Наша анкета: Художественное взаимообогащение литератур народов СССР

Творческое взаимодействие и взаимообогащение литератур народов СССР играет все большую роль в движении каждой национальной литературы и в общесоюзном литературном процессе, особенно на современном этапе их развития, когда в условиях зрелого социализма так возросли их сплоченность, идейная зрелость, их художественный уровень. Об этих проблемах пишут критики, научное исследование их составляет одно из главных направлений советского литературоведения. И все-таки в освещении творческого взаимообогащения немало еще поверхностных, упрощенных решений, механического «накладывания» тех закономерностей, которые характерны для одной литературы, – на другие, без учета национально-художественной специфики каждой из них, народно-поэтических традиций, на которые опираются литературы, исторического пути их развития, а между тем все это во многом определяет своеобразие и сложность современных художественных процессов.

Вот почему редакция, следуя традиции, решила обратиться и к самим писателям, которые каждодневно сталкиваются в своей творческой работе с этими вопросами. Их немалый практический опыт, их наблюдения, безусловно, обогатят нашу критику и литературную науку новыми фактами, помогут более всесторонне осветить эти столь актуальные творческие проблемы.

Наша анкета содержала следующие вопросы:

1. Какие явления сегодняшней нашей культуры, литературы, искусства наиболее наглядно, с Вашей точки зрения, говорят о советском народе как о новой исторической общности людей?
2. Какими неповторимыми чертами и национальными традициями литература и культура Вашего народа обогатила современное художественное мышление и в свою очередь какое творческое воздействие других литератур она испытала? Какое место в этом процессе занимает, на Ваш взгляд, опыт народного творчества, используемый писателями, исторический опыт народа?
3. Сказались ли эти общие процессы культурного и художественного взаимодействия на Вашем собственном творчестве? Если да, то в чем выразилось это воздействие? Опыт каких писателей – классиков и современников – лично для Вас оказался наиболее впечатляющим и действенным, какие специфические черты и особенности других литератур – наиболее близкими и влиятельными?

Как всегда в нашем журнале, чтобы не стеснять инициативу авторов, мы предупреждали их, что ответы могут носить «свободный» характер, что каждый из них может остановиться лишь на тех вопросах, которые представляются ему наиболее интересными и важными, а возможно – затронуть и те аспекты проблемы, которые в анкете не обозначены.

Ниже мы публикуем полученные материалы.

Ираклий АБАШИДЗЕ

Возможно, на вопросы анкеты вашего журнала разные писатели пришлют ответы весьма похожие. Ничего удивительного. Вряд ли можно сказать что-то абсолютно новое или оригинальное о том, что хорошо известно. Я тоже не надеюсь предложить какие-то новые факты или закономерности процесса становления многонациональной советской литературы за минувшие шестьдесят лет. Может быть, какой-то дополнительный интерес моим словам придаст то, что принадлежат они очевидцу и непосредственному участнику событий, сплотивших советские народы в нерасторжимое братство, в новую историческую общность людей.

Хочу сразу же подчеркнуть, что в этом сплочении литература сыграла величайшую роль. Роль, которая, на мой взгляд, все еще ждет должной оценки, осмысления, обобщения.

И еще надеюсь, что эти мои краткие заметки помогут вновь возродить и почувствовать ту радость, которую мы, волею судьбы стоявшие у истоков, испытали в те незабываемые дни и годы.

Вот пример. Не сочтите меня брюзгой, но я не думаю, что молодой прозаик или поэт сегодня испытывает такую радость и удивление при переводе его на русский или другой язык братского народа, как испытал я, увидев в начале 30-х годов свою «Балладу спасения», переведенную Борисом Пастернаком. И такое испытывал не только я, молодой еще поэт, но и мои старшие собратья по перу – Галактион Табидзе, Тициан Табидзе, Паоло Яшвили, Валериан Гаприндашвили, Георгий Леонидзе, Симон Чиковани…

Первые переводы наших стихов казались нам первыми ласточками, приносящими весну на крыльях. Мы были первым поколением грузинской литературы, зазвучавшей для других народов. Потому и остаются для меня те незабываемые 30-е романтическими годами молодости и поэзии…

С тех пор прошло пятьдесят лет. Сейчас переводится все, что достойно быть вынесенным на всесоюзную арену. Это стало делом обычным и обязательным. Но, как все обычное и обязательное, не привело ли это к тому, что даже начинающие литераторы как бы приобрели «иммунитет» – перестали воспринимать свое произведение, зазвучавшее на другом языке, как праздник, как важнейшее достижение советской литературы?

