«Дорогой отечества – к общечеловеческому единению»

Рост национального самосознания народов России, приобщение их к революционной борьбе общероссийского пролетариата и к передовой общественно-политической мысли стимулировали и развитие мысли эстетической, рождение новых тенденций в искусстве. На повестке дня стояла не только борьба за новую жизнь, освобождение народа от социального и национального гнета, но и борьба за новое искусство.

Весьма характерно, что на грани веков, и особенно в период и после революции 1905 года, художники многих народов России остро ощущают необходимость обновления литературы, интенсивно ищут новые пути ее развития. И это были не только Горький и Серафимович, Блок и Маяковский, но Иван Франко и Леся Украинка, Ян Райнис и Андрей Упит, Янка Купала и Якуб Колас, Сабир и Ваан Терян… Эти традиции были развиты советской литературой.

У каждого народа в соответствии с его историей, литературно-художественными традициями эта борьба за новое искусство имела свои особенности, но весьма важен тот факт, что в этих поисках легко обнаруживаются общие тенденции, которые свидетельствуют о том, что литература нового мира – многонациональная советская литература – родилась не на пустом месте, принципы ее не были декларированы «сверху», – она была подготовлена всем предшествующим развитием искусства и утверждалась вместе с новой историей народа, отвечала его насущным чаяниям.

В этом плане весьма характерен яркий путь великого армянского поэта Егише Чаренца, его творческие поиски, система его воззрений на новое, социалистическое искусство (как и продолжение его традиций в современной армянской литературе). Эти тенденции мы видим и в творчестве других армянских писателей первых пореволюционных лет – Д. Демирчяна, А. Бакунца, Ст. Зоряна и др.

Обращаясь к литературно-художественной жизни первых десятилетий XX века, историки литературы часто указывают на «ослабление реалистических традиций» и нередко видят в этой эпохе исключительно упадок реализма, объясняя это явление противоречиями сложной общественно-политической жизни того времени и историческими судьбами народов.

Нет сомнения, что литература тяжелого, запутанного, мятущегося времени несла на себе печать предрассудков и предубеждений общества и изломанной, надрывной психологии людей, растерявшихся перед силой реакции.

Однако эти явления не имели органической связи с глубинными течениями литературы, ибо в те же 90-е годы прошлого и в 10-е годы нашего столетия, в эпоху сильнейших исторических потрясений литература стремилась к новым эстетическим идеалам, ознаменовавшим собой ее новое качество.

Духовно-художественная жизнь эпохи основными тенденциями и чертами своего развития выражала содержание революционного пробуждения и общественного переворота.

Создавшаяся в России революционная ситуация, предчувствие грядущих перемен вызвали к жизни новое содержание и новую эстетическую структуру искусства и литературы XX века.

Мечтой о преобразовании литературы вдохновлена знаменитая лекция Ваана Теряна «Грядущий день армянской литературы» (1914). Несмотря на то, что в своих оценках Терян допустил определенные перегибы, данное им объяснение общественно-исторических предпосылок грядущего расцвета национальной литературы совершенно правильно. Исторически назревшую актуальную задачу – обеспечения нового расцвета национальной литературы – В. Терян связывал с переворотом в жизни, с политическим и экономическим преобразованием страны: «Именно эта интеллигенция (речь идет об интеллигенции, вставшей под знамя передовых течений эпохи. – С. А.) и должна проложить новый путь нашей литературы. Именно она должна вывести эту литературу из узкой и тесной национально заскорузлой тюрьмы на бескрайние просторы настоящего искусства. Ростки такой литературы пробиваются уже сейчас, а цветение наступит тогда, когда молодая Россия расправит свои орлиные крылья, когда передовые силы страны поднимутся, как вешние воды, могучие и радостные» ¹.

До революции у армянской культуры не было самого необходимого условия для развития – родины.

Тифлис и Баку, Москва и Петербург, Венеция и Константинополь, Амстердам и Париж были местами, где на протяжении веков вынуждены были находить пристанище деятели национальной культуры, для того чтобы героическими усилиями сохранить нетленными важнейшие факторы, без которых невозможно существование народа, – письменность и язык. Правда, из этих очагов, в частности русских центров, исходил свет современной цивилизации, но этого было мало для расцвета отечественной культуры.

Для развития национальной культуры необходима родная почва. И не случайно крупнейшие армянские писатели – от Хачатура Абовяна и Микаэла Налбандяна – неустанно подчеркивали, что Для реализации творческих возможностей национальной культуры необходимо прежде всего развивать эту культуру на родной почве. Чтобы литература обрела родину – вот о чем была великая забота и мечта армянских классиков. Этим объясняется тот небывалый энтузиазм, с которым деятели армянской литературы, искусства и науки приветствовали установление советских порядков в Армении, видя в этом историческом акте не только спасение народа от физического истребления, но и создание благоприятной почвы для развития новой национальной культуры.

