Очерки номенклатурной истории советской литературы. Западные пилигримы у сталинского престола (Фейхтвангер и другие)

Часть I

 

Город: Москва.

Отделение милиции: N 1.

Строительный квартал N 6.

Проезд Коммунистический, Кремль.

Грамотность. На каких языках читает и пишет – на русском, грузинском, или только читает – немецком и английском.

Сталин. Из личного листка Всесоюзной переписи населения 1926 года ¹.

 

Дорога к Сталину – не сказка…

О. Мандельштам. *Стансы*.

 

Илель увидел череп, плывущий по реке: «За то, что ты утопил, тебя утопили, но и тебя утопившие под конец утоплены будут».

«Пиркей авот», глава 2, стих 7.

 

ПАЛОМНИЧЕСТВО В СССР – РИТУАЛ

В 30-е годы помпезный ритуал посещения Советского Союза интеллектуальными вождями своего поколения стал одним из самых рекламируемых шоу сталинского режима.

В списке пилигримов были: Бернард Шоу, Анри Барбюс, Эмиль Людвиг, Герберт Уэллс, Ромен Роллан, Андре Жид, Лион Фейхтвангер, Рафаэль Альберти…

Апогеем поездок большинства из этих вояжеров становились встреча и беседа со Сталиным. Исключениями оказались Андре Жид и Андре Мальро. Сталин их не принял, и через несколько месяцев после возвращения Жида в Париж появится его крамольная книга «Возвращение из СССР» ². Другие посланники – прогрессивные выразители мирового общественного мнения – отрицательных отчетов по возвращении из Москвы, как правило, не составляли. Если судить по зафиксированным на бумаге документальным свидетельствам, итоги поездок были разными (книги, брошюры, статьи, молчание). Тексты бесед Сталина с Людвигом ³ и Уэллсом были опубликованы незамедлительно после встреч с вождем и переизданы в Собрании сочинений Сталина. Беседа с Ролланом пролежала в архиве пятьдесят лет ⁴. О встрече с Шоу известны лишь скупые свидетельские показания из его собственной посмертной книги ⁵.

Наступил черед и для публикации беседы Сталина с Лионом Фейхтвангером, состоявшейся 8 января 1937 года в Кремле. Все эти годы текст хранился в так называемом Кремлевском архиве в Москве и в конце 90-х был передан в фонды Российского государственного архива социально-политической истории (РГАСПИ) в части подраздела произведений Сталина, не вошедших в Собрание сочинений.

2 ноября 1936 года один из высших офицеров цековского Агитпропа Алексей Ангаров ⁶ обратился к наркому внутренних дел Николаю Ежову по поводу того, что казалось рутинным событием культурно-полицейской жизни Страны Советов. Если бы факт был экстраординарным, то обращался бы не Ангаров и не к Ежову. В те предпраздничные дни Николай Иванович чуть больше месяца провел в кабинете в здании на Лубянской площади. При этом суровое время не дало ему возможности четко определиться в собственных непростых номенклатурных отношениях. Со времен Феликса Дзержинского у главного ключника лубянского замка не было такого букета должностей. Ежов – главный полицейский страны (нарком НКВД), главный полицейский партии (председатель Комиссии партийного контроля), секретарь ЦК (куратор НКВД и КПК) и член Исполкома Коминтерна. Для человека с незаконченным низшим образованием тяжесть стольких мундиров изначально была слишком рискованной.

На этот раз Ангаров обращался к наркому Ежову как к секретарю ЦК. Такова была партийная практика.

«Секретарю ЦК ВКП(б) тов. Ежову Н. И.

Тов. Кольцов Мих. просит разрешения пригласить на Октябрьские торжества писателя Людвига Маркузе ⁷с женой.

Людвиг Маркузе – левобуржуазный литературный критик, работавший в левой группе Союза защиты немецких писателей. Людвиг Маркузе написал следующие книги: «Людвиг Берне⁸ – революционер и патриот», «Генрих Гейне», а также краткую историю литературы. Сотрудничал в журнале «Нейе Дейтше Блеттер»⁹. В издательстве «Керидо» (Амстердам) ¹⁰ выпустил книгу о И. Лаполе ¹¹ (так в тексте. – Л. М.). Сейчас сотрудничает в журналах «Интернациональная литература», «Дас Ворт», «Нейе Вельт Бюне», «Дас Нейе Тагебух» ¹², выступал на Парижском конгрессе писателей в защиту культуры. В 1933 году Маркузе эмигрировал из Германии во Францию, где живет Их сейчас.

Отдел культпросветработы ЦК просит разрешить Союзу писателей пригласить Л. Маркузе в СССР на Октябрьские дни.

Зам. Зав. Отделом культпросветработы ЦК ВКП(б)

А. Ангаров 2.11.36″ ¹³.

