Каминаут: я не люблю фантастику, отдельно не люблю истории о попаданцах в параллельный мир, еще отдельней— о попаданцах в иное время, а полную неприязнь вызывают антиутопии. Про утопии не знаю: их в чистом виде не сочиняют давно. Ну, и вот: все перечисленное в разных пропорциях есть в новой повести Татьяны Бонч-Осмоловской «Сквозь слоистое стекло»iКиев: Каяла, ФОП РетiвовТетяна, 2019.. Естественно, книга заинтересовала.
Уточним: перечисленные жанры представлены именно в повести, а не в мире, созданном этой повестью. С тем миром (вернее — мирами) все довольно занятно. В принципе, от автора этого следовало ожидать. Хронотоп, явленный нам на первых страницах, имеет прямые отсылки к предыдущим книгам Бонч-Осмоловской. В первую очередь надо вспомнить повесть «В плену запечатанных колб» и почти утопичных «Сиблингов»iОбе упомянутые книги вышли под одной обложкой (Т. Бонч-Осмоловская. Развилка. М.: Фабула, 2017).. Темы иного обустройства России, смешения реального и виртуального, невозможность бескорыстного служения избранной идее, концепты альтернативной истории, взятые по отдельности, прямо скажем, не оригинальны. Но мы имеем дело с писателем состоявшимся, обладающим своеобразным взглядом на структуры бытия.
Если коротко, в наружном слое стекла сбылась мечта Миклухо-Маклая. Русские основали колонию южнее экватора. Почему-то не в Новой Гвинее, а в Австралии. Куда-то пропали аборигены: сепаратисты-буддисты есть, а местных племен нет. Но вообще устроились неплохо. Вот главный герой, Антон, правит доклад к юбилею: «В Югороссии установился новый общественный строй — земля и все производства находились (находятся, поправил Антон) во всеобщей собственности и управляются ко всеобщему благу специально обученными и уполномоченными мастерами». Получился немарксистский коммунизм. Только с денежками, именуемыми тут «необами». Конечно, ждешь подвоха. Сначала — простого. Уж слишком идеальная вырисовывается картина: детей рожают в семнадцать, работают до девяноста. Хочешь — трудись на благо общества, не хочешь — занимайся архаичным частным извозом, за него неплохо платят. Общая малореальность и пластмассовость существования мерцает сразу. Как, к примеру, вовсе неидеальным выглядел мир будущего в комедии Маяковского «Клоп». И это только первая литературная ассоциация, вызываемая книгой.
Далее будут отсылки к роману «Остров Крым», к фильму «Матрица», к «Пене дней» Бориса Виана — почти цитата с цветком, выросшим в легких. Даже митьковская мифология вспомнится: из-за очень важного Икарушки в начале книги. Будут явлены Стругацкие — в первую очередь их «Отягощенные злом» и «Обитаемый остров», но не только. Айзека Азимова много. Причем автор аккуратно, но явно дает понять, что отсылки эти весьма неслучайны. Это мы перечислили только самые явные ассоциации, ведущие в наиболее очевидные литературные вселенные.
Но книга длится, а мир не рушится. Начинаешь думать, что происходящее — продукт внешнего эксперимента: окружающие страны придумали для соседей искусственный мирок, и наслаждаются. Тоже неверно. Далее мысль недоверчивого читателя сворачивает в сторону того, что все происходит сугубо в голове некой дамы, повествование о довольно странных приключениях которой идет пунктиром сквозь всю книгу, перемежая основное действие. Тем более эта дама из основного повествования выпала, и многое в сюжете завязано на ее поисках. Однако это слишком простой вариант.
Затем становится теплее. Оказывается, несколько десятилетий назад идеальная русская колония на юге совершила дивный технологический рывок.
Только был ли этот рывок в реальности? И вообще — где реальность спрятана? Ситуация похожа на морок, кем-то убедительно внушенный населению. Да и действия главного героя напоминают сон — не страшный, а муторный: идешь в сторону, противоположную необходимой, в результате каким-то макаром оказываешься там, где хотел, но результат появления в нужном месте разочаровывает.
Будучи не уверен в правоте собственной интерпретации, от явных подсказок воздержусь, но рекомендую обратить внимание на логическую головоломку, заданную Антону будущим начальником в четвертой главе. Финал книги весьма зависит от читательского решения этой задачки. Причем там даже не бинарный вариант: прав главный герой или нет. Соответственно, небинарен и финал: вот разве поведение героев в итоговых главах соответствует поведению трезвомыслящих людей в стандартном мире? Хотя, кажется, я уже начинаю выдавать подсказки, от чего зарекался.
Лучше скажу чуть о другом: мир книги действительно слоист. И слои перемешаны. Стало быть, есть не только несколько разных выходов-финалов, но и различные входы. К примеру, представленный утопический мир — это мир социальных сетей. Каждый персонаж имеет некий аналог встроенной открытой памяти, позволяющей рассказывать о себе встречным-поперечным. Или, соответственно, скрывать от них информацию. Опять-таки: все сугубо добровольно. Отщепенцы-кедрозвоны вольны жить в своих поселениях и всячески игнорировать новые технологии.
Но зато и расправиться с кем-либо, наделавшим глупостей, легче легкого: «Просто выключат и все» — такой приговор огласили Антону. Заметим: приговор вынесен за предполагаемую гибель другого персонажа. А тот решил исчезнуть, имитировав смерть. Это ведь лишь кажется, что выход из социальных сетей легок, как и жизнь в оных. Там друг на друга все крайне завязаны. Есть у буддистов понятие «пратитья-самутпада» — взаимно обусловленная причинность. Ты можешь быть очень хорошим, но деяния и намерения окружающих приковывают тебя к сансаре. Приходится «спать, черпая примеры из предыдущих сновидений»,iЕ. А. Торчинов. Философия буддизма Махаяны. С-Пб.: Санкт-Петербургское востоковедение. С. 164. как формулировал выдающийся буддолог Е. Торчинов.
Однако, неверно сводить идею книги к восточным тонкостям — хотя буддийские сепаратисты помянуты в повести с умыслом. Философская нагрузка «Слоистого стекла» куда разнообразней. Скажем, цифровая личность героев — это ж самое настоящее тело без органов, описанное Делезом. И сами соцсети — явный продукт постмодерна. В том смысле, в каком ракетные технологии были продуктом русского космизма, а НТР — следствием рационалистических идей. А поскольку сети ныне очевидно побеждают все прочие виды активности и в некотором смысле сделались реальней «первой» реальности, то…
Разумеется, сказанное в нескольких предыдущих абзацах — лишь малая часть культурных аллюзий, вызываемых книгой Татьяны Бонч-Осмоловской. Мы тут кратко изложили всего лишь один подход к мирам этой повести. А подходов таких много. Жаль, книг подобных мало. Но эту фразу можно повторять из рецензии в рецензию. Долго-долго еще можно повторять.