.

В статьях Л. Столовича «Эстетика утопического социализма как один из источников марксистской эстетики», Г. Фридлендера «О конспектах Маркса по истерии всемирной литературы», А. Дымшица «Маркс, Энгельс и Гейне, – возвращение к теме» освещается история формирования эстетики Маркса, исследуются истоки последней.

Завершается сборник марксовским конспектом книги Ф. Бутервека «История поэзии и красноречия с конца XIII века» (перевод Г. Фридлендера). Многие главы этого конспекта впервые публикуются на русском языке и представляют несомненный интерес как в историко-литературном, так и в методологическом плане.В целом сборник явился еще одним шагом на пути к более полному овладению марксистской эстетикой, которая служит основой научного решения актуальных проблем современного художественного развития.

г. Донецк

1. К. Маркс и Ф. Энгельс, Сочинения, т. 12, стр. 736.[↩]