Иерархическая традиция предписывала подчиненным не только озвучивать перед вождями проблемный вопрос, но и предлагать пути для его творческого разрешения. На бланке для «голосования вкруговую» Ангаров заготовил проект постановления Оргбюро ЦК. На левой стороне бланка – «Слушали»: «Просьба т. М. Кольцова разрешить приезд в СССР немецкому писателю Людвигу Маркузе с женой на празднование 19 годовщины Октябрьской революции». На правой – «Постановили»: «Разрешить». На обороте – краткая справка по истории вопроса. Справка в основном повторяла челобитное ходатайство на имя Ежова, но добавляла один факт, важный в случае проведения оперативно-розыскной деятельности: Маркузе живет на Юге Франции в Санари-Вар-сюр- Мер ¹⁴. Для нас сегодня другая деталь представляется важнее целого документа. На записке рукой неизвестного написано: «Фейхтвангер».

В переписке Ежова появилась фамилия едва ли не самого популярного в середине 30-х годов в СССР иностранного писателя. Почему? Цековские функционеры чаще всего не были поставщиками информации. Они ее передавали и редактировали. Авторами новостей были профессиональные практики (часто чекисты) или индивидуальные стрелки и охотники в окопах идеологической войны, в том числе и войны гражданской. Ангарову информацию о Маркузе подал Михаил Аплетин ¹⁵.

В доме N 12 по Кузнецкому мосту (в нескольких шагах от Лубянки) он заседал в иностранной комиссии Союза советских писателей. Географическая близость к Лубянке мистически помогала правильному оформлению документов ССП. Для Ежова много значила та деталь, что «Кольцов Мих» (характерна бюрократическая постпозиция имени журналиста по отношению к его фамилии) «просит» за Маркузе. К ноябрю тридцать шестого Кольцов уже два с половиной месяца организовывал и руководил советско-коминтерновской агентурой в Испании. На время с него была снята маска председателя иностранной комиссии Союза советских писателей – одной из важных должностей в номенклатуре госбезопасности. Эта карнавальная маска была заменена на скромную должность «специального корреспондента»»Правды» в Испании, утвержденную Политбюро в молниеносном порядке. В действительности Кольцов был едва ли не главным сталинским эмиссаром в республиканской Испании. Из прекрасного мадридского далека Кольцов, готовя масштабные акции и перформансы для западноевропейской интеллигенции и при этом обладая исключительным правом прямой апелляции к Сталину и к военному наркому Ворошилову, находит время заняться судьбой поездки в Москву Маркузе – автора книги о создателе ордена иезуитов святом Игнатии Лойоле. Заменять Кольцова по Союзу писателей в Москве оставался Михаил Аплетин. Именно он подал в ЦК прошение о поездке Маркузе.

 

«В[есьма] срочно

Не п/о [не подлежит оглашению]

27.10.1936 г.

В Культ. Просвет. Отд. ЦК ВКП(б)

Тов. Ангарову.

Сегодня, 27 октября, получена телеграмма от Михаила Кольцова о том, что к Октябрьским праздникам в Москву приезжают немецкие писатели – Лион Фейхтвангер и Людвиг Маркузе с женой.

Лион Фейхтвангер едет по приглашению, разрешенному ЦК ВКП(б).

Людвиг Маркузе (с женой) в списке писателей, приглашение которых разрешено в нынешнем году, не имеется.

Имеет большое значение, чтобы Фейхтвангер, который отрицательно относится к процессу ¹⁶, и Людвиг Маркузе, у которого возникли в связи с процессом сомнения в подлинности советской демократии, чтобы они оба именно к октябрьским дням были у нас.

Тов. Кольцов, придавая особо важное значение визиту этих двух немецких писателей, телеграфирует, чтобы им оказано было исключительное внимание, примерно, как и Андре Жиду.

Принимая все это во внимание, Иностранная Комиссия Союза советских писателей СССР просит Вас довести об этом до сведения товарища А. А. Андреева ¹⁷ и принять меры, чтобы было дано указание соответствующим органам, чтобы Лион Фейхтвангер, Людвиг Маркузе и жена Людвига Маркузе получили без задержки визы.

Мих. Аплетин Зам. Председателя Инокомиссии ССП СССР» ¹⁸.

Похоже, что за три месяца пребывания в Испании Кольцов начинал терять ощущение советской реальности. События по эту, кремлевскую сторону мраморного занавеса он оценивал неадекватно. После августовского показательного процесса партийная информационная машина переставала называть вещи в нейтральном телеграфном ключе. Упоминание об «отрицательном отношении» Фейхтвангера к процессу, уже не могло по определению фигурировать в тексте обращения в ЦК. До выхода скандальной книги Жида в парижском «Галлимаре» оставалось чуть более месяца, а Кольцов, находясь в десяти часах от Парижа, не знал о приближении сомнительной развязки в поездке французского писателя в СССР, которую Кольцов организовал и персональную ответственность за которую нес перед Сталиным. Но главный просчет депеши Кольцова (а Аплетин лишь тиражировал ее в качестве гектографа) видится в том, что он в шифротелеграмме разгласил две тайны власти: «Лион Фейхтвангер едет по приглашению, разрешенному ЦК ВКП(б)», и, оказывается, существуют списки писателей, которым разрешен въезд в СССР в 1936 году.

