Рецензировал ли Пушкин «Метафизику» Баумейстера?

В тринадцатом номере «Литературной газеты» (далее — ЛГ), вышедшем 2 марта 1830 года, была помещена в числе прочего одна краткая рецензия:

Схоластические тонкости, которые пора бы нам называть откровеннее: школьными мелочами, после направления, данного мысли человеческой творениями новейших философов, кажутся столь же странными, даже смешными, как и наряд, в каком ходили во времена Вольфа и Лейбница, показался бы странным и смешным в наше время. Один умный человек называл метафизику оселком, на котором не куется, а только изощряется ум человеческий; зачем же нам употреблять ныне оселок, истершийся от времени и не изощряющий уже, а разве притупляющий умственные способности? [Литературная… 1830: 104]

Рецензия была откликом на очередное переиздание русского перевода «Метафизики» Фридриха Христиана Баумейстера (1708–1785), последователя Лейбница и Вольфа. Эта книга переводилась и издавалась в России с конца XVIII века как минимум семь раз и считалась почти образцовым учебным пособием.

Почему же в этот раз ее переиздание вызвало такой ироничный отклик? Кто был автором анонимной рецензии? Чем было вызвано ее появление в ЛГ, издаваемой Дельвигом, и какова была ее цель?

Дельвиг — или Пушкин?

В 1939 году эту рецензию упомянул В. Виноградов в статье «Неизвестные заметки Пушкина в «Литературной газете» 1830 года». В ней рассматривалось авторство Пушкина в отношении ряда анонимных статей в ЛГ в первые два месяца ее существования. Тогда из-за отсутствия в Петербурге Дельвига и Вяземского Пушкин (совместно с Сомовым) исполнял обязанности главного редактора и «больше всех поместил своих критических статей» в ней [Виноградов 1939: 457].

Далее Виноградов пишет, что Дельвиг,

по-видимому, по возвращении в Петербург, именно с № 13 «Лит<ературной> Газеты» приступил к выполнению своих редакторских обязанностей (ср. рецензию на «Метафизику» Фр. Баумейстера в том же номере «Лит<ературной> Газеты») [Виноградов 1939: 472].

Из этого вроде бы следует, что Виноградов считал автором рецензии Дельвига. Однако никаких аргументов в пользу этого он не приводил, кроме того, что Дельвиг мог ее написать (поскольку во второй половине февраля уже вернулся из Москвы). А несколькими страницами ранее, заметив, что «в промежутке — до № 13 нельзя указать ни одной статьи, которая могла бы быть хоть с минимальной долей вероятности приписана Дельвигу», Виноградов дает сноску:

Лишь в № 13 короткая рецензия на «Метафизику» Хр. Баумейстера быть может написана Дельвигом (если не Пушкиным) (курсив мой. — Е. А.) [Виноградов 1939: 468].

Итак, вопрос об авторстве анонимной рецензии Виноградов оставил открытым. Возможно, Дельвиг — но возможно, и Пушкин.

Относительно недавно этот вопрос затронул в своем развернутом и содержательном исследовании, посвященном эстетическим взглядам Дельвига, С. Кибальник. Саму рецензию («весьма симптоматичный отзыв о немецкой метафизике») он рассматривает в контексте полемики, которая велась Дельвигом против «московских любомудров» — В. Одоевского, С. Шевырева, И. Киреевского и других русских шеллингианцев, группировавшихся вокруг «Московского вестника»:

В. В. Виноградов был склонен приписывать эту рецензию Дельвигу <…> И действительно, лаконизм автора, склонность к образному языку и другие черты стиля <рецензии> весьма напоминают Дельвига. К тому же Дельвиг в то время только что вернулся из Москвы, был полон впечатлений о личном общении с членами кружка любомудров и мог весьма естественно продолжить такой рецензией полемику с «Московским вестником», уже проявившуюся в первых номерах газеты, которую редактировал Пушкин. Разумеется, метафизика, к которой испытывали склонность любомудры, была несколько иного толка, во всяком случае это не была метафизика школьного типа, о которой шла речь на страницах «Литературной газеты». Однако это не отменяет смысла и направленности выше приведенной рецензии: всякая метафизика, как кажется, была для него абстракцией, отрывающей от реальности и отнюдь не помогающей понять ее [Кибальник 2012: 88–89].

С тем, насколько Виноградов был «склонен приписывать эту рецензию Дельвигу», как показано выше, все не столь очевидно (то, что Виноградов допускал и авторство Пушкина, Кибальник не упоминает). Еще более сомнительно утверждение, что рецензией на книгу Баумейстера Дельвиг «продолжал полемику» с любомудрами: сами любомудры воспринимали Баумейстера как нечто отжившее. Одоевский в «Русских ночах» ставил его рядом с Джоном Локком и Дугалдом Стюартом, чьи имена были для русских шеллингианцев воплощением устаревшей философии¹.