Стала реальностью та мечта о возрождении национальной культуры, которую выразил Ваан Терян в своей лекции. «Наша ближайшая цель, – говорил тогда В. Терян, – развить все наши творческие силы, иными словами: выразить себя в жизни, то есть войти в семью культурного человечества не как приемное дитя или невежественный и ленивый раб, слить нашу жизнь с течением общечеловеческой жизни, сохранив черты и краски нашей духовной самобытности» ².

Теперь, после Октября, не только в теории, не только в «литературных мечтаниях», а непосредственно в глубинах самого художественного творчества родились и окрепли критерии познания мира и принципы оценки человека, жизни, родины, свидетельствующие о появлении в недрах литературы нового эстетического качества.

В статье «О прогрессе в литературе и искусстве» («Вопросы литературы», 1970, N 5, 6) М. Храпченко справедливо подчеркивает, что важнейшее условие художественного прогресса – не столько расширение художественных возможностей, сколько прежде всего глубина данных миру оценок. Даже более того: одним из важнейших признаков художественного прогресса ученый считает охват духовной деятельности и духовной жизни человека, исходя из той истины, что жизнь – это не только социальные, политические, бытовые отношения, но и жизнь человеческого духа. Разумеется, М. Храпченко имеет в виду не изолированного от судьбы народа индивидуума, самодвижущийся, сам себя питающий дух, а отражение внутреннего духовного мира человека, связанного с живой историей и неотделимого от судеб человечества.

Одно из ярких проявлений художественного прогресса – армянское литературное движение начала XX века и особенно – качественно новый его этап в период после Великого Октября.

Имея богатые традиции широкого интернационального подхода к решению национального вопроса и углубляя эти традиции в новых исторических условиях, социалистическая армянская культура вступила на путь развития, который Д. Демирчян еще в 1919 году обозначил следующими словами: «Дорогой отечества – к общечеловеческому единению» ³.

Знаменательным фактом такого единения стало рождение братской семьи народов – Советского Союза. Оно дало широкое дыхание и новые исторические масштабы национальным культурам, в том числе и армянской.

Одним из тех, кто наиболее глубоко ощутил эти новые масштабы, был Егише Чаренц, который не только способствовал своим творчеством развитию армянской советской литературы, но и теоретически обосновал сущность и характер новой, социалистической культуры.

В этом смысле исключительное, можно сказать, программное значение имела его речь, прозвучавшая с трибуны Первого всесоюзного съезда советских писателей в 1934 году. Эта речь по теоретической глубине и методологической точности занимает особое место в философской и эстетической литературе 30-х годов, посвященной вопросам развития культуры.

Исходя из закономерностей исторического развития нации и ее культуры и обобщая опыт национальных культур советских народов, Чаренц в этой речи выдвигает точку зрения, отличающуюся глубокой и сложной диалектической постановкой вопроса.

Он различает два диаметрально противоположных представления о национальной культуре. Одно из них – буржуазное представление об «автономии национальной культуры», которое разъединяет нации, другое – социалистическое представление о национальной культуре как соединении национальных иинтернациональных черт.

«…Человеческая природа, – говорит Чаренц, – в прошлом и настоящем была и есть не «симфония» национально замкнутых, ограниченных, самодовлеющих культур… Этой бесплодной и вредной теории нужно бояться пуще огня. И если мы отрешимся от бесплодной теории «национально замкнутых» культур, перед нами предстанет картина единой, общей культуры человечества, где все социально однородные элементы образуют потоки, враждебные противоположным социальным направлениям безотносительно к их национальной форме. Это и есть самое существенное при рассмотрении и оценке человеческой культуры в ее прошлом и настоящем…

Велика роль национальных культур в общей системе советского культурного строительства – национальных культур, имея в виду не только настоящее, но и прошлое их. Но не забудем, товарищи, что роль эта может оказаться приемлемой и плодотворной лишь тогда, если мы рассмотрим их не сквозь призму замкнутых «национальных культур». Я тоже как армянский писатель принадлежу к «малой» народности и знаю, что если я свою творческую деятельность психологически ограничу рамками национальной замкнутости, сколь будет жалок ее диапазон и сфера ее влияния. Я счастлив и чувствую себя частью наипередового потока человечества благодаря тому, что Октябрьская революция изъяла из духовного поля моего зрения эту жалкую химеру национальных самоограниченностей» ⁴.

Отнюдь не отрицая значения национальных традиций культуры, восставая против антиисторического взгляда – освобождения культуры от «национальных пут», более того, придавая решающее значение освоению национальных художественных традиций, Чаренц вместе с тем рассматривает процесс развития в более широкой перспективе – как процесс, в котором национальное обогащается за счет передового опыта общечеловеческой культуры.