Решение высших партийных органов о поездке Фейхтвангера не найдено в виде записанного на бумаге и сохраненного в препарированных, отретушированных и, вероятнее всего, фальсифицированных для потомков тетрадях под названием «Протоколы ЦК ВКП(б)». «ЦК» в депеше Кольцова может означать и то, что добро было дано вождем устно или нацарапано на письме-обращении и занесено в альбом сталинских резолюций под номером и датой.

Вождь реально правил страной с помощью такого рода «альбомного» права. Даже сегодня, в начале XXI века, через полстолетия после смерти тирана, хранители остатков его архивов отрицают сам факт существования подобных альбомов в прошлом и их архивное наличие в настоящем. Но альбомы были! Кольцов знал об этом, знал о самом решении и, нарушив конспиративный закон, сообщает этот факт Аплетину через всю кишащую шпионами Европу. Аплетин передает новость Ангарову, который в тацну именно этой салонно- альбомной резолюции посвящен не был. Последний прерывает цепочку разглашения сверхконфиденциальной информации, не решившись доложить о ней Ежову, но приказывает провести внутреннее расследование, ход которого по счастливой случайности остается материально зафиксированным на документе.

Секретарь засекреченной структуры Технического секретариата Организационного бюро ЦК Н. Макаров перепроверяет факт подготовки визита немецких писателей-антифашистов и составляет записку:

 

«Тов. Рыжова! Доложи Ник[олаю] Ивановичу Ежову]

1. Как мне сообщил т. Ангаров, тов. Андреев дал указание о том, чтобы этот вопрос был дан Н. Ив.
2. Ни в ОБ, ни в ПБ решения о приезде писателей вообще и Фейхтвангера нет.
3. Если сегодня вопрос не решится (а решать его нужно обязательно в ПБ), то вопрос отпадает. Н. Макаров. 3.11.36 г. 20 ч.» ¹⁹.

 

Рукописная записка Макарова подтверждает предположение о том, что вопрос о визите Людвига – Фейхтвангера обсуждался и был решен в запредельных сферах, на которые и намекал Кольцов из своего шифротелеграфного испанского далека. Даже член Политбюро и секретарь ЦК, ответственный за идеологию, Андрей Андреевич Андреев не знал о разрешении приглашать Фейхтвангера. Возможно, не знал этого и Ежов. Визит оказался в компетенции засекреченного в структурах Особого сектора ЦК реального Министерства иностранных дел личного правительства Сталина, которым ведал Борис Двинский. На бланке решения пометка Макарова: «Архив – сняты (секретари не голосовали). Н. Макаров. 9.11.36 г.» ²⁰. Для Номенклатурной истории советской и западноевропейской литературы здесь важ,ен не заурядный бюрократический факт, а то, на каком уровне готовилась поездка немецкого писателя-антифашиста в Советский Союз.

Через месяц Фейхтвангер приедет в Москву. Значит, решение было или изначально, или принято вслед за перепиской Кольцова – Аплетина – Ежова – Андреева! Еще через месяц Фейхтвангер встретится со Сталиным в Кремле. Через два месяца возвратится в Париж. Осенью в Амстердаме выйдет книга о поездке. В ноябре ее переведут и издадут в Москве. Иностранцы встречались с вождем до немецкого писателя-антифашиста и после него. Но эта встреча станет в чем-то уникальной.

С вероятного разрешения Сталина Фейхтвангер в сйоей книге «Москва 1937» (изданной в Амстердаме в том же издательстве «Керидо», что и книга Людвига Маркузе о иезуите Лойоле) передаст сталинские мысли своими собственными словами как авторский текст. Эта вольность станет исключительным событием в безбрежном океане сталйнианы. Сегодня же впервые публикуемый текст беседы будет для нас поводом для разговора на тему о западноевропейских пилигримах на кремлевском дворе.

 

 

 «ЗАПИСЬ БЕСЕДЫ ТОВАРИЩА СТАЛИНА

С ГЕРМАНСКИМ ПИСАТЕЛЕМ

ЛИОНОМ ФЕЙХТВАНГЕРОМ

8 января 1937 года

 

Фейхтвангер. Я просил бы вас подробнее определить функции писателя. Я знаю, что вы назвали писателей инженерами душ.

Сталин. Писатель, если он улавливает основные нужды широких народных масс в данный момент, может сыграть очень крупную роль в деле развития общества. Он обобщает смутные догадки и неосознанные настроения передовых слоев общества и инстинктивные действия масс делает сознательными.