В первые годы, когда советская многонациональная только начинала объединяться, дело обстояло так: все мы, литераторы национальных республик, конечно же, знали Россию, ее культуру, ее великую литературу, но Россия не знала нас. Больше того, мы не знали и друг друга.

Началось созидание единства, и началом его стал Первый всесоюзный съезд советских писателей во главе с Горьким.

Хочу сказать слова особого уважения и благодарности переводчикам, потому что перевод сыграл величайшую роль в деле взаимообогащения и объединения наших литератур.

Но выход на всесоюзную арену обозначал не только обретение широчайшего горизонта каждым из членов многонационального сообщества, он обозначал и многократно возросшую ответственность перед многомиллионным советским читателем.

В чем состоит эта ответственность? Чтобы отобразить свое время и свой народ, показать его национальные особенности, устремления и идеалы, показать, какой вклад в общее дело строительства коммунизма и его культуры вносит твой народ, твоя республика. Для этого каждому из нас надо было расправить крылья своего таланта.

Процесс, о котором мы говорим, многообразен. Практика нашей литературы со всей ясностью показывает, сколь многим обязаны писатели братских республик литературной традиции великой России, которая начала оказывать свое благотворное влияние уже начиная с XIX века.

Но мы говорим о взаимовлиянии, взаимообогащении. Вспомним благодарные признания Николая Тихонова о воздействии на него грузинской природы, культуры, литературы. Об этом же свидетельствуют в творчестве Николая Заболоцкого, Бориса Пастернака, Павла Антокольского, Константина Симонова новые черты, появившиеся после близкого знакомства с нашим краем. Ярким примером «обмена опытом» между поэтами разных народов может служить поэзия Миколы Бажана и Симона Чиковани.

Разумеется, не остался в стороне от этого процесса и я. Воспитанный на традициях национальной классики и русской литературы, я всегда ощущал себя в силовом поле времени, эпохи. Это выражалось и в увлеченности революционной поэзией Маяковского и Блока, и в ощущении единства с боевой шеренгой русской поэзии – Твардовским, Тихоновым, Симоновым, Сурковым – в годы Великой Отечественной войны, и в сегодняшнем стремлении, насколько это возможно человеку моих лет, всегда быть вместе с современниками. Все это и называется словом, которое в дни юбилея Союза ССР звучит особенно часто, – единство.

г. Тбилиси

Майрамкан АБЫЛКАСЫМОВА

До Великой Октябрьской социалистической революции наш киргизский народ-кочевник письменности по существу не имел, не было у нас и профессионального театра. До возникновения письменности киргизский народ выражал себя в устном творчестве – в стихах, песнях, сказках, которые передавались из поколения в поколение, обогащаясь при этом за счет индивидуальности сказителей.

С раннего детства я знала наизусть многие фрагменты «Манаса», навсегда вошли в мою память поэтические похоронные «плачи». Кошокчу, так называют у нас женщин-плакальщиц, создавали целые повествования о жизни умершего, о его взаимоотношениях с людьми, о любви к родине.

После революции в Киргизии стала постепенно создаваться принципиально новая литература, вначале не отторжимая от устного народного творчества, а затем все более и более обогащающаяся опытом мировой и советской литературы. Так в нашей республике появилась своеобразнейшая литература, соединяющая глубинные народные традиции и новаторские приемы. На этой почве возникло, скажем, такое явление, как прозвучавшее в мировом масштабе творчество Чингиза Айтматова.

Если говорить обо мне лично, то мое пристрастие к широким эпическим полотнам (а я написала три поэмы, за которые мне была присуждена премия Ленинского комсомола и звание народного поэта Киргизии) питалось как знанием киргизского национального эпоса, так и опытом русской советской поэзии, – я имею в виду прежде всего Александра Твардовского, Бориса Ручьева и Ольгу Берггольц. Меня всегда привлекали основательные, выстраданные, богатырски мощные традиции, а не «модничанье» в поэзии. В нашей республике сейчас многие поэты работают – и очень плодотворно – на стыке традиции и смелых поисков. Назову, к примеру, Акбара Рыскулова: не теряя связей с традицией, он обогатил своими исканиями современную поэтику киргизской литературы.

