Был ли Гоголь писателем-славянофилом? Взгляд из Сербии

В 1860 году в авторитетном сербском журнале «Летопись», который, к слову, издается до сих пор, была опубликована статья сербского историка Дж. Вукичевича «Русская Бе­седа». В этой статье обращалось внимание на выходивший уже четыре года в Москве сла­вянофильский журнал «Русская беседа», направленный на развитие «народного воз­зрения» [Вукићевић 1860: 187]. Вукичевич указал, что публицисты этого издания выпол­няют такую же функцию в журналистике, как творчество Н. Гоголя в литературе, — «воз­рождение русской народности» [Вукићевић 1860: 188].

Эта статья тем более важна, что впервые на Балканах творчество Гоголя, уже из­вес­тное сербским читателям, было рассмотрено в контексте русского славянофильства, а ав­тор «Мертвых душ» прямо назван «писателем-славянофилом» из круга «Русской беседы».

Действительно, созданный славянофилами в 1856 году журнал «Русская беседа» расценивался ими, с одной стороны, как канал связи с другими славянскими народами, а с другой — как способ освещения «славянского вопроса» внутри России. В программе издания, написанной А. Хомяковым, было прокламировано, что «рядом с интересом оте­чества «Русская беседа» посвятит особое внимание всему тому, что будет иметь отно­шение к жизни славянских народов <…> Она считает долгом хотя бы словом побла­годарить за любовь, которую они запечатлели своей кровью» [Хомяков 1856: V].

Сразу после смерти императора Николая I и поражения России в Крымской войне, подсказавшего Хомякову образ любви, которую славяне «запечатлели своей кровью», произошла либерализация общественного климата в России, ослабла цензура, что позволило славянофилам, не пользовавшимся симпатией власти, организовать соб­ственное печатное издание. В этом смысле «Русская беседа» стала не просто жур­налом, где печатались славянофилы (как, например, «Москвитянин» М. Погодина), а под­линно славянофильским журналом¹. И хотя вопрос об отношении к славянам вопреки име­но­ванию этой общественной группы не был первостепенным в теории и практике славя­но­филов [Дудзинская 1978: 277], он стал составной частью деятель­ности сла­вянофилов и областью, где они применяли теоретические положения, выра­бо­танные ими для России.

Сближение Гоголя со славянофильским лагерем дискуссионно. Бесспорно, Гоголь — ключевая фигура в литературе 1840-х годов, периода размежевания славянофилов и запад­ников. Да и первым актом их публичной полемики, как известно, стал спор о «Мертвых душах» К. Аксакова и В. Белинского.

Тем не менее важно помнить, что сам Гоголь подчеркнуто в главном споре эпохи не участвовал и осуждал крайности обоих направлений: «С обеих сторон выговаривается весьма много дичи» [Гоголь 1952a: 262]. Н. Языков 15 января 1842 года сообщал брату А. Языкову по поводу пребывания Гоголя в Мос­кве: «Он живет у Погодина пустын­нически, однако же бывает у Хомяковых. Само собой разумеется, он ничуть не участвует в спорах диалектических, которые снова начались у Свербе­евых»² [Языков 1952: 610].

В статье «Споры» книги «Выбранные места из переписки с друзьями» Гоголь писал, что, хотя «на стороне европеистов и западников тоже есть правда», все же «правды больше на стороне славянистов и восточников» [Гоголь 1952a: 262]. А больше чем за десять лет до этого в статье «Петербургские записки 1836 года», предназначенной для пуш­кинского «Современника», прямо формулировал ведущий тезис то­гда еще не оформ­ленного в доктрину славянофильства: «Москва нужна для России, для Петербурга нужна Россия» [Гоголь 1952a: 179]. Ю. Манн убедительно показал, что Гоголь хотел встать над схваткой (подчеркнем — не между, а над), и в этом стремлении обнаруживается «пре­ходящий характер и уязвимость любых ответов и, следовательно, любых направ­лений» [Манн 2017: 58]. Отсюда, кстати, у Гоголя уже отмеченная исследователями особая роль таких художественных образов, как граница, пограничная ситуация, рубеж, порог и т. д. [Кривонос 2009: 145–159].

Современные исследователи неоднократно писали о несовпадении (более точно — о неполном совпадении) взглядов Гоголя и славянофилов [Анненкова 1983: 24–40; Виноградов 2019]³.

Может быть, обозначенное в сербском журнале сближение Гоголя и славянофилов (вплоть до отождествления) можно объяснить тем, что позиции писателя и публицистов «Русской беседы» по вопросам славянства были сходны? И если в вопросах о государ­ственной власти, идеальной для России формы правления и пр.

1. О разнице между «журналом славянофилов» и «славянофильским журналом» см.: [Пирожкова 1997: 10].[↩]
2. Ср. с замечанием Е. Хомяковой, писавшей в начале мая 1840 года своему брату Н. Языкову: «Все здесь нападают на Гоголя, говоря, что слушая его разговор, нельзя предположить чего-нибудь необык­новенного, Иван Васильевич Киреевский <говорит>, что с ним почти говорить нельзя: до того он пуст. У них кто не кричит, тот и глуп» (цит. по: [Хомяков 1900: II, 106]).[↩]
3. И. Виноградов верно показал, что по целому ряду государственных вопросов Гоголь был более консервативен, чем славянофилы, однако предложенную ученым для Гоголя дефиницию «славянофил-государственник» [Виноградов 2019: 189] считаем неудачной, потому что она только запутывает и без того сложную картину идейных течений 1840-х.[↩]