Самодовлеющая национальная культура обречена на неподвижность, медленное умирание. Развитие культуры – общемировой процесс, процесс живого и широкого взаимодействия.

Если сопоставить чаренцевские оценки национальной «замкнутости» культур с ленинскими положениями, станет очевидным освоение поэтом ленинских методологических принципов, влияние на него ленинской мысли о двух культурах в каждой национальной культуре. Не удивительно поэтому, что Чаренц истолковывает прошлое национальных культур в духе ленинской программы в национальном вопросе.

В. И. Ленин писал: «В каждой национальной культуре есть, хотя бы не развитые, элементы демократической и социалистической культуры, ибо в каждой нации есть трудящаяся и эксплуатируемая масса, условия жизни которой неизбежно порождают идеологию демократическую и социалистическую» ⁵.

Эта ленинская мысль утверждается Чаренцем в следующих суждениях: «Мы уже отметили, что при господстве царизма и буржуазии в необъятной и многоязычной Российской империи господствующие классы не останавливались ни перед какими средствами для подавления творческих возможностей покоренных народностей. Именно этой «культурной» агрессией господствующих классов и можно объяснить то обстоятельство, что… они были не прочь поглотить также и украинца Шевченко, однако украинец Шевченко вопреки этим домогательствам не дал себя поглотить, ибо он был чужд господствующей нации, т. е. социального желудка господствующих классов. Его, Шевченко, внешне, т. е, как чисто литературно-эстетическую категорию, русская великодержавная литература в известной степени еще могла попытаться присвоить, но по существу этому присвоению или поглощению препятствовала социальная природа Тараса Шевченко. Эта «природа» была несколько неудобоварима для изысканных кишок тогдашней русской дворянской литературы. Демократическая лее струя в лице Чернышевского и других не могла иметь желания к великодержавной агрессии в отношении Т. Шевченко, поскольку сама была преследуема отечественными угнетателями не менее, чем инородец Тарас Шевченко» ⁶.

В этих суждениях видны отголоски ленинского учения о двух культурах – культуре Пуришкевичей и культуре Чернышевского и его соратников.

Чаренц был одним из тех, кто глубоко и органично воспринял правду ленинской мысли, которая стала ключом в анализе современной культуры. Теоретическое наследие Ленина помогло Чаренцу верно понять не только прошлое национальных культур – подвергнуть критике лозунг «национальной автономии» и мистические представления о «едином потоке» и «психологическом единстве» наций, – но и закономерности развития социалистических национальных культур, проблему использования прогрессивных традиций в процессе этого развития.

В своей речи на съезде в качестве самого знаменательного явления Чаренц выделил «доклады о национальных литературах», открывшие миру сокровища, национальных литератур. «…Октябрьская революция показала нам, что для освобожденных от классового каннибализма народов не существуют малые или большие национальности, а есть братский коллектив равноправных народов, отличающихся друг от друга лишь по «форме», но отнюдь не по способностям или по содержанию своей творческой работы» ⁷.

Особое место в развитии единой интернациональной культуры Чаренц отводит сближению, взаимовлиянию, взаимообогащению национальных культур.

Когда в советской критике и эстетике не было еще научного определения такого явления, как взаимообогащение, Чаренц одним из первых обратился к этой стороне художественного процесса, дав диалектическое решение вопроса. «Говоря о прошлом, мы часто имеем в виду лишь прошлое европейских литератур и литературу народа, на языке которого говорит данный писатель. Но насколько обогатился бы наш творческий опыт, если бы мы, писатели многоязычного Советского Союза, учились также друг у друга. Сколь бы мал ни был народ и его литература, последняя не может не иметь своеобразного оттенка, единственного и неповторимого, – то, что свойственно лишь этой литературе и ее лучшим представителям. Это можно допустить априори – иначе в этом вопросе мы вынуждены стать на расовую точку зрения» ⁸.

Придавая большое значение обмену творческим опытом, освоению традиций других национальных литератур, Чаренц с особой остротой выдвигает проблему перевода.

1. В. Терян, Собр. соч., т. II, Ереван, «Айпетрат», 1961 с. 275- 276 (на армянском языке).[↩]
2. Там же, с. 276.[↩]
3. »Патани» («Юноша»), литературно-художественный альманах, Тифлис, 1919 (на армянском языке). [↩]
4. »Первый Всесоюзный съезд советских писателей». Стенографический отчет, М., ГИХЛ, 1934, с. 560. [↩]
5. В. И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 24, с. 120 – 121.[↩]
6. »Первый Всесоюзный съезд советских писателей». Стенографический отчет, с. 559 – 560. [↩]
7. Там же, с, 559.[↩]
8. »Первый Всесоюзный съезд советских писателей». Стенографический отчет, с. 560. [↩]