Хотелось бы мне сказать и о том, что теперь киргизская культура все более и более пристрастна к исторической теме, к эпосу, к национальной мифологии, воспринимаемым, естественно, сквозь призму современности. Это, на мой взгляд, очень важно – сохранить и разглядеть отцовские и дедовские следы.

Мне представляется необычайно важной тема материнства, которая подвигнула меня на работу над поэмой, кусочек из которой, в переводе Татьяны Кузовлевой, я уже опубликовала во всесоюзной печати:

МОЕЙ ЗЕМЛЯЧКЕ

За аулом есть холм вдалеке от людской суеты.

Он глядит на закаты, встречая под утро рассветы,

Смерти путь преграждает, а жизни он дарит цветы.

И в безмолвье его нахожу я величья приметы.

Вся в колючках змеится, чуть видно, тропинка к нему.

И следы башмаков проступают на ней постоянно.

Их стирают ветра, но и днем и в вечернюю тьму

Обновляет их старая женщина вновь неустанно.

Все ей кажется, будто бы сон это длится такой…

Здесь арыки, звенящие под тополиного сенью,

Здесь прохладно и в зной: павшим нужен особый покой.

Ну, а жизнь продолжается:

праздники, будни, веселье…

г. Фрунзе.

АНАР

1. Культурное взаимообщение народов неизбежно связано с их географическим расположением и исторической судьбой. Азербайджан – страна, расположенная на стыке Востока и Запада, Севера и Юга, на том участке географической карты, по которому проходит граница Европы и Азии.

Если же посмотреть на нашу республику с исторической точки зрения, то ее границы составят часть нескончаемо длинной – воображаемой – пограничной линии: исторически азербайджанцы принадлежат к мусульманским народам, но долгое соседство с христианскими народами Закавказья не могло пройти бесследно. Много общего азербайджанская культура имеет с иранской, но, будучи народом тюркоязычным, азербайджанцы имеют немало родственного – в литературе, фольклоре, искусстве – с культурой Турции и среднеазиатских народов.

Все эти факторы, обусловленные географией и историей, определили своеобразие и специфику азербайджанской культуры, характер ее взаимоотношений с культурами других народов. В древности и в эпоху средневековья эти взаимосвязи с другими культурами ограничивались главным образом странами восточного региона. Начиная с первой четверти XIX века, периода присоединения Азербайджана к России, наша культура активно взаимодействует с русской и отчасти европейской культурой.

И наконец, качественно новый этап интернационального взаимообщения и взаимообогащения культур наступает в годы советской власти, когда азербайджанская культура становится составной частью единой советской культуры, сохраняя при этом свою национальную самобытность.

В каждый из перечисленных исторических периодов азербайджанский народ вносил свой вклад в сокровищницу мировой культуры и обогащался влиянием культур других народов.

Если обратиться к средним векам, то вклад Азербайджана в общемировую сокровищницу – это образцы замечательного фольклора, и прежде всего один из величайших памятников народного эпоса «Книга моего деда Коркуда». Созданный на огузском – старо-азербайджанском – языке, духовно и географически связанный с Азербайджаном, эпос этот широко популярен и среди других тюркоязычных народов, так же как и героический эпос «Кёр-оглы» или похождения балагура и шутника Моллы Насреддина.

В числе величайших поэтов не только Востока, но и мира Гёте одним из первых назвал имя Низами Гянджеви. Его влияние испытали самые разные художники первой величины – от Гоцци на Западе до Навои и Джами на Востоке. Вкладом азербайджанского народа в мировую сокровищницу в средние века явились и поэтические шедевры Насими и Физули, и величественные архитектурные памятники в Баку и Нахичевани, и всемирно известная школа тавризской миниатюры, процветавшая во дворце основателя династии Сефевидов азербайджанского поэта и царя Хатаи шах Исмаила, ковры, ныне украшающие лучшие музеи мира, и сложная система мугамов – музыкальной формы, причудливо сочетающей приемы импровизации с незыблемыми законами традиционного исполнения.