Кстати, «Московский телеграф», не менее активно пропагандировавший посткантианскую философию, также поместил отрицательный отклик на переиздание «Метафизики». Он совпадает по мысли с рецензией в «Литературной газете», разве что написан еще жестче. Появление «в наше время» книг, подобных «Метафизике» Баумейстера, по мнению анонимного рецензента, недопустимо: «Неужели такие книги, как «Метафизика» Баумейстера, употребляются у нас при воспитании юношества?» [Московский… 1830: 509, 511].

Таким образом, рецензия в ЛГ не только не содержала в себе ничего полемичного по отношению к московским «метафизикам», но полностью совпадала с их позицией. Вряд ли Дельвиг мог быть настолько ослеплен неприязнью к метафизике, что не заметил, что «метафизика, к которой испытывали склонность любомудры», была не просто «несколько», а совершенно «иного толка», чем та, которая излагалась в переизданном учебнике. Тем более что в рецензии в ЛГ упрек брошен не метафизике вообще, а вполне определенной ее форме — лейбницианско-вольфианской, к которой принадлежал Баумейстер.

В примечании к приведенному выше пассажу Кибальник несколько дополняет свою аргументацию:

Существенно также и то, что по Хр. Баумейстеру в Благородном пансионе при Петербургском университете читали логику (Христиана Бавмейстера логика, с латинского вновь переведена и исправлена Яковым Толмачевым. М., 1807 (переизд. в 1823 и 1827 г.)). По этой книге преподавали ее в пансионе сам переводчик Я. Б. Толмачев (автор перевода также и «Метафизики» Хр. Баумейстера) и И. А. Колмаков, близкий знакомый Глинки, встречавшийся также, как свидетельствуют современники, и с Дельвигом. Вполне возможно, таким образом, что рецензия принадлежит самому Дельвигу. Однако даже если она написана кем-то другим (возможно, кем-то из выпускников Благородного пансиона), сам факт ее публикации Дельвигом в «Литературной газете» достаточно красноречив [Кибальник 2012: 88–89].

Догадка о связи появления рецензии с Благородным пансионом при Петербургском университете — и с переводчиком «Метафизики» Я. Толмачевым, — как я постараюсь показать ниже, вполне убедительна. Верно и то, что в это время в круг общения Дельвига («младший дельвиговский кружок») входили выпускники и преподаватели Благородного пансиона².

Менее понятно появление в этом контексте другого, никак не относящегося к рецензии, труда Баумейстера — его «Логики». Если полемический интерес Дельвига к Баумейстеровой «Метафизике» еще можно как-то объяснить его эстетическими взглядами, то каким образом на появление рецензии мог повлиять учебник логики, представить трудно.

Наконец, вопрос об авторстве рецензии снова оказывается открытым. Допущение, что она могла быть написана «кем-то из выпускников Благородного пансиона», выглядит сомнительно: в рецензии чувствуется рука мастера. Вряд ли ее могли написать Яков Корсак (Римский-Корсаков) или Андрей Подолинский, бывшие выпускники пансиона, входившие в «дельвиговский кружок». В марте 1830-го им обоим было по двадцать три года, они только вступали на литературное поприще и в дальнейшем в литературной критике себя никак не проявили. Не случайно Кибальник отмечает, что «лаконизм автора, склонность к образному языку и другие черты стиля весьма напоминают Дельвига».

Впрочем, все эти черты — и лаконизм, и образный язык — вполне соответствуют и рецензионному стилю Пушкина.

Разумеется, при отсутствии первичного текста (рукописи рецензии) и свидетельств утверждать, что отклик на «Метафизику» Баумейстера написан именно Пушкиным, было бы слишком смело. Я лишь попытаюсь доказать, что вероятность пушкинского авторства выше, чем авторства Дельвига.

1. »И вот, один учитель принес им Баумейстера, другой Локка, третий Дюгальда, четвертый Канта, пятый Фихте, шестой Шеллинга, седьмой Гегеля. Какое раздолье!» [Одоевский 1975: 17–18]. В примечание к этому пассажу [Одоевский 1975: 282] вкралась ошибка: хотя из контекста (и самого списка имен) следует, что в нем присутствуют только философы, «Дюгальд» был расшифрован комментаторами как Жан-Батист Дюальд (Jean-Baptiste Du Halde, 1674–1743), востоковед и географ, философом не бывший. В действительности это довольно известный в то время шотландский философ, представитель школы «здравого смысла», Дугалд Стюарт (Dugald Stewart, 1753–1828). Повод к этой ошибке, впрочем, подал сам Одоевский, приведя только имя философа — видимо, решив, что оно является его фамилией (в некоторых изданиях начала XIX века его имя и фамилию соединяли дефисом, «Дюгальд-Стюарт»).[↩]
2. О «младшем дельвиговском кружке» см.: [Степина].[↩]