Чужими перьями. Перевод с немецкого Ирины Шиндель

Продолжая знакомить наших читателей с творчеством зарубежных пародистов, мы публикуем пародии Роберта Ноймана. Их автор – один из самых крупных и популярных мастеров этого жанра, пишущих на немецком ящике. В 1965 году в ГДР выпущена книга Р. Ноймана «Чужими перьями (Избранные пародии)», откуда и взяты печатаемые в этом номере пародии из циклов «Вариации на одну тему» (на Г. Бёлля, В. Кёппена и Э. Хемингуэя), «Новый Гамлет» (на Томаса и Генриха Маннов), В цикле «Вариации на одну тему» в качестве сюжета автор использует известный анекдот. Две блохи выходят из кино. Идет дождь. Одна спрашивает другую: «Слушай, мы пойдем пешком или возьмем собаку?»

И НЕ ПИСКНУЛ НИ РАЗУ…

ГЕНРИХ БЁЛЛЬ

Мы прошли под аркой, последние звуки праздничной музыки, как на крыльях мрачного ангела, вынесли нас на свободу. Я старалась заглянуть в глаза Флику, который устало тащился рядом со мной, но он опустил их. Я пыталась прогнать воспоминания о том ужасном, что я видела: о погоне и бегстве, о преследователях и гонимых, о выстрелах, – и сосредоточиться только на свежем, по-детски милом лице девушки, которое, казалось, все еще улыбалось, такое большое и близкое. Но когда-нибудь ночью она откроется мужчине, который вольет в нее то, что он называет любовью, и она станет такой же, как я, худой и усталой. Мне захотелось перейти через шоссе, чтобы добраться до маленькой церквушки, где я раньше исповедовалась, и помолиться за эту девушку, но церкви я отыскать не смогла: на ее месте теперь было кафе. Дождь пошел сильнее, а у Флика не было пальто. Мое пальто было дамским, и Флик немного стыдился его носить, но я все равно не смогла бы дать ему пальто, потому что продала его еще на прошлой неделе, чтобы купить качели слабоумному ребенку сапожника. Мне захотелось рассказать об этом, но я промолчала, потому что тогда мне пришлось бы говорить и о себе: я, пожалуй, опять была беременна.

– Дождь, – проговорила я только.

– Да, – сказал он озабоченно, – Тебе не бывает противно, когда у тебя в ботинках хлюпает вода?

– Мне не бывает противно, – ответила я. Ноги опять начали болеть; с прошлого года, после пятых родов, я плохо переношу сырость, но у пастора, у которого я раньше исповедовалась, были еще более мокрые ноги, и когда я во время исповеди опускалась на колени, я видела лужи воды около его грубых крестьянских башмаков, – а разве мой пастор жаловался? Я вспомнила, что сегодня вечером, прежде чем лечь спать, мне надо еще пятнадцать раз помолиться святой Марии, иначе богоматерь не услышит моей молитвы за слабоумного мальчика сапожника. Ведь если завтра у ребенка опять начнется понос и фрау Фритш будет его ругать, во всем буду виновата я.

– Нет, Флик, – повторила я, стараясь, несмотря на боль, выглядеть бодро, – вода в ботинках доставляет мне удовольствие.

– Дождь, – пробурчал он. – Я охотно пошел бы с тобой в какую-нибудь гостиницу, но у меня нет денег. Я провожу тебя, если хочешь, еще немного. Пойдем пешком?

– Если бы звери могли нести нас, – сказала я и подумала о большой и верной собаке булочника – там, дома. – Звери безгрешны.

А дождь все шел.

ДОМ СТРАСТЕЙ

ВОЛЬФГАНГ КЁППЕН

Двое вышли из кинотеатра. Они скакали на мустангах. Если мы здесь проберемся через болото, мы будем на улице раньше краснокожих, мы разгромим их, отнимем у них добычу, – я Олд Шеттерхенд, ты – Винету, Они вместе с героем целовали героиню крупным планом. О, твои губы! Может быть, чуть вспотевшие под все время вспыхивающим светом прожекторов, но гример вытрет их насухо. Внимание, съемка! Они смотрели киножурнал. Открывал канцлер.

«Тучи», – подумала Флик, когда они вышли на улицу. Она сделала мимоходом аборт; ничто человеческое было ей не чуждо. Она сказала: «Дождь».

Блитц ничего не ответил. О, твои губы! Может быть, все-таки вспотевшие.