Второй этап, охватывающий столетний период – от первой четверти XIX века до Великой Октябрьской революции, – характеризуется активным воздействием на азербайджанскую культуру передовых идей русских и европейских мыслителей, философов, поэтов и писателей. Азербайджанская культура в лице своих просвещенных представителей открывает для себя Шекспира и Мольера, Ломоносова и Пушкина, французских энциклопедистов и русских революционных демократов. Географическое расположение и историческая судьба азербайджанского народа предопределили важную особенность новой азербайджанской культуры: наши лиса гели, публицисты, деятели театра и музыки, первыми из народов Востока прикоснувшись к русской и европейской культуре, стали провозвестниками, пионерами многих новых жанров и форм в этом регионе мира. Мирза Фатали Ахундов – философ-материалист, драматург, прозаик, поэт и критик – создал шесть замечательных комедий, – то были первые пьесы на всем исламском Востоке. Драматургия М. -Ф. Ахундова стимулировала создание – в 1873 году – азербайджанского драматического театра – первого театра европейского типа на Востоке (народные, площадные или мистериально-религиозные формы театра существовали на Востоке издавна).

Ученый-дарвинист, выпускник Московского университета Г. Зардаби стал издавать первую азербайджанскую газету «Экинчи» («Пахарь»), газету демократического направления. В начале XX века, уже после громовых раскатов первой русской революции, в Тифлисе стал выходить революционно-демократический, сатирический журнал «Молла Насреддин», имевший огромную популярность во всех концах мусульманского мира. Его основателем и бессменным редактором был Джалил Мамедкулизаде, прозаик и драматург, заложивший основы целого направления в азербайджанской литературе, известного под названием «школы «Моллы Насреддина», в которую входил и прославленный поэт Сабир. В январе 1908 года в Баку состоялось еще одно, доселе неслыханное в мусульманском мире событие- премьера первой восточной оперы «Лейли и Меджнун», музыку которой написал двадцатитрехлетний композитор Узеир Гаджибеков, впоследствии классик советской музыки.

Все эти явления, выходящие далеко за рамки узко национального значения, были бы немыслимы без благотворного влияния европейской и в первую очередь русской культуры, без знакомства азербайджанских художников с творчеством Пушкина и Гоголя, Глинки и Чайковского, Белинского и Герцена, Толстого и Чехова. Но и знакомство с Азербайджаном, его богатыми фольклорными традициями, его природой и колоритными людьми, образами Кавказа и Востока в целом, отразилось в творениях русских поэтов, художников, композиторов: вспомним Пушкина и Лермонтова, Глинку, Римского-Корсакова, Балакирева, Рубинштейна, Верещагина, Л. Толстого и многих других.

Эти традиции, благородно заложенные еще в далекие времена, приобрели новый дух и новый смысл в эпоху социалистической революции: «гулом восстаний)» откликнувшись на залп «Авроры», Азербайджан, по словам Маяковского, «первым с Востока» встал на октябрьские баррикады. Социалистическую новь Баку воспевали Горький и Маяковский. В Баку Сергей Есенин создал один из самых своих проникновенных циклов – «Персидские мотивы». И. Сельвннский написал замечательную трагедию в стихах «Орла на плече носящий» – о героическом сыне азербайджанского народа Бабеке. Образы Азербайджана возникают в поэзии Н. Асеева, Н. Тихонова, В. Луговского, К. Симонова-Любовь к Азербайджану, его культуре и языку выразилась В емких, лаконичных словах многих русских писателей. М. Горький признавался: «Я приехал в свой родной край, в пролетарский Баку, который давно полюбил и о котором уже давно мечтал». «Не могу долго жить без Баку и бакинцев» – это уже признание Есенина. Прощай, Баку! Синь тюркская, прощай! Хладеет кровь, ослабевают силы. Но донесу, как счастье, до могилы и волны Каспия, и балаханский май» – это тоже Есенин.