Он формирует общественное мнение эпохи. Он помогает передовым силам общества осознать свои задачи и бить вернее по цели. Словом, он может быть хорошим служебным элементом общества и передовых устремлений этого общества. Но быв»ает и другая группа писателей, которая, не поняв новых веяний эпохи, атакует все новое в своих произведениях и обслуживает таким образом реакционные силы общества. Роль такого рода писателей тоже не мала, но с точки зрения баланса истории она отрицательна. Есть третья группа писателей, которая под флагом ложно понятого объективизма старается усидеть между двух стульев, не желает примкнуть ни к передовым слоям общества, ни к реакционным. Такую группу писателей обычно обстреливают с двух сторон: передовые и реакционные силы. Она обычно не играет большой роли в истории развития общества, в истории развития народов, и история ее забывает так же быстро, как забывается прошлогодний снег.

Фейхтвангер. Я попросил бы вас разъяснить, как вы понимаете разницу между призванием научного писателя и писателя-художника, который передает свое мироощущение, самого себя.

Сталин. Научные писатели обычно действуют понятиями, а писатели- беллетристы образами. Они более конкретно, художественными картинами изображают то, что их интересует. Научные писатели пишут для избранных, более квалифицированных людей, а художники для более широких масс. Я бы сказал, что в действиях так называемых научных писателей больше элементов расчета. Писатели-художники – люди более непосредственные, в их деятельности гораздо меньше расчета.

Фейхтвангер. Хотел бы спросить, что означает ваше определение интеллигенции как межклассовой прослойки в докладе о Конституции СССР ²¹. Некоторые думают, что интеллигенция не связана ни с одним классом, имеет меньше предрассудков, большую свободу суждения, но зато меньше прав. Как говорил Гете – действующий не свободен, свободен только созерцающий.

Сталин. Я изложил обычное марксистское понимание интеллигенции. Ничего нового я не сказал, класс – общественная группа людей, которая занимает определенную стойкую, постоянную позицию в процессе производства. Рабочий класс производит все, не владея средствами производства. Капиталисты – владеют капиталом. Без них, при капиталистическом строе, производство не обходится. Помещики владеют землей – важнейшими средствами производства. Крестьяне владеют малыми клочками земли, арендуют ее, но занимают в сельском хозяйстве определенные позиции. Интеллигенция – обслуживающий элемент, не общественный класс. Она сама ничего не производит, не занимает самостоятельного места в процессе производства. Интеллигенция есть на фабриках и заводах – служит капиталистам. Интеллигенция есть в экономиях и имениях – служит помещикам. Как только интеллигенция начинает финтить – ее заменяют другими. Есть такая группа интеллигенции, которая не связана с производством, как литераторы, работники культуры. Они мнят себя -«солью земли», командующей силой, стоящей над общественными классами. Но из этого ничего серьезного получиться не может. Была в России в 70-х годах прошлого столетия группа интеллигенции, которая хотела насиловать историю и, не считаясь с тем, что условия для республики не созрели, пыталась втянуть общество в борьбу за республику ²². Ничего из этого не вышло. Эта группа была разбита – вот вам самостоятельная сила интеллигенции!

Другая группа интеллигенции хотела из русской сельской общины непосредственно развить социализм, минуя капиталистическое развитие ²³. Ничего из этого не вышло. Она была разбита. Таких примеров можно привести много также и из истории Германии, Франции и других стран.

Когда интеллигенция ставит себе самостоятельные цели, не считаясь с интересами общества, пытаясь выполнить какую-то самостоятельную роль, – она терпит крах. Она вырождается в утопистов. Известно, как едко Маркс высмеивал утопистов ²⁴. Всегда, когда интеллигенция пыталась ставить самостоятельные задачи, она терпела фиаско.

Роль интеллигенции – служебная, довольно почетная, но служебная. Чем лучше интеллигенция распознает интересы господствующих классов и чем лучше она их обслуживает, тем большую роль она играет. В этих рамках и на этой базе ее роль серьезная.

Следует ли из всего этого, что у интеллигенции должно быть меньше прав?

В капиталистическом обществе следует. В капиталистическом обществе смотрят на капитал – у кого больше капитала, тот умнее, тот лучше, тот располагает большими правами. Капиталисты говорят: интеллигенция шумит, но капитала не имеет. Поэтому интеллигенция там не равноправна. У нас совершенно иначе.

Если в капиталистическом обществе человек состоит из тела, души и капитала, то у нас человек состоит из души, тела и способностей трудиться. А трудиться может всякий: обладание капиталом у нас привилегий не дает, а даже вызывает некоторое раздражение. Поэтому интеллигенция у нас полностью равноправна с рабочими и крестьянами. Интеллигент может развивать все свои способности, трудиться так же, как рабочий и крестьянин.

Фейхтвангер. Если я вас правильно понял, вы также считаете, что писатель-художник больше апеллирует к инстинкту читателя, а не к его разуму.

Но тогда писатель-художник должен быть более реакционным, чем писатель научный, так как инстинкт более реакционен, чем разум. Как известно, Платон хотел удалить писателей из своего идеального государства.

Сталин. Нельзя играть на слове «инстинкт». Я говорил не только об инстинкте, но и о настроениях, о неосознанных настроениях масс. Это не то же, что инстинкт, это нечто большее. Кроме того, я не считаю инстинкты неизменными, неподвижными. Они меняются.

Сегодня народные массы хотят вести борьбу против угнетателей в религиозной форме, в форме религиозных войн. Так это было в XVII веке и ранее в Германии и Франции ²⁵. Потом через некоторое время ведут борьбу против угнетателей более, осознанную – например, французская революция.

У Платона была рабовладельческая психология. Рабовладельцы нуждались в писателях, но они превращали их в рабов (много лисателей было продано в рабство – в истории тому достаточно примеров) или прогоняли их, когда писатели плохо обслуживали нужды рабовладельческого, строя.

Что касается нового, советского общества, то здесь роль писателя огромна. Писатель тем ценнее, что рн непосредственно, почти без всякого рефлекса отражает новые настроения масс. И если спросить, кто скорее отражает новые настроения и веяния, то это скорее делает художник, чем научный исследователь. Художник находится у самого истока, у самого котла новых настроений. Он может поэтому направить настроения в новую сторону, а научная литература приходит позже. Непонятно, почему писатель-художник должен быть консерватором или реакционером. Это неверно. Этого не оправдывает и история. Первые попытки атаковать феодальное общество ведутся художниками – Вольтер, Мольер раньше атаковали старое общество ²⁶. Потом пришли энциклопедисты.

В Германии раньше были Гейне, Бьерне[Берне], потом пришли Маркс, Энгельс. Нельзя сказать, что роль всех писателей реакционна. Часть писателей может играть реакционную (так в тексте. – Л. М.) роль, защищая реакционные настроения.

Максим Горький отражал еще смутные революционные настроения и стремления рабочего класса задолго до того, как они вылились в революцию 1905 года.

Фейхтвангер. В каких пределах возможна в советской литературе критика? ²⁷

Сталин. Надо различать критику деловую и критику, имеющую целью вести пропаганду против советского строя.

Есть у нас, например, группа писателей, которые не согласны с нашей национальной политикой, с национальным равноправием ²⁸. Они хотели бы покритиковать нашу национальную политику. Можно раз покритиковать. Но их цель не критика, а пропаганда против нашей политики равноправия наций. Мы не можем допустить пропаганду натравливания одной части населения на другую, одной нации на другую. Мы не можем допустить, чтобы постоянно напоминали, что русские были когда-то господствующей нацией.

Есть группа литераторов, которая не хочет, чтобы мы вели борьбу против фашистских элементов, а такие элементы у нас имеются. Дать право пропаганды за фашизм, против социализма – нецелесообразно ²⁹.

Если элиминировать попытки пропаганды против политики Советской власти, пропаганды фашизма и шовинизма, то писатель у нас пользуется самой широкой свободой, более широкой, чем где бы то ни было.

Критику деловую, которая вскрывает недостатки в целях их устранения, – мы приветствуем. Мы, руководители, сами проводим и предоставляем самую широкую возможность любой такой критики всем писателям ²⁸³⁰.

Но критика, которая хочет опрокинуть советский строй, не встречает у нас сочувствия. Есть у нас такой грех.

Фейхтвангер. Получилось некоторое недоразумение. Я не считаю, что писатель должен быть обязательно реакционным. Но так как инстинкт отстает, как бы хромает за разумом, то писатель может оказаться реакционным, сам того не желая. Так, у Горького иногда образы убийц, воров вызывают чувство симпатии. И в моих собственных произведениях есть отражение отсталых инстинктов. Может быть, поэтому они читаются с интересом. Как мне кажется, раньше было больше литературных произведений, критикующих те или иные стороны советской жизни. Каковы причины этого?

Сталин. Ваши произведения читаются с интересом и хорошо встречаются в нашей стране не потому, что там есть элементы отставания, а потому, что там правдиво отображается действительность. Хотели ли вы или не хотели дать толчок революционному развитию Германии, на деле, независимо от вашего желания, получилось, что вы показали революционные перспективы Германии. Прочитавши ваши книги, читатель сказал себе: так дальше жить в Германии нельзя.

Идеология всегда немного отстает от действительного развития, в том числе и литература. И Гегель говорил, что сова Минервы вылетает в сумерки³¹.

Сначала бывают факты, потом их отображение в голове. Нельзя смешивать вопрос о мировоззрении писателя с его произведениями.

Вот, например, Гоголь и его «Мертвые души». Мировоззрение Гоголя было бесспорно реакционное. Он был мистиком. Он отнюдь не считал, что крепостное право должно пасть. Неверно представление, что Гоголь хотел бороться против крепостного права. Об этом говорит его переписка, полная весьма реакционных взглядов ³². А между тем, помимо его воли, гоголевские «Мертвые души» своей художественной правдой оказали огромное воздействие на целые поколения революционной интеллигенции сороковых, пятидесятых, шестидесятых годов.

Не следует смешивать мировоззрение писателя с воздействием тех илц других его художественных произведений на читателя. Было ли у нас раньше больше критических произведений? Возможно. Я не занимался изучением двух периодов развития русской литературы.

До 1933 года мало кто из писателей верил в то, что крестьянский вопрос может быть разрешен на основе колхозов. Тогда критики было больше.»