«В трудные годы Великой Отечественной войны я десятки раз был свидетелем того, как летчики и танкисты ждали бакинский бензин, – писал Леонид Соболев. – В Одессе и Севастополе они мерили горючее на граммы… Бензин, как и снаряды, был витамином войны. На бакинском горючем врывались наши танки в Пруссию, на бакинском бензине овладели военным небом герои-летчики, на бакинском топливе глиссеры Днепровской флотилии перебрасывали через реку Шпрее десант в кварталы Берлина».

«Сердце Востока – великий Баку», – сказал В. Луговской.

2. Назвав имя Владимира Луговского, очень дорогое для азербайджанских литераторов, я хотел бы перейти к ответам на второй вопрос анкеты. Луговской дорог нам не только как автор проникновенных стихов и книги «Каспийское море», посвященных Баку, но и как один из вдохновителей, организаторов и создателей первой антологии азербайджанской поэзии на русском языке. А для меня лично это был первый большой – во всех смыслах этого слова – русский поэт, которого я видел в своей жизни. Он был другом моего отца, переводил его, и моя детская память запомнила его огромную фигуру, громовой голос, удивительную манеру читать свои стихи, которые я впервые услышал в нашем доме в Баку. В нашем доме – в доме моих родителей, народных поэтов Азербайджана Расула Рзы я Нигяр Рафибейли, мне пришлось соприкоснуться с удивительной русской поэзией в лице ее живых представителей. Во время посещения Баку в нашем доме бывали М. Светлов и П. Антокольский, Я. Смеляков и А. Тарковский, многие другие поэты разноязычной страны, которые читали свои стихи в оригинале, читали и в переводах на русский…

С очень раннего возраста вошла в мою жизнь и русская классика, ибо в нашем доме постоянно звучали стихи Пушкина, Лермонтова, Некрасова, Блока, Маяковского, Есенина. Мама переводила Пушкина – послание к декабристам, стихи, посвященные няне. Отец перевел «Полтаву», «Графа Нулина», «Демона», «Маскарад», «Кому на Руси жить хорошо», все основные произведения Маяковского. Русская поэзия так глубоко и основательно вселилась в меня, что

спустя много лет, не будучи поэтом и переводчиком, я тем не менее рискнул и перевел на азербайджанский стихи, которые всегда «носил я с собою и знал назубок», -«Поэтов» Блока, «Не жалею, не зову, не плачу…» и «До свиданья, друг мой, до свиданья…» Есенина, «Лиличка! Вместо письма» и «Уже второй, должно быть ты легла…» Маяковского, «Зимнюю ночь», «Гамлета», «О знал бы я, что так бывает…», «Быть знаменитым некрасиво…» Пастернака.

Но, конечно, для меня как прозаика насущно важными были уроки русской прозы – уроки Гоголя, Достоевского, Л. Толстого, Чехова, Бунина, Горького, Шолохова. Поразительными открытиями моего зрелого возраста были Булгаков и Зощенко. «Мастер и Маргарита» и «Голубая книга» для меня – мужественные и мудрые свидетельства писательского, гражданского, человеческого достоинства. Большое просветительное значение в период формирования моего поколения – в середине 50-х годов – имели путевые заметки, литературные эссе, мемуары И. Эренбурга. Из современников наиболее близок мне был Ю. Трифонов. Я горжусь, что в период дискуссионного отношения к его прозе я написал для журнала «Дружба народов» рецензию на его лучшую, на мой взгляд, вещь – «Другая жизнь».

Естественно, что я с пристальным вниманием слежу за работой своих коллег из других братских республик. Так же естественно, что мой духовный мир немыслим без высочайших образцов литературы мировой.

Турецкая литература – третья литература, кроме родной азербайджанской и русской, которая доступна мне в оригинале, ценна мне творчеством Юнуса Эмре, Караджаоглана, Назыма Хикмета, Орхана Вели, Сайта Фаика, Орхана Кемаля и др. Если бы мне довелось составлять очень небольшую антологию лучших зарубежных рассказов XX века, я бы включил в нее «Мертвых» Дж. Джойса, «Поджигателя» У. Фолкнера, «Снега Килиманджаро» Э. Хемингуэя, «Осень» Акутагавы и одну из новелл Хулио Кортасара, – не опасаясь обвинений в эклектизме и руководствуясь только своим пониманием истинного и прекрасного в литературе. Если же говорить о непосредственном влиянии на мою работу, то я бы назвал скорее не прозаиков, а художников кино…

Перечислением имен и произведений я отнюдь не хочу демонстрировать свою эрудицию, да в наше время и в нашей самой читающей стране этим, собственно, никого не удивишь. Я лишь хотел, отвечая на поставленный вопрос, выяснить, в том числе и для самого себя, из каких элементов и ингредиентов состоит то самое неуловимое, до конца не осознанное и неподвластное нам явление, которое называется «творческим влиянием».