Факты убеждают. Победила установка Советской власти на коллективизацию, которая сомкнула крестьянство с рабочим классом.

Проблема взаимоотношений рабочего класса и крестьянства была важнейшей и доставляла наибольшую заботу революционерам во всех странах.

Она казалась неразрешимой: крестьянство реакционно, связано с частной собственностью, тащит назад, рабочий класс идет вперед. Это противоречие не раз приводило к революции. Так погибла революция во Франции в 1871 году, так погибла революция в Германии. Не было контакта между рабочим классом и крестьянством.

Мы эту проблему успешно разрешили. Естественно, что после таких побед меньше почвы для критики. Может быть, не следовало добиваться этих успехов, чтобы было больше критики? Мы думаем иначе. Беда не так велика.

Фейхтвангер. Я здесь всего 4 – 5 недель ³³. Одно из первых впечатлений: некоторые формы выражения уважения и любви к вам кажутся мне преувеличенными и безвкусными. Вы производите впечатление человека простого и скромного. Не являются ли эти формы для вас излишним бременем?

Сталин. Я с вами целиком согласен. Неприятно, когда преувеличивают до гиперболических размеров. В экстаз приходят люди из-за пустяков. Из сотен приветствий я отвечаю только на 1 – 2, не разрешаю большинство их печатать, совсем не разрешаю печатать слишком восторженные приветствия, как только узнаю о них. В девяти десятых этих приветствий – действительно полная безвкусица. И мне они доставляют неприятные переживания ³⁴.

Я хотел бы не оправдать – оправдать нельзя, а по-человечески объяснить, – откуда такой безудержный, доходящий до приторности восторг вокруг моей персоны. Видимо, у нас в стране удалось разрешить большую задачу, за которую поколения людей бились целые века – бабувисты, гебертисты ³⁵, всякие секты французских, английских, германских революционеров. Видимо, разрешение этой задачи (ее лелеяли рабочие и крестьянские массы):

1. РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 11. Ед. хр. 1291. Л. 15. 242[↩]
2. Андре Жид (1869 – 1951) – французский писатель, в середине 30-х годов играл ведущую роль в антифашистском движении западноевропейской интеллигенции. В июле-августе 1936 года посетил Советский Союз. Написанная под впечатлением этой поездки книга «Возвращение из СССР» стала одним из важнейших свидетельств против сталинского режима, появившихся в 30-е годы (Gide Andre. Retour de l’URSS. Paris: Gallimard, 1936. В 1937 году в том же парижском издательстве вышло в свет дополнение к первой книге: Retouches а топ Retour de l’URSS).[↩]
3. Эмиль Людвиг (1881 – 1948) – немецкий писатель. В декабре 1931 года посетил СССР, где имел беседу с И. В. Сталиным.[↩]
4. См.: Роллан Ромен. Московский дневник / Перевод с французского М. Ариас, комментарии Н. Ржевской // Вопросы литературы. 1989. N 3 – 5.[↩]
5. Shaw George Bernard The Rationalization of Russia / Edited with an Introduction by Harry M. Geduld. Bloomington: Indiana University Press, 1964.[↩]
6. Алексей Иванович Ангаров (1898 – 1939?). В 1936 – 1937 годах вплоть до ареста исполняя обязанности заведующего Отделом культурно- просветительной работы ЦК. Расстрелян.[↩]
7. Людвиг Маркузе (1894 – 1971) – в 20-е годы работал в Берлине и Франкфурте как театральный критик. Кроме указанных далее в письме Ангарова биографий, написал биографии Георга Бюхнера (1922) и Стриндберга (1922). Его собственная автобиография выйдет в свет в 1960-м году. В середине 20-х годов познакомился и женился на Эрне (Саше) Рейх. В 1933-м они были вынуждены бежать из Германии, а в 1939-м – из оккупированной нацистами Франции. Они переехали в Лос-Анджелес. В 1944 году Маркузе станет американским гражданином, а на следующий год начнет преподавать немецкую литературу и философию в Университете Южной Калифорнии. После выхода на пенсию чета возвратится в Германию (Западную).[↩]
8. Карл Людвиг Берне (1786 – 1837) – публицист и критик, выросший в семье состоятельного франкфуртского еврея. Берне не знал жизни в гетто. Он говорил: «Счастье быть одновременно и немцем, и евреем». Его идеи легли в основу идеологии «Молодой Германии».[↩]
9. «Neue Deutsche Blatter» («Новый немецкий журнал») – выходил в Москве, но выпуск его был приостановлен.[↩]
10. Издательство *Керидо* – основано в 1915 году в Амстердаме португальским евреем Эммануэлем Керидо (1871 – 1943). С 1933 до 1940 года одна из редакций этого издательства публиковала произведения немецких писателей-эмигрантов, покинувших Германию из-за гитлеровского террора. Осенью 1937 года здесь вышло первое издание книги Фейхтвангера «Москва 1937». Издательство существует и в наши дни.[↩]
11. Речь идет об Игнатии Лойоле (14917 – 1556) – испанском дворянине, основателе ордена иезуитов.[↩]
12. Совместно с В. Бределем и И. Бехером Фейхтвангер был редактором издаваемых в Москве немецких журналов «Дас Ворт» (1936 – 1939) и «Интернационале Литератур». См. также: Мюллер Р., Колязин В. Ф.»Я охотно принимаю приглашение к сотрудничеству». Переписка В. Беньямина с редакцией журнала «Дас Ворт». 1936 – 1937 гг. // Исторический архив. 1998. N 1. С. 105 – 123.[↩]
13. Машинописный подлинник. Подпись – автограф. РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 114. Ед. хр. 956. Л! 46.[↩]
14. В информации о дипломатической или чекистской шифровке по принципу «испорченного телефона» перепутано несколько географических понятий. Не «Санари-Вар-сюр-Мер», а городок Санари-сюр-Мер, который находится на реке Вар во французской провинции Приморские Альпы – Лазурный берег в районе Ниццы.[↩]
15. Михаил Яковлевич Аплетин (1885 – 1981) – после ухода с поста председателя иностранной комиссии Союза советских писателей занимался литературной критикой.[↩]
16. Дело так называемого «Антисоветского объединенного троцкистско- зиновьевского центра», по которому были привлечены 16 человек, в том числе Г. Зиновьев, Л. Б. Каменев, Г. Е. Евдокимов и др. Обвинение было сфабриковано. Суд состоялся 19 – 24 августа 1936 года. Все обвиняемые приговорены к расстрелу.[↩]
17. Андрей Андреевич Андреев (1895 – 1971) – член Политбюро и секретарь ЦК. В середине 30-х годов был главным штатным куратором литературы и искусства по линии Политбюро.[↩]
18. Машинописный подлинник на бланке Инокомиссии ССП на Кузнецком мосту, дом N 12. Документ оприходован в Техническом секретариате Оргбюро ЦК 9 ноября 1936 года N 366 (РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 114. Ед. хр. 956. Лл. 48, 48об.).[↩]
19. РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 114. Ед. хр. 956. Л. 50.[↩]
20. Там же, Л. 46.[↩]
21. В «Докладе о проекте Конституции Союза ССР» Сталин так расшифровал свое понимание интеллигенции: «инженерно-технические работники», «работники культурного фронта» и «служащие вообще». Говоря о классах в советском обществе, Сталин сказал: «Остался рабочий класс. Остался класс крестьян. Осталась интеллигенция» (Правда. 1936. 26 ноября). В выступлении на пленуме ЦК ВКП(б) 12 октября 1937 года Сталин дал четкое указание по предстоящим выборам в Верховный Совет СССР: «Нельзя переполнять Верховный Совет трактористами, трактористками, комбайнерами и теребильщиками и забывать, что у нас есть интеллигенция партийная, есть искушенные политики не только в Москве, но и в областях» (РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 11. Ед. хр. 1120. Л. 89). В октябре 1938 года при редактировании лозунгов к очередной годовщине Октябрьской революции в лозунге N 39 предлагалось прославление-здравица: «Советская интеллигенция – это новая интеллигенция, подобно которой не знала еще история человечества!» Сталин снизил степень следовавшей за этим экзальтации: «Да здравствует наша советская, народная интеллигенция!» Из предлагавшегося варианта лозунга: «Больше внимания политическому воспитанию и большевистской закалке советской интеллигенции!» Сталин зачеркнул важное уточнение: «интеллигенции – кадров нашего государственного аппарата* (РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 163. Ед. хр. 1203. Л. 89).[↩]