г. Баку

Имант АУЗИНЬ

Недавно в Риге состоялось совещание на тему: «Общее и национально-своеобразное в поэзии народов СССР». Мне близка высказанная на этой встрече мысль чувашского критика Атнера Хузангая: мы хотим предстать перед другими народами как определенная культурная целостность, чтобы подарить кое-что миру, давшему нам так много.

Действительно, богатство советской культуры во многом определяется именно исключительным разнообразием национальных традиций, их развитием и творческим взаимодействием. Это как бы модель культуры человечества: наряду с древними литературами со столетними и даже тысячелетними традициями развиваются относительно молодые литературы с богатейшим фольклорным наследием.

В Латвии сейчас идет подготовка к 150-летию (в 1985 году) крупнейшего фольклориста, собирателя народных песен, Отца дайн, как его величает народ, Кришьяниса Барона. Его жизненный подвиг спас для нас и человечества огромнейшую сокровищницу народных песен. Сегодня этих песен (с вариантами) более миллиона, как принято уточнять – по одной на каждого латыша. Этот клад – первое, что хотелось бы нам подарить другим народам (хотя бы наиболее значительную часть). В этом направлении ведется работа.

Без этой работы нам трудно раскрыть перед другими народами другое наше богатство – лучшие достижения классической поэзии, в первую очередь Райниса, так как корни этой поэзии тесно переплетаются с фольклором. Наряду с поэзией Райниса все дальше выходит в мир поэзия Александра Чака; думается, что это один из крупнейших европейских поэтов его времени – эпохи революций, огромных социальных преобразований, двух мировых войн. Нам хотелось бы также, чтобы другие народы нашей страны лучше узнали таких крупных и своеобразных поэтов, как Аспазия, Я. Порук, К. Скалбе, Ф. Барда, Э. Адамсон и др. Их традиции, как и традиции фольклора, с которыми они срослись, живы и сегодня.

Современная латышская поэзия переводится и издается немало. Главное – повысить качество переводов, отбора, критических оценок]

Мы предстали перед другими народами как лирики; наша поэма, баллада во многом еще неизвестны. Думается, что первая причина этого явления – сложный и очень нелегкий опыт количественно небольшого народа в XX столетии. Но картина революции 1905 года, подвига латышских революционных стрелков, земли и народа, давших миру этих людей, без латышской современной лиро-эпики остается неполной.

Разумеется, наши прозаики и драматурги, как и представители других литератур народов СССР – русской, литовской, эстонской, белорусской, молдавской, украинской, вносят важный вклад в изображение событий последней войны и послевоенных лет. Этот вклад ничто и никто в мире не в силах заменить.

Особо хочется сказать о переводах – именно через переводы литературы узнают друг друга. Все мы, особенно переводчики, все еще в неоплатном долгу перед нашими литературами. Конечно, сделано немало – даже в таком трудном жанре, как поэтический перевод.

Мне повезло. Я рано начал переводить, составлять сборники и антологии, участвовал в декадах литератур (кстати, напрасно забытых).

Я перевел на латышский язык стихи С. Нерис, М. Рыльского, Е. Винокурова, О. Сулейменова и классиков – Лермонтова, Блока, Исаакяна, М. Цветаеву и др. Был одним из составителей сборника украинской советской поэзии «Песня, рожденная бурей» (Рига, 1963). Составил крупнейшую «Антологию русской советской поэзии» в двух томах (Рига, 1976, 1978). Это было хорошей школой, помогло открыть новые грани в русской и украинской поэзии.

Но многие мои сверстники сумели сделать больше. В переводах Ояра Вациетиса, Кнута Скуениекса, Улдиса Берзиньша, Лаймониса Камары, Мариса Чаклайса, Иманта Зиедониса, Арии Элксне, Леонса Бриедиса, Дайны Авотынь, Яниса Сирмбардиса и других латышским читателям стали близки произведения современных русских, литовских, армянских, азербайджанских, украинских, молдавских и других поэтов.

Наше теперь уже так называемое среднее поколение поэтов много сделало в поэтическом переводе; и «повинны» в этом наши сверстники в других республиках; утешает мысль, что Е. Евтушенко, Ю. Марцинкявичюса, П. -Э. Руммо, М. Траата, Г. Виеру, О. Сулейменова, И. Драча и других поэтов мы переводили, очень интересовались их творчеством уже тогда, когда они еще не стали «почти классиками»…

Что-то ныне молодые поэты редко раскрывают нам в переводах, статьях своих самых интересных сверстников в других республиках…

Обо всем сказать невозможно, но хочется подчеркнуть: в поэзии было немало общих поисков (интерес к истории, «культурный Ренессанс», даже модели «тихой, спокойной» лирики).

Или еще: все возрастает значение прозы других народов в духовной жизни нашей республики; тут уместно было бы вспомнить и русскую деревенскую прозу, н недеревенскую (Ю. Трифонов, Д, Гранин и др.), и белорусскую военную прозу, и литовский роман, и Чингиза Айтматова, и И. Друцэ, и О. Чиладзе, и многих других.

Главное вот в чем: все больше убеждаемся, что можем кое-что подарить миру, давшему нам так много.

г. Рига

Сергей БАРУЗДИН

Мне хотелось бы коснуться проблемы художественного перевода, хотя она и не затронута в анкете «Вопросов литературы».

Без художественного перевода нет и не может быть разговора о взаимовлиянии и взаимообогащении братских литератур народов СССР, о их взаимодействии с литературами социалистических стран и прогрессивной литературой мира.

Если среди огромного числа показателей, которыми сегодня, в год 60-летия образования Советского государства, характеризуется разворот переводческого дела в нашей стране, попытаться найти цифру, в которой вся эта гигантская система была бы спрессована, стоит начать с того, что в СССР каждая третья книга, выходящая из печати и относящаяся к художественной литературе, – книга переведенная. Если же добавить гигантские тиражи и огромное количество названий, то закономерно, что нашу страну называют великой переводческой державой.

Как тут не вспомнить такие издания, появившиеся в последние годы, как 200-томная «Библиотека всемирной литературы», «библиотеки» литератур социалистических стран, 50-томная серия «Источники дружбы», вышедшая в Киеве на украинском языке, 60-томная серия «Сокровищница братских литератур», вышедшая там же, серия «Созвездие» в Литве, двухтомная антология русской советской поэзии в Латвии, двухтомная антология современной литовской лирики в Белоруссии…

Только в Литве между двумя последними писательскими съездами издательство «Вага» выпустило более 600 переводных книг, из которых более половины – переводы с языков народов СССР. Изданы собрания сочинений Гоголя, Толстого, Достоевского, книги Шолохова, Лациса, Шукшина, Куусберга, Коласа, Мележа, Нурпеисова, Айтматова, Г. Маркова, Чаковского, Бондарева, Белова, Распутина, переведены заново и вышли в свет произведения Некрасова, Блока, Исаакяна, Вургуна, Вааранди, Вациетиса, Драча, Винокурова. На литовском языке представлены все основные направления современной советской прозы и поэзии. На литовском изданы Гомер, Софокл, Катулл, Вергилий, Шекспир, Данте, Гёте, Неруда, Гессе, Кортасар, Манн, Гарсиа Маркес.

За те же годы более двухсот литовских книг переведены на языки народов нашей страны. Это книги Межелайтиса и Авижюса, Марцинкявичюса и Слуцкиса, Бубниса и Балтушиса…

Литовская республика – пример не исключительный. Рост читаемости и укрепления переводческих связей характерен и для Украины, и для Грузии, и для Узбекистана, и для Латвии, и для Молдавии, и для других республик.

Существенно укрепились переводческие связи и в масштабах социалистического содружества.

Сошлюсь хотя бы на пример Болгарии.