22. »Соль земли» – слова Чернышевского из романа «Что делать?». Сталин имеет в виду народнические группы. К середине 30-х годов Сталин стал резко отрицательно относиться к деятельности народовольцев, видя в их террористической деятельности, в акте цареубийства недопустимые ассоциации с убийством Кирова, обвинение в котором было предъявлено многим бывшим руководителям большевистской партии на московских показательных процессах. [↩]
23. Сталин имеет в виду социалистическую партию «Земля и.воля», основанную в 1876 году. В программу этой организации входила национализация земли, отмена налогов и свободная община. Аграрный вопрос выдвигался как основной. Раскол в «З.емле и воле» привел к созданию двух партий: «Народной воли» и «Черного передела».[↩]
24. Энгельс говорил об упадке сен-симонизма (1843): «Сен-симонизм <…> который, точно сверкающий метеор, приковал к себе внимание мыслящих людей, исчез затем с социального горизонта… Его время миновало» (цит. по: История философии в 4-х томах, т. П. М.: Изд. Академии Наук СССР, 1957. С. 170). Маркс и Энгельс отмечали в Вильгельме Вейтлинге его склонность быть пророком, который носит в кармане «готовый рецепт осуществления царства небесного на земле» (Там же. С. 187).[↩]
25. Имеются в виду религиозные войны во Франции (1562 – 1594) между католиками и гугенотами, Тридцатилетняя война в Германии (1618 – 1648) между поддержанными папой князьями и антигабсбургской коалицией протестантских князей.[↩]
26. За девять месяцев до этого Политбюро с санкции Сталина запретило постановку на сцене МХАТа пьесы 4 Мольер» Михаила Булгакова.[↩]
27. Зачеркнуто: «Как мне кажется, раньше было больше литературных произведений, критиковавших те или иные стороны советской жизни».[↩]
28. Возможно, Сталин имеет в виду Павла Васильева (1910 – 1937) и ряд русофильских поэтов и писателей: Николая Клюева (1884 – 1937), Петра Орешина (1887 – 1938) и Сергея Клычкова (1889 – 1940). В данном случае, перед лицом немецкого писателя-антифашиста, Сталин намекает на то, что для его режима приоритетна борьба за «равноправие» наций, то есть против русского великодержавного шовинизма, и сама критика этой борьбы недопустима.[↩]
29. Сталин постоянно классифицирует и группирует. В начале беседы он говорит о трех группах писателей вообще: писатели «за» (подразумевается, что за советскую власть), писатели «против» и «воздержавшиеся». Здесь же он рассуждает о существовании двух групп оппозиционных писателей: русских (подразумевается) националистах и тех, кто не хочет вести борьбу против «фашистских элементов». Возможно, что в последней группе зашифровывается часть бывших руководителей РАПП, которые группировались вокруг спецпайков, квартир и мебели из распределителей ОГПУ – НКВД смещенного наркома внутренних дел Генриха Ягоды. Под «фашизмом» в данном случае.подразумевается «троцкизм». Именно обвинения в фашизме предъявят перед расстрелом Владимиру Киршону (1902 – 1938), Леопольду Авербаху (1903 – 1938) и другим руководителям бывшей РАПП[↩]
30. Эту мысль почти дословно Сталин высказал в августе 1934 года во время беседы с Гербертом Уэллсом: «Это называется у нас, большевиков, «самокритикой»./Она широко применяется в СССР».[↩]
31. »Мы диалектику учили не по Гегелю», – сказал Маяковский. Сталин учил Гегеля по Плеханову. В 1937 – 1938 годах в ходе работы над главой о диалектическом и историческом материализме для «Краткого курса истории ВКП(б)» Сталин прочитает (или перечитает) том Плеханова «К вопросу о развитии монистического взгляда на историю». Сталин отметит следующие слова: «Сова Минервы начинает летать только ночью. Когда философия начинает выводить свои серые узоры на сером фоне, когда люди начинают вдумываться в свой собственный общественный строй, вы можете с уверенностью сказать, что этот строй отжил свое время и готовится уступить место новому порядку, истинный характер которого опять станет ясен людям лишь после того, как сыграет свою историческую роль: сова Минервы опять вылетит только ночью. Нечего и говорить, что периодические воздушные путешествия мудрой птицы очень полезны: они даже совершенно необходимы» (выделенное курсивом прдчеркнуто Сталиным) (РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 3. Ед. хр. 251.. 1938. М.: Государственное политическое издательство. С. 67. Пометки простым карандашом).[↩]
32. Сталин имеет в виду «Избранные места из переписки с друзь-, ями».[↩]
33. Фейхтвангер прибыл в Москву 1 декабря 1936 года. «Правда» приветствовала приезд «германского антифашистского писателя» статьей Е. Книпович «Творчество Лиона Фейхтвангера».[↩]
34. В сталинском архиве сохранились документы середины 30-х годов, которые одновременно подтверждают и опровергают этот тезис. В 1937 году вождь действительно запретил публикацию нескольких приветствий: работников ИЗОГИЗа, коллектива МХАТа и Краснознаменного ансамбля Красной Армии во время гастролей на Парижской выставке. В то же время десятки приветствий и рапортов были опубликованы. Например, 10 ноября 1937 года, в разгар «предвыборного» ажиотажа, Мехлис сообщает Сталину: «В «Правде» имеется огромнейшее количество резолюций собраний рабочих, колхозников, служащих о выдвижении кандидатами в Верховный Совет членов Политбюро. Мы не использовали и половины поступивших материалов. В связи с опубликованным сегодня письмом прошу указаний – можно ли продолжать печатание списков. Л. Мехлис». Речь идет о письме членов Политбюро с согласием баллотироваться в определенных избирательных округах. Сталин подчеркнул слова «продолжать печатание списков» и написал: «Нужно продолжать печатание. Ст.». Поток экзальтированных резолюций продолжился (РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 11. Ед. хр. 203. Л. 157; подлинник на бланке «Правды». Автографы Мехлиса и Сталина).[↩]
35. Бабувисты – последователи Гракха Бабефа (1760 – 1797), французского коммуниста-утописта. Гебертисты – в эпоху французской революции группа единомышленников Жака Рене Гебера (1757 – 1794), одного из решительных сторонников террора, который вел борьбу с христианством за культ Разума. По настоянию Робеспьера он был казнен.[↩]