В Болгарии вышли антологии латышского, азербайджанского, грузинского, эстонского рассказа, поэтические сборники поэтов большинства союзных и автономных республик, переводятся практически все заметные новинки многонациональной советской прозы. И не случайно, к примеру, что роман Баграта Шинкубы «Последний из ушедших» переводится и выходит на болгарском почти одновременно с русским изданием, а «Брачная ночь» Ивана Шемякина, опубликованная в «Полымя», выходит в Болгарии раньше отдельным изданием, чем в Белоруссии. Пятнадцать армянских писателей переведены на болгарский непосредственно с армянского, среди них Матевосян, Халафян, Тотовенц, Петросян, Аршакян. За первых три послевоенных десятилетия на болгарском вышло более трехсот книг украинских писателей. Поэзия народов СССР воссоздана по-болгарски такими прекрасными поэтами, как Димитр Методиев, Найден Вылчев, Йордан Милев, Андрей Германов, Иван Давидков…

С другой стороны, и все лучшее, значительное, что появляется сегодня в болгарской литературе, переводится на русский и другие языки братских народов нашей страны.

Но тут возникает одна весьма существенная проблема.

Нет, я говорю не о проблеме подстрочника, о которой мы так часто и бесплодно спорим. Обучить всех переводчиков языкам и «отменить» подстрочники – это, конечно, донкихотские прожекты.

Важнее отметить, что размах переводческого дела в нашей стране, его количественный рост все острее заставляет нас по-новому подходить и к самой функции художественного перевода, и особенно к качеству его, и к вопросам подготовки кадров не только знающих, а и талантливых переводчиков.

Ведь по знаменитому определению Пушкина, переводчики «почтовые лошади просвещения».

Мне думается, что функции художественного перевода в условиях многонациональной социалистической системы нуждаются в теоретическом доосмыслении. И тут многое может сделать журнал «Вопросы литературы», журнал «Литературное обозрение», вся наша литературная печать.

Главная наша беда не слабое знание переводчиками языка оригинала, а поточное производство переводческой продукции по подстрочникам без всякого представления и без всякого интереса к оригиналу и культуре того народа, с языка которого осуществляется перевод.

Вспомним переводы грузинской поэзии на русский язык.

Заболоцкий, Тихонов, Пастернак, Симонов, а ныне Межиров, Евтушенко, Вознесенский, Ахмадулина, – все они переводили и переводят грузинскую поэзию без знания языка, но с огромным проникновением не только в суть подстрочника, а и в душу грузинского народа.

К слову, если уж я вспомнил о грузинской поэзии, то стоит сказать и о грузинском опыте организации переводческого дела. Создание в республике специального государственного института – коллегии по художественному переводу, организация работы по воссозданию квалифицированного «банка подстрочников» – все это достойный пример для подражания во всех республиках, во всех регионах страны.

Короче, общественное мнение должно гнать переводчиков не столько к учебникам языка, сколько к оригиналу, к автору оригинала, к книгам по истории и культуре его народа, к прямым контактам с этим народом, то есть гнать переводчика в страну создателя.

Такие контакты и сами по себе – дело огромной важности. Система переводческих взаимосвязей литератур народов СССР, если брать задачу на всю глубину, – это не просто огромное количество текстов на сотне языков. Это прежде всего огромное число творческих контактов, с ними связанных. Именно они в сочетании с собственно литературным процессом и оказывают решающее влияние на взаимодействие и взаимообогащение наших братских литератур, рожденных на базе ленинского интернационализма, обогащенных опытом строительства развитого социалистического общества.

Владимир БЕШЛЯГЭ

Если задуматься над вопросом, что вносит молдавская литература в общесоюзный процесс, в памяти возникают имена И. Друцэ и В. Василаке, И. -К. Чобану и С. Шляху, А. Лупана и Г. Виеру, Е. Букова и П. Боцу… Не буду множить список, дело не в нем. Книги молдавских писателей хорошо известны русскому и всесоюзному читателю, их активно обсуждает критика. Одним словом, молдавская литература обрела в сознании читателей свое достаточно определенное лицо. Естественно, каждый талантливый писатель, каждое яркое произведение накладывает свой отпечаток на общий процесс. И все же что-то вырисовывается при этом такое, что выходит за рамки индивидуального стиля и осознается нами как нечто национально-особенное. Это «что-то», это «нечто» легко почувствовать, гораздо труднее определить, сформулировать: